4

Аристарх вышел из метро, поднял воротник своего светлого плаща, машинально дернул за козырек замшевую кепку, натягивая ее поглубже. Холодный, сырой ветер гулял по Остоженке, распугивая и без того редких в этот час прохожих. Обычно от «Кропоткинской» Аристарх шел к дому пешком. И в этот холодный мартовский вечер не изменил своей привычке, торопливо зашагал по Остоженке к улице Дмитриевского, рассеянно думая, что зря поверил утреннему солнцу, выглянувшему наконец из-за грязно-серых, как сугробы подтаявшего снега, туч и оделся по-весеннему. К вечеру погода испортилась, весной уже и не пахло.

Хорошо, хоть зонтик догадался прихватить, можно было прикрыться от мелких, обжигающе-холодных капель, падающих с неба.

На улице Дмитриевского у бордюра дремал черный «мерседес». Аристарх прошел мимо, торопясь в желанное тепло своей квартиры. Неожиданно «мерседес» резко сорвался с места, догнал Аристарха. Правое колесо машины плюхнулось в круглую выбоину на асфальте как раз в тот момент, когда Аристарх поравнялся с нею.

Жидкая грязь упругой струей брызнула на светлый плащ. Все это произошло так стремительно, что Аристарх не успел отпрыгнуть в сторону. Светлый плащ стал похож с левого боку на маскировочный халат, или, как это называют теперь, «камуфляж».

— Ах ты скотина! — закричал Аристарх, складывая зонтик, хотя мелкий противный дождь и не думал прекращаться. Но сложенный зонтик — хоть какое-то оружие против того дурака, который сидит в шикарной машине. — Ты что, гад, делаешь?!

«Мерседес», рванувшийся было вперед, пружинисто замер, будто носом ткнулся в надутый пластиковый пакет размером с контейнер. Аристарх тоже остановился, сжимая в правой руке зонтик. Ну пусть вылезает этот идиот, можно и поговорить. Пьяный он, что ли? Или совсем одурел от легких денег?

— Поговорим, поговорим, — пробормотал Аристарх, стискивая зубы. — Если, конечно, у тебя пистолета нет.

Но «мерседес» помчался вдруг задним ходом, приемистая машина, ничего не скажешь! Аристарх взмахнул зонтиком, но не успел опустить его на стекло машины — струи грязи из-под колес прервали движение руки. Светлый плащ уже не походил на камуфляж, он стал просто грязным плащом.

— Ну, сволочь, ну, идиот, я т-тебя достану… — в бешенстве повторял Аристарх, оглядываясь по сторонам.

Что зонтик? Нужна палка, толстая палка, хороший дрын, чтобы обломать бока этому блестящему лимузину и тому, кто сидит за рулем! Или подходящий булыжник — можно швырнуть, разбить стекло, фару, оставить хорошую вмятину, потом пусть удирает. Ну а если водитель выйдет, тогда у него морда станет, как фара. Только бы пистолета у него не было. Но, как назло, ничего подходящего рядом — ни палки, ни булыжника.

— Морду набью, — стиснув зубы прорычал Аристарх. — Ну давай, вылезай, скотина!

«Мерседес» ударил по глазам ярким светом фар и рванул вперед, прямо на Аристарха. Он шарахнулся в сторону, запоздало соображая, что водитель намеревался сбить его, смешать с мартовской грязью под ногами.

И уже не только ярость пронизывала сознание, но и страх. Машина едва-едва не сшибла, не раздавила его. Спасла отличная реакция. Промедли он хоть секунду — и все…

Еще стояли перед глазами красные задние огни, хотя сама машина уже исчезла за поворотом. Номера ее Аристарх не запомнил. Может, его вообще не было.

Аристарх покачал головой, отгоняя кошмарное видение, перевел дух, чувствуя, как предательски Подрагивают коленки. Его только что хотели убить. Или покалечить. Или напугать, предупредить. И, кажется, можно понять почему. Барсуков! Или он сам был в машине, или подослал какого-то дебила в кожаной куртке и зеленых штанах. Барсуков. Решил отомстить.

