Отвергнутая жена

Глава 17

Крик толпы отдает в груди острой болью, цепляет когтями, разрывает на части хрупкое сердце. Многоголосый, он твердит о безумии. Кругом только лица знакомых. У каждого из них есть семья, и от каждой семьи ведьма отвела беду. Зельями ли, заклинаниями, силой ли своего дара, но выставила смерть или болезнь за порог. Оттого этот крик ранит душу стократ сильней. Были бы эти люди ей незнакомы, гораздо проще бы Люция смирилась с их жаждой ее смерти.

Ведьма ступает неспешно, она улыбается, держит голову надменно и прямо. К бесу их всех, не заслужили её доброты, испугались колдовства. Такие никогда не простят другому его превосходства. Пускай дальше живут в полном невежестве, уповают неизвестно на что.

Страж позади ведьмы бережет Люцию, будто бы ее жизнь еще стоит чего-то для этого безумного времени, для этого жуткого мира. Нет здесь места для доброты, значит, и для любви тоже. Напрасно она поверила в чудо.

- Осторожно, не поскользнитесь, баронесса, - беспокоится странный незнакомый Люции стражник, подставляет широкую ладонь под ее острый локоть.

- Не смей касаться меня.

- Прошу извинить, вы могли упасть, расшибиться. После дождя из-под мостовой лезет глина.

- Убилась бы и что с того?

- Сиятельство не велел.

Люция вздрогнула, выходит, муж проявил заботу о ней? Надежда вдруг болью пронзила сердце. Муж обрек ее на суд, сына на голод, затеял все это. Так можно ли вспоминать о том, как им было хорошо раньше? То прошлое слишком уж зыбко, чтоб о нем помнить. Розена она теперь ненавидит так же крепко, как раньше любила.

Крохотное яблочко упало под ноги девушки, Люция непроизвольно вскинула глаза на того, кто его бросил. В толпе мелькнуло лицо отца Анны, мужчина склонил голову перед ведьмой и что-то пробормотал. Неужели он один ей благодарен? Один из всех жителей города? А, нет, впереди мельник, он тоже хочет что-то сказать. Кланяется, бормочет и крестит ведьму на все лады.

- Всевышний да поможет вам, баронесса, - голос мельника растаял среди остальных, растворился в гомоне и исчез.

Еще несколько женщин украдкой поклонились колдунье, всех их она помнила, как и помнила те страдания, через которое они прошли. Каждой смогла помочь, их детей отобрала у смерти, вернула здоровыми. Выходит, некоторые горожане ей до сих пор благодарны? Но зачем тогда они собрались здесь на крохотной площади?

Толпа расступилась, впервые Люция столкнулась взглядом с лицом грозного кардинала. Он ей напомнил злую птицу, которая хочет забрать себе все то красивое, что увидела. А то, что прибрать в свои лапы не может - изорвет, уничтожит, лишь бы не досталось другим. Сколько же жизней он погубил, этот красавец в слегка припыленных одеждах?

Отец Паул занял место по левую руку от кардинала. Он бледен, теребит рукава своего бедного одеяния. На груди немолодого мужчины сияет камнями громадный крест. Он скорей напоминает орудие смерти, чем орудие, которым спасают души. Паул кивнул девушке, будто бы подтвердил условия их сговора, обнадежил. И тут же поднес руку к своему богатому распятию, проверил ножны – легко ли им соскользнуть.

Такие кресты не редкость в Испании - только обычно их надевают на грудь юным родовитым девицам. С таким распятием можно молиться, а можно внезапно вынуть из распятия, будто из ножен, острый и длинный клинок, чтобы спасти свое тело от убийц и разбойников. Что ж, теперь и ей предстоит узнать остроту лезвия на своем собственном горле. Только бы не промахнулся Паул.

