Опасная любовь

43

Петр Яковлевич Нигилист в нервном возбуждении бродил по комнате. Его длинный нос дергался чаще, чем обычно, близко посаженные глаза не казались водянистыми — голубое, неистовое пламя полыхало в них. Сквозь плотно сжатые губы рвалась наружу дьявольская усмешка. И не могла вырваться. Нигилист не умел улыбаться.

— Сегодня, — сказал он себе, потирая руки. — Сегодня все решится. Все будет кончено. Завтра начнется другая жизнь. Ты чувствуешь это, Наташа? Скоро ты будешь моей. Завтра… Нет, завтра я устрою себе день отдыха. Послезавтра я начну всерьез думать, как вернуть тебя. Ты снова будешь моей. Навсегда.

Зазвонил телефон. Нигилист склонился над аппаратом — номер не определился, похоже, звонили из автомата. Петр Яковлевич покачал головой и взял трубку.

— У тебя номер не определился, Петя? — услышал он голос Станислава Посувайло. — Поэтому так долго соображал, отвечать или нет. Так?

— Так, Стас, — кивнул Нигилист, словно генерал стоял перед ним. — Откуда ты звонишь?

— Из машины, откуда еще звонят государственные люди?

— Разобрался с антизаписывающим устройством?

— Да, спасибо, Петя. Догадываюсь, эта хреновина меня уже как минимум раза три выручила.

— И сейчас включил?

— А как же ты думал? Нигилисту палец в рот не клади, кто ж этого не знает? Правда, и кто знает, попадается, как я, например. Помню, помню, Петя. А ты помнишь?

— Помню, что я твой большой должник, Стас. Про Нигилиста знают и то, что долги он платит вовремя.

— А теперь к делу, — резко сказал генерал. Голос его стал жестким, властным. — Давай по-дружески, Петя, информация — только для меня. Ты убрал Назимова?

— Не только Назимова, — спокойно сказал Нигилист. — Обоих Кеннеди, Анвара Садата, Индиру Ганди, эрцгерцога Фердинанда в Сараево и Столыпина — всех убрал я. Признаюсь. Надо явиться с повинной?

— Кончай мульку травить, Петя! — рявкнул генерал. — Я же просил тебя — по-дружески. Если хочешь, чтобы я тебе помогал, выкладывай правду! Ни черта понять не могу. Ходят всякие темные слухи о том, что тебе выгодно было убрать Назимова.

— С теми, кто распускает эти слухи, я уже говорил, — холодно сказал Нигилист. — Поверь, Стас, никакой выгоды от убийства Назимова мне нет.

— Но говорят, у вас были сложные личные отношения?

— У нас не было никаких личных отношений. Да, этот человек был мне неприятен, об этом знают многие. Ну и что? К тому же в последнее время я узнал, что он, желая мне досадить, однажды здорово оплошал. Мне стало просто жаль его.

— Но мы же с тобой говорили… — Генерал сделал паузу, ожидая реакции Нигилиста, но тот молчал. — Помнишь наш разговор?

— Разумеется. Я уже тогда чувствовал, что наш концерн кое-кому не нравится, поэтому и просил у тебя помощи. И сейчас на нее рассчитываю, Стас. Мне кажется, это убийство не последнее в цепи террористических актов против руководства концерна. Честно тебе признаюсь — мне страшно. И тем не менее мои люди тоже ищут убийцу Назимова. Если не вы и не его друзья, то мы обязательно найдем этого ублюдка.

— Ты думаешь? — озадаченно спросил Посувайло. — Тогда я вообще ни черта не понимаю. О чем ты просил меня, Петя?

— О помощи, Стас. Пока своими силами справляюсь, но, если придется трудно, я тебе непременно позвоню. Вот и все. Наш договор остается в силе. Сейчас буду очень благодарен тебе, если найдешь убийцу Назимова. Кстати, как продвигается следствие?