И снова ярость вытеснила из груди страх. Барсуков? Это ничтожество решило его проучить?! Аристарх достал носовой платок, вытер лицо, кое-как смахнул грязь с плаща, бросил платок в лужу, отметив про себя, что это, пожалуй, чересчур театральный жест, не так уж много у него носовых платков, чтобы ими разбрасываться. И торопливо зашагал к своему дому. Нет, он не опасался нового нападения, не убегал — хотел поскорее набрать телефонный номер этого ничтожества и сказать, что завтра еще раз придет в его поганую киностудию и тогда уже будет совсем другой разговор.

Войдя в подъезд, Аристарх немного успокоился и понял, что предупреждать о новом визите не следует, а то не прорвешься, лучше нагрянуть без предупреждения. А еще лучше подкараулить его у дома, вряд ли он с телохранителями домой возвращается. Но позвонить необходимо прямо сейчас!

У знакомой, обитой черным дерматином двери Аристарх вздохнул с облегчением и нажал на кнопку звонка. Раз, другой, третий — за дверью царила тишина. Возвращаясь домой после Ирины, Аристарх редко пользовался своими Ключами. Нравилось ему, когда у порога встречает любимая женщина, целует, провожает на кухню, где на столе уже и ужин приготовлен… Правда, если жена тоже актриса, хоть и будущая, о провожании на кухню и приготовленном ужине можно было только мечтать, но хоть встретит, улыбнется, поцелует…

Никто не откликнулся на его настойчивые звонки. Аристарх встревожился, торопливо всунул ключ в замочную прорезь. Если Ирки еще нет дома — где она может быть? Ведь уже поздно!

В квартире было тихо, только из ванной доносился шум льющейся воды. Любимая женщина Аристарха была дома и принимала душ, поэтому и не смогла встретить мужа у порога.

— Ирка! — Аристарх легонько стукнул кулаком в дверь ванной. — Ты уже дома?

— Нет, я еще участвую в спектакле государственного, академического, студенческого, любительского театра, — со смехом пропела Ирина.

— А меня «мерседес» грязью заляпал, — пожаловался Аристарх. — Открой, пожалуйста, нужно умыться.

— Замечательно! — пропела в ответ Ирина. — Тебе здорово повезло, дорогой. Представляешь, как было бы досадно, если б тебя обляпал грязью «запорожец»? А «мерседес» — так это даже гордиться можно.

— Вот я и горжусь, — пробурчал Аристарх. — Открой, нужно хотя бы с лица смыть предмет бесконечной гордости.

— Размечтался! Я же здесь голая. И ты, грязный, сразу увидишь это. И станешь приставать. А мне нравится, когда пристают чистые мужчины. Пойди, Арик, на кухню, там умойся.

— Ты замечательная жена, — вздохнул Аристарх. — Там, на кухне, ты и ужин мне приготовила, правда, моя дорогая?

— Конечно приготовила, любимый, — томно сказала Ирина. — Но ты так долго не приходил, а мне так захотелось кушать, что я его нечаянно съела. Простишь ли ты мне когда-нибудь этот грех? — Она не выдержала и рассмеялась.

— Будем договариваться, — оживился Аристарх. — Мои условия таковы: ты немедленно открываешь дверь, я умоюсь, потом посмотрю, какая ты голая… нет, пожалуй, сначала посмотрю, а потом умоюсь. И прощу тебе мой безвременно съеденный ужин.

— Я принимаю твои условия! — закричала Ирина. — Ты непременно посмотришь, и все, что хочешь, увидишь, но чуть позже, когда мы ляжем в постель. А сейчас иди умываться на кухню, не мешай мне наслаждаться водными процедурами. Спасибо, дорогой, ты очень любезен и невероятно великодушен!

Аристарх усмехнулся, пожал плечами. Вот за это он и любил свою жену. Бросив грязный плащ в угол прихожей — а куда его еще можно было пристроить, не в шкаф же вешать! — он пошел на кухню, умылся. Вытерся давно не стиранным кухонным полотенцем, поставил на плиту чайник и направился к телефону.

Домашний номер Гены Барсукова в старой записной книжке был не на странице «б», и не на странице «г», а на странице «с» — секретарь комитета комсомола. Да, именно так, ибо не фамилией, не именем, и не особым талантом известен был в училище студент Барсуков, а своей должностью, весьма опасной для тех, кто не считал ее высокой.

Аристарх набрал номер и вскоре услышал знакомый голос.

