Падшая Грейс

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Севен-Дайлз, в приходе церкви Святого Джайлса, наверное, был самым бедным районом лондонского Вест-Энда: ходили слухи, что в чуть более сотни домов проживали почти три тысячи человек. Название свое район получил от семи дорог, сходящихся в одну точку у Оксфорд-стрит, и все улочки и переулки брали начало в этих переполненных ночлежках и притонах. Ветхие доходные дома, лавки и вонючие таверны кренились во все стороны, опирались на старые доски и ржавые листы железа, зияли разбитыми окнами, прятали дыры в каменной кладке под брезентом, пытаясь уберечься от дождя. Обитатели таких домов были бедны, но нищими не являлись. Однако стабильным доходом никто из них похвастаться не мог, и потому они едва сводили концы с концами, надеясь на то, что новый день принесет достаточно денег, чтобы прокормить себя и свою семью. Здесь жили рыночные торговцы, уличные продавцы спичек и маринованных моллюсков, подметальщики, прачки, золотари и мальчишки, пытавшиеся заработать на жизнь тем, что придерживали лошадь какого-нибудь джентльмена или выделывали трюки на потеху почтеннейшей публики. Еще ниже этого уровня, в ужаснейших лачугах обитали отбросы общества — бездельники, воры и попрошайки.

Рыночные ряды и лавки в округе торговали всякой всячиной: хотя некоторые умудрялись обходиться без обуви, даже самые бедные нуждались в пище и хоть какой-то одежде. Одежда, которую можно было купить в Севен-Дайлз, никогда не бывала новой, а успевала сменить от одного до четырех хозяев: старые платья, шляпы, туфли, чулки, мятые нижние юбки, затертые до дыр пиджаки, превратившиеся в лохмотья шали. Многие лавки предлагали товар любителям пернатых: здесь можно было найти почти любой вид голубей или домашней птицы, а также дроздов, зябликов и других певчих пташек. В южной части Севен-Дайлз находились лавки, где торговали дешевыми товарами для дома — метлами, совками для мусора, тряпками для сметания пыли, тазами, половыми тряпками и ковриками для ног, — поскольку даже самая бедная женщина старалась показать себя с лучшей стороны и знала: чистоплотность — второе важное качество после благочестия.

Меблированные комнаты миссис Макриди на Брик-плейс, в районе Севен-Дайлз, представляли собой доходный дом высотой в пять этажей. На каждом этаже было две комнаты, а внизу находился подвал, затхлый и покрытый плесенью. Сама миссис Макриди жила на первом этаже. Она следила за тем, кто и когда приходит или уходит, собирала талончики за оплату съема и председательствовала на кухне, пользоваться которой жильцам дозволялось за полпенни. На заднем дворе находились временная уборная и колодец, но из-за крайне небольшого расстояния между ними вода в колодце была грязной и не пригодной для питья — настолько непригодной, что за несколько лет до описываемых событий кое-кто из жильцов миссис Макриди, а также из соседнего дома, умер от холеры. С тех пор все предпочитали выстоять очередь и набрать воды в ведро, чайник или миску из колонки на улице.

Миссис Макриди была крупной жизнерадостной женщиной. Она не брезговала носить любые лохмотья, оставляемые бывшими жильцами, и практически не делала различия между мужской и женской одеждой. Таким образом, ее вполне можно было увидеть в рваной кружевной сорочке под старым пиджаком от костюма или в мятой юбке, побитой молью шали и жилетке, а венчала такой наряд шляпка, украшенная искусственными цветами. Исключительно по доброте душевной миссис Макриди строго придерживалась собственного правила: она пускала в комнату только одну семью, да и плату взимала гораздо более низкую, чем другие. Говоря по правде, плата эта была такой мизерной, что не покрывала даже расходов на текущий ремонт здания, и в результате собственность миссис Макриди обветшала до такой степени, что привести ее в надлежащий вид уже не представлялось возможным. Миссис Макриди любила повторять, что, когда дом окончательно рухнет, она переедет к своему преуспевающему сыну в Коннот-гарденз.

Пока Грейс направлялась по «Некрополис рэйлвей» на кладбище в Бруквуде, ее сестра Лили смотрела в закопченное окно в меньшей из двух комнат на третьем этаже дома миссис Макриди, с нетерпением ожидая ее возвращения и постоянно вздыхая. Грейс ужасно долго нет; чем она вообще может заниматься? Неужели на то, чтобы родить ребеночка, нужно столько времени? Ее нет уже целые сутки — или двое суток?

