Опасная любовь

2

Белые французские шторы закрывали оба окна в кабинете генерального директора концерна «Сингапур» Степана Петровича Шеварова. За шторами неслышно работали кондиционеры, выгоняя в унылый арбатский переулок густой сигаретный дым.

За длинным полированным столом сидели три человека: коммерческий директор «Сингапура» Петр Яковлевич Нигилист, финансовый директор Аркадий Семенович Уральцев и руководитель новой структуры концерна, ТОО «Сингапур +», Радик Назимов. Четвертый, сам хозяин кабинета, привычно занимал председательское кресло.

Судя по всему, разговор подходил к концу. Шеваров, пожилой плотный мужчина с безукоризненным пробором в седых волосах и красным мясистым Носом, постучал «Паркером» по столу.

— Ну что, господа-товарищи, — низким, хорошо поставленным голосом сказал он. — Будем принимать решение? Лично мне доводы Уральцева кажутся вполне убедительными, а кандидатура Радика не вызывает сомнений. Что молчишь, Петр Яковлевич?

— Образно выражаясь, мы выиграли сражение, завоевали территорию, — бесстрастно сказал Нигилист, приглаживая ладонью густой ежик курчавых рыжих волос. Отличительной особенностью его лица был длинный нос и близко посаженные водянистые глаза. — Вы, Степан Петрович и Аркадий Семенович абсолютно правы: пришло время укреплять нашу территорию, наше, так сказать, жизненное пространство, и сделать это можно лишь одним: торговлей. Она станет корнями нашему дереву, густо покрытому зелеными… — он сделал паузу, глядя на Шеварова.

— Листочками! — захохотал Радик, верзила с огромным крючковатым носом и выпученными глазами.

— Тут возражений у меня нет, — продолжил свою мысль Нигилист. — Но есть сомнения, что господин Назимов справится со своими обязанностями. Насколько я знаю, он специалист в несколько иной сфере деятельности.

— Цицерон, — покачал головой Шеваров. — Красиво говоришь, Петр Яковлевич. Но, что касается Радика, ты ошибаешься, и я знаю почему. Старая обида не позволяет тебе реально оценить ситуацию.

— Радик именно тот специалист, который нужен для становления торговли на стадии дикого накопления капитала, — прошамкал Уральцев, сухой старичок с темным морщинистым лицом. — Его связи и влияние известны, поэтому за судьбу «Сингапура +» можно не беспокоиться. Ну а что касается стратегии деятельности нашего ТОО, тут мы поможем Радику. Я — за.

— Я тоже, — сказал Шеваров и посмотрел на Нигилиста.

— И я — за, — Радик поднял вверх руку, будто пионер-отличник, готовый отвечать выученный урок.

Три пары глаз устремились на Нигилиста. Хотя решение принималось простым большинством, никто не хотел, чтобы в ограниченном кругу высшего руководства возникали серьезные разногласия. К чему это приводит — хорошо известно.

— Присоединяюсь к большинству, я человек дисциплинированный, — холодно сказал Нигилист. Его длинный, наводящий тоску нос брезгливо дернулся.

— Банкет в «Праге» сегодня в семь, — обрадованно сказал Назимов. — Приглашаю всех. Петра Яковлевича особенно.

И снова три пары глаз остановились на Нигилисте.

— Я дисциплинированный человек, — тем же холодным тоном повторил Нигилист. — Но сегодня у меня весь вечер занят. Дела, не терпящие отлагательства. Однако, если господин Назимов перенесет банкет на завтра, я смогу принять участие.

— Да-да, — неожиданно поддержал его Шеваров. — Давай перенесем на завтра, Радик. У меня, понимаешь ли, тоже сегодня вечером неотложные дела.

— Завтра так завтра! — не стал спорить Назимов. — Слушайте, какая разница? Если сегодня есть проблемы — их надо решить, а завтра со спокойным сердцем хорошо посидеть за хорошим столом, попить-покушать в свое удовольствие. Ну? Отлично! Значит, завтра в семь в «Праге».

— Все, друзья мои, вопрос решен, — подвел итог Шеваров. — Будем считать совещание законченным. Радик, ты завтра с утра доложишь мне о том, что сделано, что нужно сделать по выполнению принятого нами плана. Подробнее — о деталях. В три мы обсудим твой доклад уже как полноправного руководителя Сингапура +», а потом и на банкет будем потихоньку собираться. Вот видишь, и у Тебя сегодня вечером возникнут проблемы. Решай их. Все свободны. Петр Яковлевич, а тебя попрошу задержаться. Нужно кое-что обсудить.