— Геся? Это Аристарх, мы встречались сегодня, надеюсь, ты помнишь об этом. Только не бросай трубку, а то я всю ночь буду тебе звонить.

— Да пошел ты, идиот несчастный! — развязным тоном сказал Барсуков, присовокупив еще пару не лестных выражений. — У меня, между прочим, телефон «Панасоник», заблокирую твой номер — и звони хоть неделю, плевать мне на твои звонки, понял?

— Короче. Твой «мерседес» заляпал меня сегодня вечером грязью? — грозно спросил Аристарх, только теперь понимая, что если бы за рулем был Геся, вряд ли он подошел бы сейчас к телефону. Они ведь жили в разных концах города.

— У меня не «мерседес», а «БМВ», — важно сказал Барсуков. — А тебя, значит, грязью заляпали? Ты себе представить не можешь, как я рад!

Аристарх задумался. Стоит ли говорить ему о том, что «мерседес» не просто заляпал его грязью, но и хотел сбить?

— Я тебя хочу предупредить, комсомольский ублюдок, если это твоих рук дело, я просто еще раз набью тебе морду. Но уж на самом деле, не так, как сегодня, — сказал он после секундного замешательства.

— Ты не просто бездарь, — презрительно сказал Барсуков, — но и дурак. Если я пошлю к тебе «мерседес», то он не просто заляпает тебя грязью, а смешает с ней! Кстати, я так и хотел сделать, да умные люди отсоветовали, сказали, не стоит связываться с жалким, несчастным человеком. Но если ты будешь доставать меня своими угрозами — я все-таки поговорю с кем нужно.

Короткие гудки в трубке возвестили о том, что кинодеятель бросил трубку. Аристарх задумался. Геся не знал о том, что водитель «мерседеса» и вправду хотел его сбить, поэтому и грозился смешать его с грязью. Если бы он нанял людей с этой целью, вряд ли стал говорить об этом по телефону.

Выходит, это не Барсуков? Кто же тогда? Или случайный, пьяный водитель решил покуражиться?

Аристарх задумчиво жевал бутерброд с позавчерашней вареной колбасой, запивая жидким чаем, когда на кухню пришла Ирина. Высокая, под стать ему, длинноногая, с тяжелыми прядями русых волос на плечах — она была прекрасна.

— Арик, — сказала она, — ты почему оставил свой грязный плащ в прихожей на полу?

— Извини, ошибся, — с трудом пережевывая черствый хлеб, сказал Аристарх. — Сейчас повешу его в шкаф, рядом с твоей любимой розовой курткой.

— Ой, нет, не надо. Но ты, пожалуйста, придумай что-нибудь, а то вдруг кто-нибудь из друзей в гости заскочит. Про тебя подумают, что напиваешься и падаешь в лужи, а про меня — что я отвратительная жена, не могу мужу плащ почистить.

— Так будь же хорошей женой! — воскликнул Аристарх, прожевав наконец бутерброд. — Постирай мой плащ, и если кто-то придет в гости, я расскажу, какая ты у меня чудная жена.

— А если не придет? Тогда, значит, я зря буду возиться с этим ужасно грязным плащом? Знаешь, Арик, я думаю, сегодня уже никто не придет к нам в гости, — лукаво сказала Ирина.

— Придется мне рассказывать о том, какая ты умная жена, все на десять ходов вперед просчитываешь, — засмеялся Аристарх, обнимая жену.

Ирина кокетливо улыбнулась и села к нему на колени. Она была красивая, горячая, благоухала ароматами заграничных кремов, лосьонов и возбуждала его так сильно, что все тревоги и волнения этого сумбурного дня были в одно мгновение забыты. Сейчас во всем мире не было ничего такого, что могло бы отвлечь Аристарха от этой спокойной, уверенной в себе, ироничной и прекрасной женщины.

— Рассказывай, рассказывай, — улыбнулась она. — А я за это расскажу, какой ты замечательный муж и как сильно я люблю тебя, несмотря на то, что кто-то осмелился забрызгать тебя грязью.

— Я и вправду замечательный, — с гордостью сказал Аристарх. Он решил не вспоминать больше о «мерседесе» — наверное, какой-то обалдевший от безнаказанности «новый русский» решил покуражиться, ну и черт с ним. Есть ведь и другие новости, которыми можно порадовать жену. — Ты даже и не представляешь, какой я замечательный.

