Черный Пес был зол и встревожен.
Именно в таком порядке. А на Дороти неожиданно снизошло спокойствие. Видимо, потрясения в таком количестве как-то уравновесили друг друга, и она попала головой в своеобразное око бури. Вокруг все ревело и происходило, но внутри отчего-то царила полная безмятежность.
Команда Морено перешептывалась, что-то обсуждала, но все звуки плыли мимо. Дороти с интересом разглядывал яркий кубик, который выпал из кармана матроса. Кубик был мал, но словно выточен из прозрачного зеленоватого горного хрусталя. Бледное свечение внутри него было едва заметно — как гнилушка на болоте. Оно то становилось ярче, то совсем блекло, и Дороти казалось, что интереснее этого мерцания на свете ничего нет.
Слова плыли мимо, теряя значение.
— Нужно догнать “Каракатицу”. Она вышла из порта днем — на ней отвратный сухопутный шкипер и ошметки команды нашей боевой мэм. На большой воде мы возьмем их без потерь, — Морено озабоченно вытирал ветошью палаш, стирая следы крови.
— На чем пойдем, кэптен? На этой странной лоханке? — один из пиратов, большой и грузный, с частыми шрамами на запястьях и пальцах (по всей видимости, корабельный плотник), мрачно покачал головой. — Она мне не по нраву. Здесь дурно пахнет и происходит тоже дурное.
Остальная команда согласно зашепталась. Дороти никак не могла сосредоточиться. Попыталась отвести взгляд от кубика и тоже потерпела поражение.
— Чтоб вас кракен сожрал, стоило мою команду денек подержать в клетушке, как они уже видят в каждой тени демонов. Корабль хорош. Двадцать шесть пушек — всего на четыре меньше, чем на “Каракатице”. Осадка мелкая. Пустой. Паруса в порядке, полностью готов к отходу. Подарок морского бога. Чего вам еще надо, селедкины дети?
— Ты просто недавно на борту, кэптен, вот и не чуешь. А останешься подольше…
— Джок, я бы рад послушать бабкины сказки, но времени у нас в обрез. А воевать с гарнизоном у меня сейчас нет никакого желания — все наверх, поднимаем якорь…
Дороти хотела сказать, что ей тоже не нравится бригантина и она полностью на стороне команды, но открыть рот не смогла. На плечи легла свинцовая тяжелая подушка, голова сразу показалась пудовой гирей, и она стала медленно клониться вперед.
— Кэптен, глядите, с девкой-то… неладно.
Вокруг разом все взорвалось движением, мелькнуло уже очищенное от крови лезвие палаша и с хрустом опустилось на источник мерцания, а потом Дороти прилетела такая оплеуха, что зазвенело разом в обоих ушах. Зато пленка марева, в котором она тонула, лопнула разом.
Дороти неловко упала и ударилась плечом о доски. Мир снова мигнул, крутанулся и наконец обрел четкость, но почему-то начал трястись. И только спустя несколько секунд она сообразила, что это не мир, а Черный Пес сильно раз за разом встряхивает ее, ухватив за одежду, и зовет очень громко:
— Мэм! Вильямс! Очнись, дери тебя все святые по очереди! Джок, найди на этой лоханке выпивку и покрепче. И тащи сюда, только хлебни, перед тем как тащить — а то отраву принесешь…
— Где матрос? — Дороти перехватила Морено за запястья и прекратила встряхивания, от которых и так затуманенная голова ныла еще больше. — И штука, мерцающая…
— Какой матрос? Какая штука? — Черный Пес уставился на нее единственным глазом с таким незамутненным беспокойством, что Дороти поняла — дело нечисто.
Миражи в океане были вещью обыденной, водная гладь шутила с глазами и оптикой как могла, но одно дело, когда тебе в облаках видится берег несуществующей земли, и совсем другое — когда твоя галлюцинация имеет две ноги, мерзкую морду и ворох игральных карт, от которых…
— Когда я спустилась сюда, я видела человека. У него было странное лицо — доброе, как у деревенского дурака. Он сидел тут, нес вахту…
— Кэптен, с тех пор, как нас тут заперли, сюда не спускалась ни единая живая душа. Крысы — да, бегали, но на двух ногах никто не приходил, — проговорил Джок, смотря на Дороти как на сумасшедшую. — Она спустилась, потом вместо того, чтобы открыть запоры — вот, у клетки смяла край. Мне пару фраз сказала и в угол уставилась, а потом ты, кэптен, этот угол рубанул — по чистому воздуху…
Дороти встала, пошатываясь, и осмотрелась. Никакого матроса, разумеется, в трюме не было, как и мерцающего кубика и выпавших из рук игральных карт. Да и между тем трюмом, из видения, и этим были явные отличия — доски темнее, нет сваленных в углу тюков с товаром, клетка, в которой сидели люди Морено, на три фута ниже той, которая мерещилась.