Люция перевела глаза на второго священника. Молод, в глазах плещется жадность в смеси со злобой. Неужели и он станет судить Люцию? Как только допустил это Розен? Ведьма хотела перевести взгляд на мужа, но тут из замка послышался плач. Тихий, негромкий, почти и не слышный. Да только уши матери все равно его уловили. Сердце Люции ухнуло в пропасть, где-то там исходит криком на руках у служанок ее собственный сын. А она даже взять его не может. Хоть бы покачать на прощание, поцеловать теплые щечки. Да только Розен теперь не даст это сделать! Отвратительный, злой, мерзкий, гадкий! Всю душу ее муж порвал на клочки!

Девушка обернулась на Розена, столько яростных слов клубилось на ее языке. Ей хотелось все сразу высказать их барону! Девушка посмотрела на мужа и охнула. Бледный, серый, состарившийся вдруг на десяток лет, а в глазах его плещется невыразимая боль, истинное горе. Так может смотреть только преданный пес на хозяйку, которая решила его бросить, привязала к воротам дома, а сама ушла, чтоб не вернуться никогда больше. Столько горечи в этом взгляде! Люция уйдет в будущее, заберет вместе с собой малыша. Розен останется и жить без них точно не сможет. Он просто умрет, как любой преданный зверь. Никогда больше не станет счастливым! Почему он поступил с ней так? Почему разрушил их счастье? Огромный, красивый, сильный, готовый биться за нее и их малыша до конца.

Люция отчетливо помнила, как замок был осажден, как муж, не думая ни секунды, сам возглавил атаку, вышел на стены, а потом бился внизу под стенами замка. Как громко кричал барон - За Люцию! Бился как зверь, отгоняя врагов от своего уютного логова. И тогда Розен не знал, что доспех его давно зачарован, что в его сапогах можно ходить по горячим углям, что ни одна стрела не способна задеть его пусть даже вскользь. Ее любимый муж готов был отдать свою жизнь за нее. И он ни секунды не думал перед тем как ринуться в бой.

Слезы хлынули в горло, сдавили грудь. Нельзя теперь плакать. Предал их с сыном Розен. Он во всем виноват... Или не он? А те, кто его так воспитал.

- Прости и прощай, - крикнула ведьма.

Барон покачал головой. Черную бездну напоминал теперь его взгляд. И было ясно, как путаются в его голове мысли. Он уже теперь обезумел от горя. Будто чует, что нет той силы, которая даст Люции остаться с ним.

Кардинал стал читать долгую и бессмысленную речь. Он обвинял баронессу в страшных деяниях. Каждому его слову вторил яростный гул толпы. Люция не слышала ни единого слова. Она смотрела на барона и понимала, что из них двоих обречен он, а не она. Если бы можно было повернуть время вспять! Изменить все. Увы, как бы сильно ни любили они с мужем друг друга, суеверия и страхи толпы решили все по-другому.

И только она сама виновата в том, что все так сложилось. Она первая обманула, не созналась Розену в том, что колдует. Украла их с мужем счастье у судьбы. Если бы только они с Розеном встретились в другом мире или в другое время! Крупные слезы покатились по щекам девушки. Под плач своего малыша она прощалась с мужем. Через пять веков он исчезнет для нее. Навсегда исчезнет. Все, что останется от барона, от славного мужчины – только перечень былых побед, редкие записи в книгах. Родился, женился, поднял свое знамя над вражеской цитаделью. И ничего больше. Быть может, только гравюра, созданная чьей-то пристрастной рукой. Как же больно об этом знать. Как страшно то, что она его потеряет. Как жаль, что Зенон не узнает отца, не вспомнил его любящих рук... Если только Люции удастся провернуть величайший обман.

Девушка с тоской смотрела на мужа, морщинка залегла между его бровей, как часто она разглаживала ее своим пальцем, он еще помнит ощущения горячей, грубоватой кожи. Муж хмурился, когда выворачивался от назойливой ласки, затевал шуточную борьбу, норовя распластать ее на простынях под своим телом, а потом целовал бесконечно долго и огненно страстно. Никогда этого больше не будет.