— Хреново, — честно признался генерал. — Раскрываемость заказных убийств у нас на критическом уровне. Хуже быть не может. Одно ясно — там работали профессионалы, сразу несколько групп.

— Кошмар, — сочувственно сказал Нигилист. — Если будет что-то новенькое, позвонишь?

— Если будет, — вздохнул генерал. — Ладно, поговорили. Будь здоров, Петя. — Он дал «отбой».

— Сука! — сквозь зубы процедил Нигилист, услышав короткие гудки в трубке. — Хотел на крючок поймать. Кого ты хотел поймать, кретин? Нигилиста?! Смотри, генерал Посувайло, такие шутки могут боком выйти.

За дверью послышались осторожные шаги. Нигилист мигом преобразился: его лицо стало мрачным, напряженно-сосредоточенным, голубой огонь в глазах погас. В комнату вошел Олег Ратковский, внимательно посмотрел на босса.

— Что-то случилось, Петр Яковлевич?

— Может случится, Олег, вполне может, — пробормотал Нигилист. Тень растерянности скользнула по его лицу. — Ты надежно спрятал свою валюту?

— Даже вам не скажу, как я распорядился зелеными. Вы чем-то озабочены, Петр Яковлевич? У нас неприятности? Дальнейшая работа отменяется?

— Пока да, Олег. Про деньги ты совершенно прав, никто не должен знать, как ты ими распорядился. Винтовка, из которой ты убрал Назимова, на месте?

— Где и положено, в квартире Валета, в гардеробе, среди всякого хлама. Вот он обрадуется, если найдет ее, — усмехнулся Ратковский.

— Не найдет. И не обрадуется. Только что звонил Посувайло. Глубоко копает, сука.

— Пусть копает. Хоть до Америки туннель пророет, наших следов там нет.

— Ты видел, как вчера приезжали следователи? С ОМОНом. А как разговаривали! Но это мелочи. Знаешь, зачем звонил Посувайло?

— Догадываюсь, — кивнул Ратковский. — Хотел узнать, не имеем ли мы отношения к убийству Назимова? Нет, не имеем. Правда, говорить об этом по телефону — непрофессионально. Или…

— Или! — с силой сказал Нигилист. — Он все время намекал на наш прошлый разговор, мол, речь шла о человеке, оскорбившем твою жену, а теперь я узнал, что убит… Вроде по-дружески, информация для него лично. Понимаешь?

— Сука! — с ненавистью сказал Олег, повторяя своего босса. — В машине были люди Радика, а может, просто включенный магнитофон, но — для них. Пусть попыхтит, доказательств никаких нет, Петр Яковлевич. Люди Радика разговаривали с Наташей, она подтвердила ваши сведения. У них ничего нет против нас.

— Слова Посувайло достаточно, чтобы начать охоту на нас, — мрачно сказал Нигилист. — А вывести под удар Валета мы сейчас не можем. Все замораживается. Олег, я сегодня сам поведу машину, а ты, пожалуйста, возьми свой «жигуль» и приведи запасную квартиру в нормальный вид. Холодильник должен быть полон. Еда, вода, книги, аппаратура, чтобы не скучать. И тебя никто не должен видеть.

— Думаете, придется «лечь на дно»?

— Не исключено. События стали развиваться не по нашему сценарию. Страшного ничего нет. Если они всерьез объявят сезон охоты, мы отсидимся месяц-другой и спокойно махнем куда-нибудь на острова. Но для этого нужно подготовить квартиру.

— Все понял, Петр Яковлевич. Будет сделано.

— Займись этим немедленно. Вечером расскажешь, что удалось сделать. А я, наверное, более-менее разберусь в обстановке. Деньги на всякие мелочи у тебя есть. Мои вкусы ты знаешь, свои тоже. Давай, Олег.

— А ну, валите на хрен отсюда! — заорал Валет, сжимая в руке радиотелефон. — Чтобы и близко к кухне никто не подходил, пока я буду говорить с боссом!