Лили знала, что Грейс вернется домой с младенцем, ведь сестра объяснила ей, что внутри у нее живет ребеночек и ей нужно найти кого-то, кто помог бы ей произвести его на свет. Пока она занимается этим делом, Лили должна сходить на рынок и купить водяного кресса (Лили имела представление, как это делается: она много раз ходила с Грейс на рынок и смотрела, как сестра торгуется), а затем разделить его на пучки и продать на улице, как обычно. Накануне Лили в точности выполнила эти распоряжения, но из-за того, что замешкалась, решая, какой именно кресс купить, пропустила время, когда идут чернорабочие. Весь день шел дождь, так что хозяек на улицах почти не было, и, хотя Лили ходила по району до шести часов вечера, она не продала достаточно пучков даже для того, чтобы вернуть потраченные на водяной кресс деньги. На ужин она купила себе пирог с вареным мясом (Грейс ей это разрешила), а по пути домой повстречала шулера, пообещавшего удвоить количество монет в ее кармане, если она угадает, под какой чашкой лежит боб. Лили нисколько не сомневалась, что справится с заданием: плут ей все показал, тут не было ничего сложного (а как обрадуется Грейс, если она выиграет!), но каждый раз, когда она указывала на чашку, боб оказывался под другой.

Проснувшись на следующее утро, Лили с ужасом поняла, что денег у нее нет: ни единого пенни, с которым она могла бы пойти на рынок и купить свежего водяного кресса на продажу. Впрочем, с ними такое уже случалось, и, лежа в постели, Лили отчаянно пыталась найти выход из положения. Наконец ее осенило: ну разумеется, нужно что-нибудь заложить! Грейс всегда так поступала, когда у них не хватало денег на покупку товара.

Лили оглядела комнату в поисках подходящего залога, но там почти ничего не было, если не считать кровати (да и та, собственно, принадлежала миссис Макриди): только набитый соломой матрас, две подушки, три тонких одеяла и несколько деревянных ящиков. В некоторых из них лежала кое-какая одежда и предметы первой необходимости, а два были пусты и стояли вверх дном: их использовали вместо стульев. Грейс уже подумывала — хотя ничего и не планировала заранее — использовать один ящик как колыбельку для ребенка.

Закончив осматривать комнату, Лили нахмурилась. Она знала: Грейс не позволит ей продать одеяла, ведь они пригодятся, когда наступят холода. Когда сестры только-только поселились у миссис Макриди, одеял было пять, а подушек — четыре. Еще раньше, когда их определили в сиротский приют, у них были мягкие белоснежные льняные простыни, стеганое одеяло, набитое утиным пухом, и покрывало, сшитое мамиными руками, а еще — несколько девизов в рамочке, которые мама вышила, когда была маленькой: «Дом, милый дом», «Господи, благослови этот дом» и «Поступайте по велению сердца». Однако кое-что за прошедшие годы было украдено, а остальное — продано либо заложено, так же как и большинство теплых вещей. Лили спокойно перенесла потерю одежды, поскольку ей было почти безразлично, как она выглядит, но очень переживала из-за того, что лишилась своей куклы, Примроуз, которая могла сравниться размером с младенцем, а еще у нее были настоящие волосы, очаровательные розовые губки и фарфоровое личико. Лили надеялась, что ребенок, которого Грейс принесет домой, будет похож на Примроуз — такой же хорошенький, с ним можно будет играть, и заворачивать в тряпочку, и носить на спине, когда они пойдут продавать водяной кресс. Лили подумала, что покупатели будут останавливаться, чтобы приласкать и похвалить ребенка, а возможно, и заплатят немного больше — любуясь его милым личиком.

Девушка стала рассматривать вещи в ящиках. В одном хранилось то, что они называли «мамиными сокровищами»: тонкостенный чайничек, чашка и блюдце, вручную расписанные птицами; пустая коробочка для колец; морская раковина из фарфора, но покрашенная в розовый цвет так, что она выглядела как настоящая; шляпка, в которой мама выходила замуж, и отрез кружев, служивший ей вуалью. Лили по очереди разворачивала сокровища и любовалась ими; затем, стараясь не дышать, чтобы ненароком не повредить драгоценные вещи, осторожно спрятала их в ящик. Оставались еще кое-какие предметы одежды, но, к сожалению, среди них не было чрезвычайно ценного товара — туфель: у сестер было лишь по одной паре обуви. Лили повертела в руках шаль, раздумывая, не лучше ли продать ее, чем одно из одеял. Как отреагирует Грейс: рассердится или, наоборот, похвалит ее за разумный поступок? Если отнести шаль на блошиный рынок, то сколько за нее просить (она ведь очень тонкая и сильно поношенная) и одобрит ли эту сумму Грейс? Хватит ли этих денег, чтобы купить товар на продажу? Следует ли пустить всю выручку на водяной кресс или можно побаловать себя пирогом с картофелем на ужин, разогрев его в духовке миссис Макриди? Но вдруг Грейс придет очень поздно и пирог уже остынет?