Он легонько куснул мочку ее розового уха.

— Ох, как интересно. — Ирина взъерошила его короткие черные волосы. — Ну расскажи, а то я сгораю от любопытства. Может, я, глупая, совсем не за то люблю тебя?

— Может быть. Если, конечно, ты любишь меня за что-то конкретное. Я-то люблю тебя просто так. Ну хорошо, слушай. Я сегодня отхлестал по морде Барсукова за гнусное предложение сниматься в гнусном фильме. Видела бы ты, как он ползал на четвереньках по ковру в своем кабинете!

— Ох, Арик, не нужно было этого делать. Он подлый, этот Барсуков, гнусный, с ним лучше не связываться. Станет говорить про нас гадости на каждом углу, потом ни одного стоящего предложения на съемки не дождешься. — Ирина помолчала, что-то вспоминая, а потом неуверенно предположила. — А может, и нет. Что-нибудь и предложат все-таки…

— Как?! — воскликнул Аристарх. — Ты не рада, что я наказал мерзавца, который осмелился предложить тебе такое?

Ирина пожала плечами.

— Даже не знаю, зачем это нужно было делать, — серьезно сказала она. — Я ведь отказалась, и в мыслях не было работать с этим странным Барсуковым. Если б другой режиссер или продюсер предложил роль, а с Барсуковым… Даже не знаю, зачем он стал говорить со мной об этом, понимал же — я не соглашусь.

— Наверное, знает, что и мне сейчас ничего не предлагают в кино, а в театре зарплата такая, что все время возникают у нас проблемы с наличностью. Вот и решил воспользоваться ситуацией, — предположил Аристарх.

— Но ты все равно молодец, — наконец-то похвалила его Ирина. И, снова перейдя на дурашливый тон, провозгласила: — Ты поступил как настоящий мужчина, мой дорогой Аристарх, за это я тебя сегодня вознагражу по-царски.

— Надеюсь. Я это честно заслужил.

— Ну тогда пошли, завалимся в постель. Немножко телевизор посмотрим, если удастся… — Она смущенно опустила глаза.

— А кто плащ будет стирать?

— Ты думаешь, его все же нужно стирать?

— Я бы выбросил, да жалко. Фамильная реликвия, от прадедушки достался, — пошутил Аристарх. И строго погрозил пальцем: — Но ты не вздумай засыпать до моего прихода!

— А ты, пожалуйста, стирай побыстрее.

— Как в армии, — притворно вздохнул Аристарх. — Только там старшина говорил: «Спи побыстрее, Таранов…»


Светящийся экран телевизора наполнял комнату дрожащим голубоватым светом. Аристарх привстал, опершись на локоть, откинул в сторону одеяло и замер, не в силах оторвать глаз от прекрасного женского тела, распростертого на простыне. Матово-белая кожа, казалось, сама излучала магическое свечение, привораживающее взгляд, а плавная гармония линий могла свести с ума. Почти каждый день Аристарх с жадностью разглядывал это красивое тело, олицетворение гармонии и красоты, и не мог насмотреться, и знал, что долго еще не сможет насытить свой взгляд.

Обессиленная, разгоряченная долгой, упоительной сценой страсти, Ирина лежала, раскинув руки и ноги. Дыхание ее было прерывистым, хрипловатым, длинные ресницы прикрыли голубые глаза, а сухие губы, напротив, были приоткрыты.

Аристарх смотрел, как подрагивают белые купола грудей, как передается это подрагивание плоскому животу, в низу которого живет своей жизнью пушистый островок. Он, словно единственный зеленый кустик на белом пространстве пустыни, с особенной силой притягивает взгляд, держит, не отпускает.

Женщина… Красивая женщина, любимая. Как сладостно было целовать ее умопомрачительное тело, все — от пяток до мочек ушей, как будто прикасаешься пересохшими от жажды губами к холодной, прозрачной влаге источника. И чувствовать, как оно отвечает на ласки и поцелуи: грациозно изгибается, то напрягаясь, то расслабляясь, дрожит от нетерпения, а потом бьется, трепещет, как птица, попавшая в сети, и пронзительные стоны, сопровождающие последние судороги, намного приятнее слышать, чем музыку великого Моцарта. Тишина, которая потом неизменно приходит, — самая прекрасная тишина в мире. А слова и мягкие, нежные прикосновения, возникающие в этой тишине, — просто чудо.