Сами губы Люции шепчут реквием по погибшей любви, молят богов, чтобы муж был ещё счастлив с другою. Пусть не она станет его женой, подарит потомков. Пусть Розен навсегда забудет о той, что тоже держал в руках, о той, чья страсть и любовь его самого погубили. Люция не может колдовать на такое, нет в ней достаточно силы, чтоб отречься от любимого барона. Все, что она может – только молить богов. Они с Розеном родились в разных мирах, не могли быть счастливыми. Никогда барон не сможет отказаться от своей веры. Если бы он согласился с нею вместе жить, смог бы простить Люции ее суть, она бы осталась здесь навсегда. Ни секунды бы думать не стала. Но увы, не бывать этому.

В стороне едва прокашлялся стражник, ведьма узнала в нем Герберта. Он стоял позади всех, с жалостью смотрел на колдунью. Наконец кивнул головой, улыбнулся, показал раскрытую ладонь – вечный символ доброй воли и дружбы. Девушка томительно долго качала головой в ответ. Этот жест супруги уловил Розен. Теперь барону стало ясно, какой именно страж подходил к окну темницы его жены, передавал ведьме еду и воду. Соперник! Нет, скорей уж, предатель. Иначе и не назовешь. Живет за счет Розена, а сам тайком ухлестывает за его женой. Не долго ему теперь суждено жить. Барон выше золота ценил верность, ненавидел предателей всем своим сердцем.

Огромной воли стоило Розену вновь обратить свой взгляд на супругу. По щекам девушки текли крупные слезы, падали на камни мостовой. И не было в Люции ни раскаяния, ни страха за себя. Не о том она скорбела, она оплакивала то, что между ними было. Розен уловил ее чувства будто свои собственные, он отчетливо понял, что Люция готовится расстаться с ним навечно.

Дурочка, разве могла она поверить, что, барон доведёт суд до конца? Что он позволит костру разгореться? В конюшнях все готово к побегу, стоят начищенные кони, собраны седла, поклажа, для малыша приготовлен сверток из мягкого кроличьего меха. Вечером он напоит кардинала и священника крепким вином, затем убьет Герберта, а ночью заберет из замка жену, ребенка и отправится за границу. Они снова будут вместе. Как угодно, но он вымолит прощение у своей ведьмы, встанет на колени, упадет в ноги. Ради нее одной бросит все – богатства, титул, новый свой замок. Ему и не нужно все это без жены.

Вот только нехорошее предчувствие кололо под сердцем, шептало, что ничему этому не дано сбыться. Замок сейчас и вправду похож на осажденный, всюду селяне, приехала даже мелкая знать из числа ближних соседей. Но разве это способно остановить Розена? И не таких врагов топтал он копытами своих боевых коней. Прорвутся! Быстрым ходом до границы пять часов, а там их уже никто не достанет. Ни церковь, ни все другие. Главное, теперь ничем не выдать себя. Нельзя, чтоб кто-то догадался о его замысле. Побег должен пройти в тишине, так спокойней будет и жене, и ребенку.

- Вы подтверждаете, что жена колдовала? Отрекаетесь от нее?

- Отрекаюсь. Люция - колдовка! - жестко ответил барон кардиналу.

Тот улыбнулся, не часто встретишь настолько уверенных в своей правоте людей. Тех, чьими действиями руководит только разум, а вовсе не глупое сердце.

Люция чуть улыбнулась в ответ на слова мужа. Следующий вопрос кардинала был адресован теперь уже ей.

- Колдовала ли ты, Люция? Предала ли ты веру свою? Овладел ли дьявол твоим сердцем. Ответь нам, ты – ведьма?

- Я родилась ведьмой. И колдовала тогда, когда на это была моя воля.

- Виновна! Сжечь на костре! Бес покинет ее тело в час смерти, освободит несчастную душу.

Паул вздрогнул, он не ожидал столь быстрого приговора, помыслить не мог о том, что барон так быстро отречется от жены.

- Позвольте мне исповедовать Люцию.

Паул не стал ждать ответа кардинала, ловко поднялся, обогнул длинный стол. Встал рядом с ведьмой. Кругом ахнули люди, все как один, замерли от испуга.

- Дочь моя, - руки старика, намокли от пота.