Степан Петрович умел разговаривать с людьми, и не просто умел — долгие годы номенклатурной работы отточили это умение до совершенства. Да, номенклатура, элита советского общества… Теперь она называется по-другому: «новые русские», хотя имена многих «новых» давно уже вызывают оскомину у простых русских. Но, как и прежде, их мнение никого не интересует.

— Все еще злишься на Радика? — негромко спросил Степан Петрович, когда Уральцев и Назимов ушли. — Не можешь ему простить, что Наташа ушла от тебя?

— Это в прошлом, — спокойно ответил Нигилист. — Вы знаете, что я живу будущим, прошлого для меня не существует.

— Неужто и вправду не вспоминаешь Наташку? — удивился Шеваров. — Красивая девка была, красивая. Завидовал я тебе даже, по-хорошему, конечно, по-дружески, но завидовал. Не знаешь, где она теперь, чем занимается?

— Замуж вышла, но меня это не интересует.

— С тебя станется, — вздохнул Шеваров. — Ты у нас гениальный стратег, а гении они все немного не того… Я тебя, Петя, вот о чем хочу спросить. Ты знаешь Ирину Таранову? Барсуков говорит, она подруга твоей бывшей жены, Наташки.

— Знаю. Студентка… Щепкинского, кажется. Или Щукинского, я все время их путаю, эти училища. Свидетельницей была у меня на свадьбе. А что? Почему вы спрашиваете, Степан Петрович?

— Да понимаешь, в чем дело, — лукаво усмехнулся Шеваров. — Этот негодяй Барсуков как-то показал мне кадры, не вошедшие в один дурацкий фильм. И там была эта Ирина. Ну, скажу я тебе, и девка! Это что-то невероятное. Такая, понимаешь, любовная сцена, страсть, ненависть… Эх! Запала она мне в душу, покоя нет. А Барсуков, подлец, говорит, живет она с мужем кое-как, денег нет, играет в студенческом театре… Вы, Степан Петрович, говорит, станьте ее спонсором, с вашими, дескать, возможностями, всего можно достигнуть. И сегодня хочет затащить меня на спектакль их театра, познакомить с этой девкой. Ну и что ты думаешь по этому вопросу?

— Ирина эффектная женщина, — спокойно сказал Нигилист, — страстная. Я с нею не спал, но по тому, как она пренебрежительно относилась ко мне, знаю: большая эгоистка, если что ей не нравится, отшвырнет, не задумываясь. Ну а если понравится… Вот и делайте выводы. Сумеете расположить ее к себе, вполне можете рассчитывать на продолжение. Нет — лучше сразу уйти.

— Значит, надо суметь, — определил свою задачу Шеваров. — А ее муж… тоже какой-то, понимаешь, актеришка… он бучу не подымет? Ты знаешь, моя Инга — баба спокойная, но скандалы никому не нужны, особенно нам, людям солидным, так сказать, уважаемым в обществе. Не станет, понимаешь, следить, козни всякие строить?

— Чтобы нейтрализовать мужа, есть одно замечательное средство, — бесстрастно сказал Нигилист. — Нужно с ним познакомиться, побывать у него дома, произвести приятное впечатление. Пусть думает, что, если жена задерживается, она в обществе хорошего человека, большого поклонника ее таланта.

— Да? — с недоверием спросил Шеваров. — Думаешь, не станет возмущаться?

— А кто он против вас? Вы просто подавите его волю своим превосходством. Кроме того, специалисты говорят, это дает ни с чем не сравнимое ощущение истинной власти, когда люди подчиняются не потому, что вы начальник и обеспечиваете их зарплатой, а потому, что понимают: они — ничтожество против вас.

— Ну ты и сказал! — довольно хохотнул Шеваров. — Но — помог мне, спасибо, Петя. Я твой должник.

— Пожалуйста, — сказал Нигилист.

Выйдя из дверей серого двухэтажного особняка, в котором располагалось руководство концерна «Сингапур», Нигилист резко повернул голову вправо, влево, оценивая обстановку. Мощная служба безопасности контролировала ситуацию в этом и близлежащих переулках, но… осторожность еще никому не помешала в нынешнее время, когда кровавые разборки вспыхивали чуть ли не каждый день в разных районах Москвы.

Черный «мерседес-600» проехал метров десять и плавно остановился рядом с Нигилистом. Петр Яковлевич открыл дверцу, сел на переднее сиденье, старательно пристегнул ремень безопасности. Потом повернулся к водителю, вопросительно взглянул на высокого белобрысого мужчину с короткой стрижкой.

— Какие новости, Олег?