Иногда Аристарху приходило в голову странное сравнение: женское тело — это красивый и сложный, тонкий и нежный музыкальный инструмент, который подарит чарующую мелодию, но лишь тому, кто любит его и умеет играть. Аристарх умел. От первых объятий и поцелуев до тишины, приходящей потом, он долго и самозабвенно трогал нужные струны и клавиши прекрасного инструмента, и мелодия, звучавшая в комнате, наполняла восторгом все его существо.

Но он ни разу не сказал Ирине об этом сравнении. Опасался, вдруг не поймет, обидится. Это ведь для него, мужчины, она кажется в постели прекрасным инструментом. Для нее же все может выглядеть совсем по-другому, она ведь не играет, лишь позволяет играть ему. Правда, сегодня она превзошла все его ожидания, была такой, какой ему втайне хотелось ее видеть, но попросить об этом он не решался.

По-царски отблагодарила за то, что наказал подлеца Барсукова. Аристарх усмехнулся, чувствуя, что готов каждый день отлавливать и наказывать барсуковых, если за это его ждет награда, подобная сегодняшней.

— Холодно же, Арик, укрой меня, — попросила Ирина, открывая глаза.

Аристарх наклонился, нежно коснулся губами соска ее левой груди, потом старательно укрыл свое сокровище одеялом и лег рядом на спину. Ирина прижалась к нему, положила голову на подушку над его плечом.

— Ты тоже красивый, Арик, — горячим шепотом сказала она. — Я тебя тоже люблю.

— Почему «тоже»?

— Ты смотрел на меня так, будто все время повторял, что я красивая девушка и ты очень любишь меня. Ну и я тоже… Или ты совсем о другом думал? А ну признавайся!

— Признаюсь, — сказал Аристарх. — Ты правильно догадалась, именно об этом я и думал, когда смотрел на тебя. Что ты самая прекрасная девушка на свете, и я люблю тебя. Когда ты рядом, как сейчас, жизнь кажется прекрасной. А вообще-то она большей частью пошлая и подлая. И трудная.

— Насчет трудностей ты прав, — сказала Ирина. — По-моему, на нас надвигаются очередные проблемы с наличностью. Между прочим, твое любимое выражение.

— Нравятся мне проблемы с наличностью, — пробурчал Аристарх, досадуя, что она завела об этом разговор. Все настроение испортилось. — Ничего, как-нибудь решим их. Со следующего месяца нам обещают зарплату увеличить. Двадцать пять тысяч будут платить.

— Тоже мне, деньги! — фыркнула Ирина. — Это в марте прошлого, девяносто второго, года на двадцать пять тысяч можно было неплохо жить, а в этом году — ни фига. Нужно или в кино сниматься, или… — Она многозначительно посмотрела на мужа.

— С кино все ясно. Пока. А что значит второе «или»?

— Или найти себе спонсора. Знаешь, на наши спектакли в училище приходят разные люди, есть и богатые бизнесмены.

— Это еще что такое? — удивился Аристарх. — Ты хочешь найти себе богатого любовника? Запомни, Ирка: узнаю — убью! Хватит с меня того фильма, в котором тебя Барсуков снял.

— При чем здесь это, — наморщив лоб, серьезно сказала Ирина. — Просто мне кажется, что многие проблемы можно решить, если найти себе богатого спонсора. Чтоб он любил искусство, театр, помогал молодым дарованиям. Сейчас все так делают.

— Ты хоть представляешь себе, что такое богатый бизнесмен? — возмущенно спросил Аристарх, вспомнив сумасшедший «мерседес» на улице неподалеку от дома. — Да они же все чокнутые извращенцы, да ты вспомни Барсукова!

— Не обязательно. Могут быть и серьезные пожилые люди, влюбленные в искусство, — упрямо сказала Ирина.

— Значит, импотенты, — сердито сказал Аристарх.

— Вот и хорошо, тебе нечего за меня волноваться.

Аристарх с изумлением посмотрел на жену. Она что, всерьез этот разговор затеяла?