Ему вдруг стало страшно ошибиться. Нельзя нарушить данное девушке обещание, только в нем ее спасение. Он один может сохранить все те знания, все рецепты, которые известны колдунье.

- Святой отец? - ведьма притопнула ногой, ее волосы взметнулись сами собой, стали похожи на рассерженных кобр, готовящихся к прыжку.

Паул выставил перед собой распятие, мизинцем он приготовился сдвинуть с креста ножны, обнажить острый клинок. Только бы не ошибиться. Только бы все у него получилось и никто, ни один человек не успел его остановить и осудить позже. Ему нельзя погибнуть! Иначе погибнет и Зенон, кардинал своего не упустит, это ясно без слов. Вон каким взглядом таращится на Паула Герберт, а руку сжал на рукояти меча. Наконец Паул сдернул вниз ножны, они звякнули о булыжник.

- Прости, - крикнула ведьма, улыбнулась на прощание мужу и словно птица бросилась на клинок. Кровь потекла вниз. Весь вес хрупкой женщины опрокинулся на старика, он едва смог удержаться на ногах. Но дело еще не сделано до конца!

- Люция!

Крик барона смешался с возгласом Герберта. Только барон поспешил со всех ног к жене. Паул сунул пузырек с зельем к губам женщины - как бы его опрокинуть в нее? Пришлось выронить тело на камни. Не тело, живую еще пока женщину! Старик склонился над ведьмой, капля зелья наконец вылилась на бледные губы. Паул принялся быстро читать слова заговора прямо на глазах у кардинала. Вышло, голос не дрогнул, слова сложились в верное заклинание. Ровно через пятьсот лет проснется колдунья. Теперь дело за малым, расправиться точно так же и с Зеноном.

- Вы живы, отец Паул? Досадно, что все так вышло.

- Это распятие подарил мне наставник в обители... Случилось настоящее чудо. Меня спас сам бог! Ведьма хотела пронзить зубами мое жалкое горло.

Паул лгал, глядя прямо в глаза тому, перед кем должен был бы покаяться. Он чуял, что пропасть между ним и церковью, чьим порождением была инквизиция, стала непреодолима. Пузырек скрылся в рукаве длинного балахона, как и не было его.

Розен рухнул на колени рядом с телом жены, он подхватил ее голову, уложил себе на колени. Взвыл подобно дикому волку. Никто, ни один человек сейчас не рискнул бы подойти к нему. Громадный, смелый, сильный, огромного роста и невероятной стати мужчина баюкал на руках ту, что была ему дороже жизни. Громко заплакал младенец в замке, казалось, будто его поднесли к окну, такими безутешными стали рыдания.

Герберт пошатнулся, невидящим взглядом он окинул площадь. Мир внезапно стал серым для него. В кармане парень сжал несколько серебряных монеток, сточенные по краям, они впились в кожу не хуже ножа. Пусть такая боль, лишь бы самому не взвыть так, как воет красавец-барон. Ему теперь можно, хоть он сам виноват во всем том, что случилось.

Он, Герберт, не виновен ни в чем, он отчетливо видел то, как Люция сама бросилась на распятие. Видел, какими глазами эта женщина смотрела на своего мужа. Она простила того, кто обрек ее на лютую смерть. Избавила их всех от вида своих мучений. А теперь Герберт не может даже подойти, обнять тело той, которую полюбил. Ничего, зато он способен исполнить обещание, которое дал Люции. Он позаботится о ее сыне, не даст малышу погибнуть. Позаботится о нем, глаз спускать с мальчишки не будет.

- Тело лучше сжечь этой же ночью, - бесстрастно сказал кардинал.

- Люция, - прошептал Розен, - Ее нельзя сжигать. Никогда, я себе обещал.

- Церковь считает иначе.

Кардинал продолжил убеждать безумца. Розен поднялся на ноги, обнажил меч, готовясь напасть.

- Вон отсюда! Чтоб я вас больше не видел!

- Барон, - старик положил свою ладонь Розену на плечо, - Я помогу вам похоронить несчастную. Омолю ее душу. Молитесь и вы у колыбели своего сына. Мальчик теперь сирота, он так беззащитен.