— Все нормально, Петр Яковлевич, — сказал Олег Ратковский, телохранитель, а зачастую и шофер Нигилиста. — Прикажете доложить оперативную обстановку?

— Зачем приказывать, слушай, сам доложишь, — невозмутимо сказал Нигилист, подражая акценту Радика.

Ратковский улыбнулся.

— Все-таки назначение состоялось?

— Я не особо противился. Пусть расслабится, почувствует себя большим начальником. Нам это не помешает. А ему — вполне возможно. Я даже принял приглашение на банкет. Завтра в «Праге», в семь. Все нормально, Олег. Главное, чтобы название концерна не изменили, вот за этим мы и будем следить. Ты помнишь, откуда такое название: «Сингапур»?

— Обижаете, Петр Яковлевич! Кто же этого не знает? Я имею в виду наших людей. Степан, ИНГА, Плюс Уральцев.

— Верно, — кивнул Нигилист. — Вряд ли мы обрадуемся, если он будет называться «СингапРАД» или что-то в этом роде. Но я надеюсь, что этого не случится.

— Давно хотел спросить, а почему вашего имени нет в названии? — сказал Ратковский, разгоняя машину. — Это ж несправедливо. Все знают, что самые прибыльные операции разрабатывали вы, а вся слава достается Инге и Уральцеву.

— Не вписывается в контекст. Шеваров был очень доволен, когда придумал «Сингапур», польстил своей супруге, а то она здорово обижалась на него за слишком частые командировки. Старик обалдел от этой находки так, что, будь Уральцев бомжем с чердака соседнего дома, все равно внес бы его фамилию в название. Ну а мое имя никак не вписывалось в эту идиллию. На «СингаПЯН» Шеваров все равно не согласился бы. Ну ладно, давай о деле.

— В четырнадцать тридцать артист с решительным видом вышел из своего театра и направился, как я понял, к Барсукову. Разбираться с подлым продюсером. В пятнадцать двадцать он вошел в здание, где располагается контора нашего кинодеятеля. Через двадцать три минуты вышел из здания, вид у него был вполне довольный. Поскольку у него вечером спектакль, он отправился обратно в театр. Я не стал за ним следить, зашел посмотреть, как себя чувствует Барсуков.

— Сильно он его?

— Все по порядку, Петр Яковлевич. Охранник подтвердил, что артист побывал здесь. Парень выглядел счастливым, оказывается, Таранов снимался в каком-то фильме про современную шпану, и фильм этот чуть ли не самый любимый у парня. Естественно, он пропустил Таранова к Барсукову. Меня — тоже. Дверь в кабинет была заперта, но когда наш кинодеятель услышал, что это я, обрадовался так, что задвижку не сразу мог отодвинуть. Ничего страшного. Артист просто отхлестал его по морде, как пьяницу-воровку на рынке. Морда у Барсукова была красная, одно ухо, по-моему, распухло. И настроение, конечно, самое мстительное. Убрать, уничтожить, истребить и все такое. Сказал, что звонил вам, но вы были на совещании у Шеварова и не смогли подойти к телефону.

— Да, мне Галя передала, что он звонил. Потерпит.

Машина, мягко покачиваясь на выбоинах, стремительно мчалась по Садовому кольцу. Нигилист, откинувшись на кожаное сиденье, задумчиво смотрел вперед.

— Вы будете звонить Барсукову? — спросил Ратковский.

— Да, попозже. Что еще он говорил?

— Что честно выполнил все ваши поручения и очень надеется, что вы защитите его от посягательств всяких негодяев, которые пытаются помешать вашей совместной работе.

— Давай расклад по времени на сегодня, — резко сказал Нигилист.

— В семь вечера у него спектакль. Заканчивается примерно в половине девятого. Полчаса на то, чтобы привести себя в порядок, час езды до дома на общественном транспорте. Итого, в районе десяти он будет возле своего дома. Если, конечно, не решит заглянуть куда-либо еще. Проследить?

— Нет, не надо. Судя по его поведению, вряд ли он решит куда-то заглянуть. К тому же надо ведь похвастаться жене, как он здорово расправился с Барсуковым. Я сам что-нибудь придумаю.

— Драка исключена, — серьезно сказал Ратковский. — Парень, похоже, неплохо знает карате, и вообще крепкий.

— Такой мне и нужен. Нет, Олег, колотить я его не собираюсь, к чему такие вульгарные методы? Придумаю что-нибудь более элегантное.

— Мое участие исключаете?

— Сегодня — да. К половине одиннадцатого можешь пригласить двух девушек. Мне — брюнетку, красивую, двадцати лет. Желательно, чтобы звали Наташей. Справишься?