Вопросы крутились в голове у Лили, и она немного всплакнула: девушка совершенно запуталась и не могла решить, как же ей поступить. А что, если Грейс вообще не вернется домой? Лили не раз слышала, что говорят о рождении детей: это очень трудно и опасно. Что, если Грейс умрет и ее закопают в землю, как маму? Мысль об этом показалась Лили такой ошеломляюще страшной, что ее окатила волна ужаса. Ноги у девушки подкосились, и она рухнула на кровать. Что она будет делать без Грейс?

Прошло какое-то время, прежде чем Лили перестала дрожать и смогла пошевелиться. Однако к этому моменту идти на оптовый рынок за водяным крессом было уже поздно. Кроме того, у нее все равно не было денег. Лили снова стала рыться в вещах и внезапно ахнула. А как же одежки для малыша, которого Грейс принесет домой? Что они наденут на него? Как они смогут выносить его на улицу, если нельзя будет завернуть его в шаль?

Ребенка обязательно нужно одеть! Осознав это, Лили вернулась к первому ящику и достала из него мамин чайничек. За него в ломбарде дадут больше всего денег; конечно, их хватит на водяной кресс на несколько дней, на ужин для них обеих (разумеется, уж сегодня-то Грейс вернется домой!) и на приданое новорожденному. Она выйдет из дома и сама купит все необходимое, а Грейс так обрадуется, что и не спросит, какое сокровище пришлось продать, чтобы купить все эти вещи. Лили решила приобрести банные халатики с начесом, миленькие кружевные чепчики и мягкую-мягкую белую пеленку. У девушки возникло ощущение, что Примроуз вернулась.

Лили развернула газету на чайничке и погладила его. Он был из тонкого фарфора, звеневшего, если постучать по нему ногтем, и весь изукрашен рисунками — синими птицами счастья, как их называла мама. Она дала имя каждой птичке и рассказывала дочерям, из каких цветков они пьют нектар, но Лили уже не могла припомнить такие подробности. Она вздохнула. Чайничек очень красивый, но его все равно придется продать, ведь они им больше не пользуются: чай — слишком дорогой напиток.

Лили снова осторожно завернула чайник в газету. Она знала, что газета называется «Таймс», но не могла прочитать даже дату выпуска. А вот Грейс умела читать. Иногда она ловила страницу газеты, которую гнал по улице ветер, приносила ее домой и просматривала объявления. «Мистер Лукас желает приобрести гнедого мерина, — с важным видом читала она. — Гувернантка ищет место в респектабельном семействе. На Бишопсгейт-стрит утеряна банкнота в пять фунтов. Сегодня вечером в Треморн-гарденз поет мадам Оливер. Помогите обездоленным мальчикам-инвалидам». Иногда Грейс придумывала рассказы о людях из объявлений: гувернантка как раз собиралась продать своего гнедого мерина и потому ответила на объявление мистера Лукаса. Они полюбили друг друга и обвенчались. Один из обездоленных мальчиков-инвалидов нашел банкноту в пять фунтов и не знал, как поступить: то ли объявить о находке и получить награду, то ли целый год лакомиться пирожками с мясом. Мадам Оливер собиралась петь в Треморн-гарденз, но вместо этого весь вечер каталась на гнедом мерине.

Так они проводили долгие счастливые часы, ведь Грейс превосходно умела придумывать истории и, если Лили огорчалась или волновалась, начинала рассказывать ей о замках и принцессах, чтобы она успокоилась и уснула. Грейс так хорошо рассказывала сказки, что, когда Лили вспоминала их на следующий день, она не могла понять, выдумка ли это или все произошло на самом деле.

Испытывая облегчение оттого, что решение наконец принято, Лили направилась к ростовщику, услугами которого они уже пользовались, доброжелательному господину, известному — как и большинство представителей его профессии — под именем Дядюшка. Однако дверь в его контору была заперта, ставни опущены, а у окна висело написанное от руки объявление.

Спросив у прохожего, торговца свечными огарками, что там написано, Лили получила ответ: «Закрыто в связи со смертью».