— Мне чего-то показалось, какой-то отсвет, вот и рубанул, — Морено задумчиво потер щетину. — И вроде как оно сработало. Но погоди-ка, Джок, я тоже видел охранника — когда заглянул сюда мельком…
— Кэптен, я на крови клянусь, что тут никого не было. И остальные тоже подтвердят.
Команда “Каракатицы” согласно загомонила, а потом разом утихла, соображая — дело точно нечисто.
Морено огляделся, точно попавший в западню волк:
— Мэм, боюсь, нам придется срочно покинуть этот гостеприимный борт. Рвем когти, а ну пошли! На пирс!
Никого упрашивать дважды не пришлось, пираты споро рванули вверх по лестнице. Дороти, которую все еще пошатывало, сделала шаг, другой и сразу ощутила, что ее подхватили под руку и волокут.
— Давай, Вильямс, шевелись. Понимаю, что тебе досталось, а вы, благородные, к такому непривычны, но оставаться здесь — хуже не придумаешь. Уж лучше гарнизон форта и старая добрая стрельба, чем гребцами у морского дьявола, а тут точно без него не обошлось.
— Я стараюсь, — кивнула Дороти.
И она действительно старалась, но от былой силы, которая внезапно пришла к ней когда-то даром богов, сейчас не осталось и следа. Словно видение высосало ее всю, ничего не оставив, даже малости. Ноги слушались с трудом, а руки весили точно пушечные ядра.
Мир вокруг опять потерял четкость и поплыл.
— Морено, мне опять мерещится. Корабль…
— Двоим одновременно не мерещится. Вот же дерьмо!
— Морено, придержи язык…
— Кракен тебя сожри, ты и на том свете останешься такой же занудой, мэм? — Морено выдохнул, отпустил руку Дороти и внезапно подхватил ее поперек пояса, закинул себе на плечо, точно мешок с мукой, и рванул по лестнице наверх, прочь из проклятого трюма, который с такой легкостью превратился в ловушку.
На палубу, под проливной дождь, он Дороти буквально выпихнул и сам свалился рядом, кашляя, пробормотал:
— Проклятье! — и вновь закинул на плечо.
Команда “Каракатицы” уже вовсю спускалась с борта — кто по канату, кто по якорной цепи, кто просто прыгал сразу в воду, плюнув на обилие дежуривших рядом с пирсом акул — призраки пугали куда больше острых зубов.
От свежего воздуха в голове у Дороти прояснилось, и она почувствовала, что дурнота и тяжесть отступают, будто самым важным лечением было увеличить расстояние от проклятого трюма.
Она уже хотела крикнуть Морено, чтобы тот ее отпустил, но тут доски под ногами у него накренились и поехали в сторону.
Бригантина, словно по команде, легла правым бортом, подчиняясь невидимому рулевому, и оттолкнулась от причала. Прямо как была — с убранными парусами и опущенным якорем.
Штурвал крутанулся, сделав полный оборот, потом второй. Якорная цепь лопнула со свистом и истаяла прямо в воздухе, канаты, удерживающие такелаж, вдруг потемнели, набухли, будто давно прогнили. И лопнули, освобождая паруса, от которых, как теперь стало ясно, остались лишь серые лохмотья, словно ошметки гигантской паутины.
Флаг на главной мачте размотался, больше не сдерживаемый ничем. На нем бледный, как нарисованный плесенью, буревестник расправил крылья.
Морено покачнулся, не выдержал крена и двойного веса, и они упали на доски, разом ставшие скользкими и прямо на глазах обраставшие темными кучами водорослей и белыми язвами кораллов.
За бортом заорали, где-то взвыло, загудело водоворотом — тем самым, жутким, услышать который означало верную гибель, и бригантина, сбросив морок и приняв истинное обличие, начала отходить от пирса.
Бортовые фонари стали синими и мутными, засияли огнями глубоководных рыб, а штурвал с четким стуком, который с легкостью перекрыл рев воды, внезапно встал на упор.