— Ирка, импотенты — самые страшные извращенцы, между прочим. Многие маньяки были импотентами. Ну представь себе эдакого пожилого, богатого ценителя искусств! Все время крутится, бабки зарабатывает, а раз в неделю или там в месяц вспоминает, что у него есть жена и надо бы ее удовлетворить. Ночью заползает к ней в кровать, у них же наверняка отдельные кровати, она покорно раздвигает ноги, ждет, он забирается на нее, секунд двадцать сопит, а потом отваливается с чувством великого собственного достоинства. Как же — осчастливил!

— А она ждет продолжения? — понимающе спросила Ирина.

— Она уже ничего не ждет. Но он соображает, что мельчает в ее глазах. И начинает говорить. Примерно так: слышь, мать, нончи я купил двадцать тонн макухи по семнадцать копеек килограмм и продал ее полякам по двадцать центов. Но у нас же невозможно работать, кругом сплошные жулики, вымогатели чертовы! Тому дай, этому, другому, третьему! Нет, невозможно честно работать в этой чертовой стране. Полтыщи долларов туды-суды — и нету. Всего-то и заработал меньше двух тысяч этих проклятых долларов в день. Представляешь? Ну, ничего, мы тебе шубу песцовую справим. Или хочешь на Канары смотаться? Ну давай, решай, а я пойду спать, завтра дел много, тут нам керосин предлагают, мы его уже давно папуасам обещали. Нужно быть в форме…

Аристарх замолчал, внимательно глядя на Ирину. Поняла?

— Ты замечательный актер, Арик, — сказала она, — но этот монолог тебе не удался. Знаешь почему? Тебя злит, что они богатые, а мы бедные, поэтому ты и не любишь их.

— Да за что ж мне любить их? — возмутился Аристарх.

— Любить и не нужно. Достаточно уважать умного, интеллигентного человека, который будет каждый месяц отстегивать, к примеру, сто долларов на развитие советского искусства.

— Советского искусство больше нет.

— Ну, российского, какая разница. Понимаешь, все будут довольны. И сам он, что участвует в творческом процессе. И потом, я бы могла рекламировать его фирму. Нарисовала бы на маечке название какое-нибудь, хоть «Нибельмес», и в ней выступала бы. Спортсмены же так делают и неплохо зарабатывают. Почему же нам нельзя?

— Да потому, что ты ничего не поняла, — огорчился Аристарх. — Я тебе рассказал, как он жену свою не удовлетворил и компенсировал ей это деньгами. Но себя-то он тоже не удовлетворил. Это как-то нужно компенсировать?

— Да может, ему двадцати секунд хватило для полного счастья.

— Нет, Ирка, ошибаешься. Он к жене со своими странностями не полезет, она ведь соратник, надежный тыл, если что — передачи носить будет. Он для своих особенных, тайных желаний найдет на стороне какую-нибудь… скажем, не очень знаменитую, но симпатичную актрису. На тебе сто долларов, еще сто, и вот она — молодая, красивая — уже на крючке. Тут он и даст волю своему буйному воображению: а сюда, а вот куда, потом — и сюда… Не нравится? А ты, милая, постарайся, отрабатывай денежки! Ты актриса, играй так, чтобы я игры не заметил! В зале мужики слюни пускают, глядя на тебя, а я кручу-верчу тебя, как пожелаю, потому как — бизнесмен, сильный человек в этом мире.

Аристарх сделал глубокий вдох и посмотрел на Ирину. Теперь-то поняла, что и думать о каких-то спонсорах — глупое, да и опасное занятие?

— Могу сказать то же самое, что и Лев Толстой об Андрееве: ты, Арик, пугаешь, а мне не страшно.

— Потому что внутренне готова к этим мерзостям, — разозлился Аристарх.

— Ну пожалуйста, перестань, Арик. — Она ласково погладила его по голове. — Ты же прекрасно знаешь, что я люблю тебя, что никого мне, кроме тебя, не нужно.

— Тогда зачем начала этот разговор?

— Чтобы подсказать тебе, что есть возможность забыть о проблемах с наличностью. Вот и все. Если тебе не нравится, я больше не буду об этом говорить.

— Не нравится, — решительно сказал Аристарх, поворачиваясь к ней. — Знаешь, что мне нравится?

— Мне тоже это нравится, — промурлыкала Ирина, запрокидывая голову и опуская ресницы.

Загрузка...