— Закрыто в связи со смертью, — повторила Лили, отчаянно пытаясь понять, что бы это могло значить.

— Это значит, что лавка закрыта, потому что кто-то умер, — пояснил торговец. — Скорее всего, владелец, — добавил он и с любопытством посмотрел на Лили. — А ты хотела что-то продать Дядюшке, верно?

Лили кивнула и подняла сверток повыше.

— Чайник.

— Такое добро сейчас тяжело продать, — заявил мужчина, едва она успела произнести это слово. — Но могу посоветовать человека, который даст тебе за него хорошую цену, — это старый Моррел, который живет в Парснип-Хилл. Скажешь ему, что тебя прислал Эрни.

Лили поблагодарила торговца и отправилась в путь. Тем временем Эрни нырнул в боковую улочку, затем перебежал две дороги, перемахнул через забор и оказался у ломбарда Моррела за две минуты до Лили. Воровато оглядевшись, он скользнул в дом.

Моррел специализировался на покупке и продаже предметов из фарфора и стекла, и в грязных витринах его ломбарда стояло бесчисленное множество потускневших хрустальных ваз, украшений с отколовшимися краями, фигурок животных кричаще-ярких расцветок и стеклянных кружек. Для него приобрести такой чайничек было примерно то же самое, что заполучить драгоценности королевы.

— Я только что направил к тебе одну простушку, — горделиво сообщил Эрни Моррелу, мужчине с таким огромным брюхом, что тот не мог подойти к прилавку вплотную. — Это девчонка, немного простодушная. Она собирается заложить чайник. Если облапошишь ее, поделим все пополам.

Моррел кивнул, ухмыльнулся и, когда Эрни ушел, достал картонный ящик, который держал на полке под прилавком.

Лили вошла в лавку, сообщила, что ее прислал Эрни и что она хочет заложить чайник. По пути в ломбард она немного волновалась из-за того, что ей придется отдать сокровище, но успокоила себя тем, что продавать-то она его не будет. И если Грейс очень рассердится на нее, то они смогут прийти сюда вдвоем и выкупить его — когда-нибудь, когда разбогатеют. В историях, которые рассказывала ей Грейс, они всегда становились богачами.

Когда Моррел увидел чайник, глаза у него загорелись. Он сразу решил, что это, должно быть, мейсенский фарфор. Достаточно старый, расписанный вручную и стоящий небольшое состояние. Однако Моррел печально покачал головой.

— Какая жалость, — вздохнул он. — Я-то думал, ты принесешь мне интересную вещицу, но этому чайнику цена пятак в базарный день. К тому же он надколот, — солгал Моррел.

Хоть Лили и пала духом, она все равно не сводила с него доверчивых глаз.

— Но ведь что-нибудь он все же стоит, — настаивала она. — Это часть сервиза, он достался мне от мамы.

— Ну ладно, дай-ка чайник сюда, — уступил Моррел. — Поднесем его к окну, к свету, и рассмотрим получше.

Лили протянула ему через прилавок чайник, все еще частично завернутый в газету. Когда Моррел взял его и повернулся к окну, каким-то образом чайник выскользнул из газеты.

— Ой! — воскликнул Моррел, когда что-то упало на каменный пол и разлетелось на куски.

— Мама! — в ужасе закричала Лили.

— Батюшки! Что ж ты его так рано-то выпустила, деточка?

Лили зажала ладонью рот; лицо у нее стало белее мела.

— Он… он совсем разбился?

— На сотню осколков! — сказал Моррел.

— А его можно склеить?

— Совершенно невозможно. Да ты сама посмотри.

Лили испуганно заглянула за прилавок. И правда: весь каменный пол был покрыт осколками фарфора.

— Жаль, — сокрушенно вздохнул мистер Моррел. — Впрочем, я все равно не дал бы тебе за него больше пары пенсов.

У Лили задрожала нижняя губа.

— Неужели ничего нельзя сделать… совсем ничего?

— А дома у тебя еще такие есть? — неожиданно встрепенулся мистер Моррел.

Лили покачала головой. Как это могло случиться? Наверное, она была недостаточно осторожна; Грейс иногда говорит, что она неуклюжая. Теперь чайник, драгоценный чайник их матери, потерян навсегда. Скоро вернется Грейс, а дома нет ни ужина, ни одежды для ребенка.

Лили развернулась и побрела домой, слишком потрясенная, чтобы плакать, в то время как мистер Моррел и продавец свечных огарков Эрни восхищались чайником из мейсенского фарфора, благополучно стоящим на потайной полочке под прилавком ростовщика.