Опасная любовь

46

Услышав по телефону короткое «да», Петр Яковлевич Нигилист сдержанно кивнул, соглашаясь со сказанным, и положил трубку. Минут пять он сидел, не двигаясь, молча разглядывая свои короткие, толстые пальцы, поросшие с тыльной стороны густыми рыжими волосами.

Воздух сгустился в служебном кабинете коммерческого директора концерна «Сингапур».

«Да» означало то, что Олег Ратковский умер. Человек, который почти три года неизменно был рядом с Нигилистом, который оказался не только умелым и опытным телохранителем, но и преданным другом, ушел из жизни.

Петр Яковлевич машинально ослабил узел галстука, подошел к бару, за зеркальной дверцей которого стояла початая бутылка водки, наполнил прозрачной жидкостью рюмку и поднял ее до уровня глаз, повернувшись к окну. То ли рассматривал водку на свет, то ли прислушивался к биению собственного сердца.

— Прости, Олег, — прошептал он и горестно вздохнул. — Ты был хорошим человеком, но слишком много знал. Так много, что мог бы управлять мной, как моим автомобилем. Нельзя было допустить даже вероятности этого. Нигилистом никто и никогда не управлял. Поэтому так получилось. Надеюсь, ты и там, — он бросил короткий взгляд на низкое, серое небо над Москвой, — будешь отличным телохранителем.

Залпом опорожнив рюмку, Нигилист аккуратно поставил ее в бар, достал из холодильника открытую банку с черной икрой, закусил, орудуя чайной ложкой, и бросил пустую банку в корзинку для бумаг. Потом промокнул губы белоснежным носовым платком, еще раз взглянул на мрачное московское небо, словно хотел убедиться, что душа Олега Ратковского действительно там, и вышел из кабинета.

Степан Петрович Шеваров был у себя, просматривал, сдвинув очки на нос, лежащие на столе бумаги.

— Не помешал, Степан Петрович? — спросил Нигилист, входя в кабинет генерального директора концерна.

— Раз пришел, значит, по делу. Раз по делу, так сказать, значит, не помешал, — пробурчал Шеваров. — Садись, Петя, чего стоишь? Уральцев не дожидается приглашения, плюхнется на стул и все, а ты больно деликатный стал.

— Всегда таким был, Степан Петрович, если вы помните, — сказал Нигилист, присаживаясь на стул.

— Ты зачем пришел? — сердито посмотрел Шеваров. — Намекать, что я уже ни хрена не помню? Перестань, Петя, у меня и так настроение хреновое с утра.

— У меня тоже, Степан Петрович, — вздохнул Нигилист. — Тревожусь за Олега Ратковского.

— Какие проблемы с ним? — глаза Шеварова вмиг стали холодными, жесткими.

— У меня с ним — никаких. Олег собрался жениться, квартиру себе снял где-то в Крылатском. Сегодня днем отпросился, надо кое-какие вещи перевезти, подкупить, ну, вы понимаете, как это бывает, когда холостяк надумает вдруг жениться… Я отпустил его, обещал вернуться к трем, а уже половина пятого.

— Не вернулся?

— До сих пор нет. На него это не похоже.

— Так что ты хочешь — жениться надумал! — взгляд Шеварова снова стал прежним, генеральный даже понимающе хохотнул. — Небось, накупил простыней да подушек, теперь с невестой проверяют, годятся или нет.

— На Олега это не похоже, — повторил Нигилист, помолчал и спросил: — А ваш Миша как себя чувствует? Оклемался?

— Да вроде, а там хрен его знает. Какой-то задумчивый стал. Да пока мы с ним живем на даче, нормально.

— Что это вы на даче в такую погоду? — сделал вид, будто удивился Нигилист. — По-моему, еще рано.

— Так это по-твоему, — пробурчал Шеваров. — Эх, Петя, только тебе и можно сказать, ты про все мои дела знаешь. Вернулся из Кемерова и понял, что теперь, так сказать, даже смотреть не могу на свою Ингу. Не то, понимаешь, не то… Вот я поселился пока на даче, за городом весна уже вовсю чувствуется.

— Каприз, Степан Петрович, — не раздумывая сказал Нигилист. — Это вам кажется так, после артистки.

— Какого черта кажется! Тут, понимаешь, дела с убийством Радика, похоронами надо заниматься, следователи досаждают, да ты и сам все знаешь, а она бродит по квартире, как тень, понимаешь, ни хрена ей дела ни до чего нет. Мымра!

— Ну, это уж вы слишком, — серьезно сказал Нигилист. — Инга красивая женщина, всего-то ей тридцать восемь. Не сомневаюсь, на улице мужики вовсю таращутся на нее.

— Мужики пускай себе таращутся, на то они и мужики. А мне никакого интереса нет. Только и забот у бабы, что мазаться своими кремами, мазями, делать всякие маски, прическу менять каждую неделю. Холодно с нею, Петя, надоело.

— Все же я надеюсь, что вы не пойдете по моему пути, Степан Петрович. Не станете разводиться, — выразил надежду Нигилист.

— Да я вот как раз и думаю об этом. Хорошо, что ты зашел, психолог, потолкуем. Я тут пообщался с артисточкой, Ирочкой, и ты знаешь, сколько в ней непосредственности, огня, понимаешь, страсти и в то же время — нежности! А как она удивлялась всяким пустячкам, которые я дарил ей! Ну прямо так и хочется дарить еще и еще, сам себе стал удивляться, как будто помолодел лет на двадцать.