Дороти попыталась подняться и с радостью поняла, что получилось — руки и ноги снова слушались, а голова соображала, хоть и не так ясно. Но главное — прежняя сила вернулась.
— Надо уходить! — сквозь ураганный рев водоворота крикнула она Морено. — Я уже в порядке!
Тот, пошатываясь, тоже поднялся на ноги и завороженно огляделся. Увидел, как с левого борта от них удаляется причал, на который уже вылезала потрепанная команда “Каракатицы”, и в его единственном глазе зажглось нехорошее пламя.
— Дьявол меня побери, корабль-призрак! Увидел-таки… Поймал. Вот удача! Он же должен быть здесь… Надо найти, мы успеем.
— Морено, уходим, он несет нас прямо в воронку! Из водоворота живыми не возвращаются.
— К черту водоворот! К черту все! Как я сразу не понял? Здесь должно быть одно из Сердец Океана. Надо его найти! Успеем! — Морено как рехнулся: вскочил на ноги, заозирался, будто действительно собирался сейчас обыскивать призрачную бригантину от трюмов и до верхней палубы.
— Морено, тебя по голове не били? Какого дьяво… Сейчас не время. Падать в водоворот даже на призраке — чистая гибель! — Дороти приходилось орать, чтобы перекрыть рев воды.
— Но те, кто на нем, — проорал Черный Пес в ответ, — они ведь как-то выживали! Значит, в бездне можно дышать… Я должен его найти!
Дороти поняла, спорить бесполезно, но сила теперь была на ее стороне, и она решила проблему проще: схватила Черного Пса за плечи и поволокла к носу бригантины. Дальше от пучины, ближе к причалу.
Ноги скользили по гнилым доскам, палуба кренилась, но Дороти каким-то чудом, три раза проскользив и один раз даже кувыркнувшись, оказалась у самого носа, который теперь украшала огромная фигура буревестника — такого же угловатого, как и на флаге. Только объемного и бледного как смерть.
И Морено Дороти по дороге не потеряла, хотя соблазн был. Правда, пользы тот сейчас не приносил — всеми силами старался разжать хватку и твердил как умалишенный про какое-то сердце.
Дороти поняла, с таким сопротивляющимся грузом она и себя не спасет, и Морено не вытащит, потому поступила с пиратом так же, как тот с ней — отвесила затрещину. Но вполсилы. От полноценного удара командора Вильямс разваливалось бревно из трехсотлетнего дуба, что уж тут говорить о голове какого-то пирата!
Морено обмяк, Дороти подхватила схватила его в охапку и, сильно оттолкнувшись от скользкого борта, прыгнула в бурлящую темную воду.
Краем глаза она успела заметить, как носовая фигура, ожив, бьет крыльями и пытается достать их клювом, но промахивается.
Они упали в ледяную воду, разом уходя на глубину.
Сквозь зеленую толщу соленой воды Дороти увидела, как яростно кричит мертвенно-светящийся буревестник, запрокидывая голову.
На поросших ракушками мачтах наполнились грозовым ветром рваные паруса.
Над головой скользнуло тенью днище с пробоиной такой величины, что нормальное судно давно бы с такой затонуло.
А потом стало четко видно, как, свесившись с борта, кого-то высматривает та самая дебелая рыжая охранница, только глаза у нее теперь не глаза, а белые покойницкие бельма. А рядом с ней недобро кривится тот самый чернокожий — словно Дороти и не ломала ему шеи, и не сдергивала с него ожерелья из моряцких серег.
Снизу кольнуло холодом сильнее, и Дороти поняла — они опустились слишком глубоко. Хотя какое глубоко может быть тут, у Йотингтонских пирсов? Еще неделю назад кто-то из торговцев сел брюхом, еле стащили.
Опять чертовщина! Дороти рванулась на поверхность, крепко держа так и не очнувшегося Черного Пса за плечо и пояс.
Стоило только вынырнуть и проморгаться от попавшей в глаза соли, как стало ясно — все закончилось. На поверхности по-прежнему лил сильный дождь, по небу неслись лохматые, почти невидимые облака. Позади еле угадывался причал — и то скорее по тому, что мелькали огни факелов. Спереди бушевал океан.
И ни следа от призрачной бригантины. Ни щепки. Ни обрывка каната.
Вильямс выдохнула сквозь зубы такие слова, которые обычно приличные девушки не говорят, и, перехватив все еще не пришедшего в себя Морено за ворот, поплыла к берегу.
А то глупо: спастись из такой передряги и угодить на ужин к прибрежным акулам.