— Можно к бабе зайти? — поинтересовался Шпиндель-Станок. — У меня с нею хорошие отношения чуть было не начались.

— На лестничную площадку! — рявкнул Валет. — Позову, когда можно будет. Проверь засов на ванной. Меньше будете знать, дольше проживете!

— Как дали эту долбаную игрушку, так и заважничал, — пробормотал Керосин-Буфет, открывая дверь квартиры. — Прямо такой босс, бога душу мать…

— Потерпим, — подтолкнул его в спину Станок. — Сказал, сегодня все дела закончим, бабки в лапы и — гуляй, рванина! Он прав, на хрена нам влезать во все дырки? Главное, дело сделали — отдай бабки, и все. А еще мне — артисточку.

— Почему тебе?

— На меня она смотрит уже нормально. Думаю, не станет возражать. Ох, Сундук, повеселюсь я тут с нею сегодня ночью!

— Сам ты Сундук! Сколько раз повторять — Буфет! Мы еще посмотрим, кто с ней веселиться будет. Дверь закрой, не то опять орать начнет наш босс.

Убедившись, что поблизости никого нет, Валет нажал кнопку и тихо сказал:

— Я слушаю, Петр Яковлевич.

— Никогда больше не упоминай это имя, — услышал он резкий голос. — По запасной квартире — начинай сейчас действовать. Максимум через три часа все должно быть так, как я сказал.

— Понял.

— Еще одна проблема. Квартиру, где живет этот ублюдок… которого вы в прошлом году ограбить пытались… Черт! Муж Наташи, помнишь эту квартиру?

— Помню.

— Его помнишь?

— Еще бы! До сих пор удивляюсь, почему не рассчитался за грубое отношение ко мне. Сперва Садовников запретил, а потом… Наташа стала его женой.

— У него в квартире должна быть аудиокассета. Наташина. Особая. Он должен об этом знать. Мне нужна эта кассета, понял?

— Что на ней? Музыка?

— Голос того, кто умер в парке. Сегодня вечером кассета должна быть у меня. Поговори с ним, как ты можешь, думаю, он сам отдаст.

— А Барсуков? Мы же должны вечером встретиться у него, рассчитаться.

— Время помнишь? Двадцать два ноль-ноль. К этому часу ты должен ждать меня с кассетой у Барсукова. Все дела сделаны — полный расчет.

— Понял. Я вот еще что хотел спросить. Бабу, артистку, куда девать?

— Куда хочешь.

— А попользоваться ею можно?

— Только после того, как все кончится. Дело сделаем — она ваша. Но помни, она вас знает в лицо. Свидетели тебе вряд ли нужны.

— Забудет, она у меня все забудет, — довольно ухмыльнулся Валет, уже представляя, какая чудесная ночка ждет его сегодня.

— Все. Жду доклада. Код звонка знаешь. Меня интересует одно слово, или «да», или «нет». Отбой.

Валет выключил чудо-технику, позволяющую связываться без АТС, положил аппарат на обшарпанный кухонный стол, задумался. Все нормально получается, Петр Яковлевич, все будет сделано как надо. Бабки дали, а достать нужную технику Валету — раз плюнуть. Но если вы, Петр Яковлевич, решите поиграть с Валетом, можете не сомневаться — ни хрена у вас не получится. Валет не дурак, он знает, как позаботиться о своей жизни. А в этих делах речь идет только о человеческих жизнях. Он вытащил из кармана фиолетовых штанов листок бумаги, исписанный мелким, аккуратным почерком. Куда бы его спрятать? И вдруг понял — есть такое место. Хрена с два кто догадается там искать. А Петру Яковлевичу достаточно будет намекнуть, что бумага хранится в надежных руках, если он вздумает пошутить. Все очень просто: он спрячет бумагу и отправит письмо. Если все будет о’кей, он перехватит письмо. Если нет — оно попадет в руки человеку, который найдет бумагу и отомстит за него. Проще не бывает! И — надежно.