— Вы это серьезно?

— А ты как думал?

— Ну так найдите себе новую артисточку, их теперь, способных удивляться подаркам, — видимо-невидимо. И все. А семью разрушать не советую. Все же Инга уже десять лет с вами, надежный, проверенный товарищ.

— Годы не те, Петя. Осталось не так уж много, так зачем я буду хитрить, прятаться, выслушивать истерики Инги? Имею право пожить в свое удовольствие совершенно законным, так сказать, способом. Ну? Найду себе такую… вроде твоей Наташки, ох и красивая девка, ну прямо душа радуется, как вспомню ее.

— Хлебнете горя с молодыми, современными, — мрачно заметил Нигилист.

— Не так страшен черт, как его малюют, — махнул рукой Шеваров. — Деньги все не потрачу, сил еще хватит, годика два-три порадуюсь жизни, а там, глядишь, — Шеваров опустил голову, посмотрел на ширинку своих брюк, — ему и на покой пора. С полным, так сказать, сознанием выполненного долга.

— Я бы не советовал… — начал Нигилист, но Шеваров перебил его, властно махнув рукой.

— Вот и не советуй. Что помрачнел, Петя? Не хочешь, чтобы я за Наташкой приударил, да?

— У нее муж есть, и любовник, к которому она недавно ушла. Я не ревную, не обижаюсь, просто там есть кому приударять.

— Вот и замечательно. Посмотрим, кто, так сказать, на что способен. Они ж небось голодранцы, ни хрена толком не умеют. А я ей царскую жизнь могу устроить. Что, не нравится? Сам виноват, упустил такую девку, теперь ищи себе другую.

— Попробуйте, — пожал плечами Нигилист, поднимаясь со стула. — Думаю, такую женщину, как Инга, найти будет трудно.

— А мы лучше найдем! — усмехнулся Шеваров. — Такую, чтобы — огонь, понимаешь! А иначе — на хрена же зарабатывали наши капиталы? А тебе не нравится, вижу, вижу. Да ты не переживай, про Наташку это я просто так сказал. Ну, не ее, так другую, такую же найду себе. Но обязательно — такую же!

— Я же сказал вам, из-за чего, вернее, из-за кого волнуюсь. Пойду посмотрю, может, Олег уже вернулся. — Нигилист направился к двери, но на полпути остановился, сказал: — Это подмосковный весенний воздух так действует на вас, Степан Петрович.

— Понимаешь! — погрозил ему пальцем Шеваров. — Больше не спрашивай, зачем на даче живу. Да, Петя! Возьми кого-нибудь из службы безопасности, пока Олега нет.

— Спасибо, Степан Петрович. Я все же дождусь Ратковского.

Вернувшись в свой кабинет, Нигилист открыл зеркальную дверцу бара, выпил еще одну рюмку водки и лишь после этого сел за стол. Сжал пальцы в кулак и принялся постукивать по ребру столешницы, закусив губу. Старый, грязный осел! Теперь и ему Наташа понадобилась. И он скоро получит то, к чему стремится. Сегодня. Никто не может оскорблять Нигилиста!

Петр Яковлевич взял телефонную трубку, быстро набрал номер кинокомпании «Барс».

— Але, Гена? Все остается в силе. Как договорились. Жди меня в половине десятого.

— Почему так поздно, Петр Яковлевич? — удивился Барсуков. — Я тут подумал, может, лучше завтра утром?

— Пятнадцать тысяч твои, — жестко сказал Нигилист. — Но, если они тебе не нужны, мы можем вообще не встречаться.

— Да нет, Петр Яковлевич, я просто подумал…

— Понимаю. С такими деньгами поздно вечером на улицу лучше не ходить. Но, если будешь держать язык за зубами, никто не узнает, сколько у тебя денег. А насчет того, что поздно… Ты знаешь об убийстве руководителя нашего филиала господина Назимова?

— Слышал.

— А я знаю не только об этом, но еще и многом другом. Поэтому считаю нужным поступать так, чтобы никто не пострадал. И ты в том числе. В половине десятого я привезу деньги. Не исключено, что минут за пятнадцать до моего приезда наши люди проверят твой офис. В нем никого не должно быть.

— Но своего охранника я могу оставить?

— Разумеется. Пятнадцать тысяч — твои. От меня. Что касается спонсорских денег концерна на съемку нового фильма, они будут в ближайшие дни, как только разберемся с проблемами. Вопросы есть, Гена?

— Все ясно, Петр Яковлевич! — повеселел Барсуков. Похоже, он уже прикидывал, как можно с пользой для себя потратить пятнадцать тысяч долларов. Ведь прежде Нигилист обещал эти деньги как дополнительные субсидии на съемку фильма, а сегодня вдруг сказал, что это — ему лично! Видимо, не хочет, чтобы Шеваров узнал, что его встреча с Ириной Тарановой подстроена им. Не хочет, поэтому и платит. Правильный бизнесмен. Гена Барсуков умеет ценить правильное понимание жизни! — Значит, в половине десятого я жду вас. В офисе будут только я и охранник.

— Решили. Отбой, — холодно сказал Нигилист.