Ратковский хотел было сказать, что Нигилист так и не смог забыть свою бывшую жену, но, взглянув на босса, прикусил язык.

— Знаешь что, Олег, — задумчиво сказал Нигилист, — ты не обидишься, если я сам доберусь до дому? А ты пока девушек поищешь или, если хочешь, возвращайся домой. Нужно побыть одному.

— Понимаю, Петр Яковлевич, — сказал Ратковский, уловив перемену в настроении босса. — А как быть с охраной?

— Держи на такси. — Нигилист протянул стодолларовую бумажку, давая понять, что разговор окончен. — С девушками я сам расплачусь вечером.

Когда Ратковский вышел, Нигилист перебрался на место водителя, резко рванул машину с места. Одной рукой придерживая баранку, другой взял радиотелефон, уверенно набрал номер.

— Але, Барсуков?

— Петр Яковлевич! — обрадованно закричал начальник кинокомпании. — А я вам звонил, но мне сказали…

— Я знаю, — оборвал его Нигилист. — Какие проблемы?

— Этот хам, Петр Яковлевич… да он же просто сумасшедший! Я такое от него вытерпел — невозможно рассказать.

— Я знаю. Получил по морде, рассказывать об этом несложно, если не играть в героев. Я возмещу тебе моральный ущерб.

— Деньги мне не нужны, Петр Яковлевич. Я хочу, чтобы этого наглого Аристарха прибили где-нибудь в темном углу. Он ведь может помешать плану, который мы с вами разработали. Ну как я с такой рожей приду на спектакль в студенческом театре, как буду представлять Степана Петровича Ирине?

— С артистом я разберусь. А ты разберись с собой. Сегодня все должно быть так, как решили. Загримируйся, ты ведь тоже какое-то отношение к актерам имеешь. И запомни: ни слова Шеварову о том, что идея познакомить его с Ириной исходит от меня. Знаешь почему?

— Честно говоря, не очень понимаю, Петр Яковлевич, — признался Барсуков. — Я все сделал, как вы сказали, но почему и зачем, не задумывался.

— У Степана Петровича проблемы с женой. Вот я и хочу, чтобы он немного развеялся в обществе молодой, приятной дамы. Но афишировать это ни к чему. Тебе не нужно вникать в детали, запомни главное: если Шеваров узнает, что идея исходит от меня, ты не получишь обещанных денег на постановку двух фильмов. И значит, фирма твоя лопнет. Поэтому даже во сне ты должен говорить: это я позаботился о том, чтобы уважаемый Степан Петрович немного отвлекся от трудов праведных, это я, я, я все придумал. А Петр Яковлевич Нигилист тут вовсе ни при чем. Ясно?

— Все понял, все, Петр Яковлевич, — угодливо затараторил Барсуков, опасаясь, как бы Нигилист и вправду не лишил его обещанных денег.

— В двенадцать позвони домой, расскажи, Как все вышло, — сказал Нигилист и, не прощаясь, прервал связь.

Проехав светофор, он свернул к обочине, остановил машину. Достал пачку «Мальборо», закурил. Руки его подрагивали. Интересно, Радик и вправду поверил в то, что он забыл о страшном летнем вечере в прошлом году, когда, попав в безвыходное положение, вынужден был оставить наедине с этим страшным Радиком свою жену Наташу? Зная, что за этим последует… Таково было условие Радика, такова была плата за собственную глупейшую ошибку. Он сделал это, и Наташа поняла, что он специально оставил ее наедине с бандитом.

Нигилист опустил голову на руль. Перед глазами стояло страшное видение: Наташа с измученным, отрешенным лицом, с мутными, невидящими глазами, в разодранной одежде… Они думают, он когда-нибудь забудет это? Плохо они знают Нигилиста. И Радик, который осмелился назвать такую цену, и Шеваров, который и не подумал выручить своего самого ценного сотрудника. Напротив, стал орать, что под угрозу поставлена выгодная сделка, что хочешь делай, но чтобы Радик был доволен и все договоренности остались в силе…

Сигарета догорела, обожгла пальцы. Нигилист вздрогнул, выбросил фильтр в окошко, тронулся с места, направляя машину в гущу движущегося транспорта.

Они оба заплатят за то, что принудили его к самой гнусной сделке, которую можно себе вообразить. За то, что Наташа все поняла, не смогла простить ему это и ушла. Теперь она замужем за другим человеком. Это не проблема. Но решать ее нужно после того, как Радик и Шеваров исчезнут с лица земли.

Это будет скоро, очень скоро. Они и не подозревают, как скоро это случится!