Падшая Грейс

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Великий сад вечного сна… — пробормотала под нос Грейс, прочитав объявление на станции. Затем добавила: — Мой ребенок будет в безопасности в компании мисс Сюзанны Солан в великом саду вечного сна.

Если думать о происшедшем в таком духе, то мысли о ребенке становились почти терпимыми. Словно умершие просто отдыхали в земле, ожидая того момента, когда восстанут к новой жизни; Грейс знала, что должна в это верить, но у нее почему-то не получалось.

Окутанный клубами дыма поезд подъехал на станцию, и, как только он остановился, из него высадились представители похоронных бюро в черных цилиндрах и приготовились, отвесив тысячу подобострастных поклонов, провести убитых горем родственников к могилам, приготовленным для их усопших близких. Пока скорбящие переходили от одной группки к другой, готовясь принять участие в заключительном этапе путешествия, Грейс подошла поближе к вагону, где перевозили гробы. Сейчас, вдалеке от скорбящих, на них прикручивали винтами крышки (эту небольшую церемонию старались провести как можно позже, дабы не допустить того, чтобы человека похоронили прежде, чем он успел испустить последний вздох), после чего двери вагона откроются и гробы вынесут наружу. Как правило, во время похорон, которые проводили по первому разряду, использовали отдельный катафалк для каждого гроба. Впереди него шел священник или специально нанятый человек, одетый в черное. Когда же хоронили бедняков, то обычно в ход шла ручная тележка, которую толкали добровольцы из числа друзей или родственников — тех, которые могли себе позволить купить билет на пригородный поезд. Бедняки с радостью соглашались хоронить близких в Бруквуде: там было столько земли, что каждому доставалось отдельное место в могиле; тела не станут сваливать в общую яму, как это обычно происходило в Лондоне.

Когда гробы вынесли из вагона-катафалка, Грейс, бросив на них взгляд с почтительного расстояния, сразу же поняла, какой из них принадлежит Сюзанне Солан — бледный дубовый гроб из последней секции. Она смотрела, как его вынимают и кладут на плечи помощников гробовщика, а затем бережно опускают на ожидающий катафалк со стеклянным верхом, где он тотчас же утонул в белых цветах. Стараясь держаться на безопасном расстоянии, Грейс последовала за украшенными черным плюмажем лошадьми, медленно двигающимися вперед среди деревьев и кустов: она хотела знать, в каком именно месте гроб опустят в могилу, чтобы позже, если однажды ей повезет и у нее хватит денег на билет, приехать сюда.

За кортежем мисс Солан следовало около двадцати человек; среди них была только одна женщина. Она надела черное креповое платье с глухим воротом и прикрыла лицо плотной вуалью, и о ее внешности почти ничего нельзя было сказать. Возможно, это мать мисс Солан? Или сестра, или тетушка? А может, старшая подруга? Определить это не было ни малейшей возможности.

Процессия остановилась. Очевидно, могила мисс Солан находилась на расчищенном участке за недавно высаженными кедрами. Незадолго до того, как поезд прибыл на платформу, садовники все еще что-то там копали. Услышав гудок поезда, они как можно скорее покинули это место, дабы не смущать своим видом скорбящих, и впопыхах забыли инструмент. Грейс споткнулась об него, ушибла лодыжку и не смогла сдержать крика, однако услышал ее лишь один из членов процессии, остальные же были слишком поглощены словами священника и собственным горем.

Мистер Джеймс Солан, стоящий позади группки людей, окруживших могилу его сестры, решил, что странный звук произвело какое-то животное, попавшее в капкан; и только когда он обернулся и вгляделся в подлесок, он заметил девушку, которая медленно поднималась на ноги. Лица ее он не видел, но она показалась ему очень юной, а поскольку при падении платок соскользнул с ее головы, Джеймс обратил внимание на вьющиеся волосы цвета пожухлых буковых листьев, устилавших все вокруг. Джеймс на мгновение замер в нерешительности, а затем тихо покинул место печальной церемонии, решив спросить у незнакомки, не может ли он чем-нибудь ей помочь. Он знал: его сестра не возражала бы против такого поведения и, если бы они вдруг поменялись местами, непременно поступила бы точно так же.

Грейс увидела, что он направился к ней, и уже хотела бежать, но потом поняла, что у нее нет ни сил, ни желания. Кроме того, напомнила она себе, никто не знает, зачем она приехала на кладбище и что совершила; она оплатила проезд, а значит, имела такое же право находиться здесь, как и остальные скорбящие.

— Я могу вам помочь? Вы ушиблись? — Джеймс старался говорить с ней как можно мягче, решив, что она может испугаться и убежать, если он будет вести себя слишком прямолинейно или произносить слова слишком громко. На вид ей лет тринадцать, решил он, и у нее трагически-бледное, но прекрасное лицо. Одежда ее, хоть и давно уже вышла из моды, выглядела так, словно эта девушка знавала лучшие времена, но Джеймс заметил, что платье во многих местах заштопано, пестрит заплатками, а кое-где протерлось чуть ли не до дыр.

Грейс села на поросшую мхом скамью, чувствуя себя беспомощной и слабой, как птичка.

— Благодарю вас, сэр, ничего страшного. Я просто споткнулась.

— Но вы ушиблись, — настаивал Джеймс.

Грейс покачала головой, осторожно прикрыв лодыжку платьем.

— Ушиб несильный. Я сама виновата.

— Позвольте возразить: вина скорее лежит на садовниках Бруквуда, — сказал Джеймс. — Но разрешите мне осмотреть вашу ногу.

— Боль уже почти прошла, — ответила ему Грейс, еще ниже опустив подол платья, чтобы полностью закрыть и ноги, и потертые старые туфли. — Я… я просто хочу немного посидеть здесь, прийти в себя.

— Тогда вы позволите мне присесть рядом с вами? — спросил Джеймс. — Ибо я уже достаточно наслушался сегодня о долине смерти, о гневе Господнем и о земле вечного сна, хотя к подобным вещам моя сестра никогда не относилась всерьез. Кроме того, мне совершенно не хочется присутствовать при том, как гроб с ее телом опустят в сырую землю.

— Понимаю, — кивнула Грейс, которой тоже не хотелось при этом присутствовать. — Так значит, сегодня хоронят вашу сестру? — робко спросила она.

Джеймс кивнул и сел рядом с ней.

— Ее звали Сюзанна, — начал он. — Она была жизнерадостной девушкой, постоянно смеялась — именно такой я и хочу ее запомнить. Но посмотрите на все это! — Он указал на мрачную компанию одетых в черное плакальщиков и скорбящих в цилиндрах. — Все эти плюмажи и помощники гробовщика, конюхи и кучера… Все эти разговоры о катафалке, о лошадях, о том, как долго следует носить траур, — это не имеет к Сюзанне никакого отношения! Мой отец решительно настроен возвести настоящий египетский мавзолей над ее телом и зажечь вечный огонь, но ни то ни другое не вернет ее нам.

Они оба некоторое время молчали, а затем Джеймс произнес:

— Но, впрочем, прошу прощения. Вы тоже приехали на похороны?

Грейс покачала головой.

— Нет, я приехала… на могилу матери.

— Как печально. Но она покоится в чудесном месте. Тут прекрасные скульптуры.

Грейс кивнула: она уже видела надгробия, украшенные восхитительными мраморными ангелами и якорями (на могилах моряков), а также чудесную лошадь без всадника на могиле жокея и даже рояль на могиле музыканта.

— Мой отец намерен распорядиться, чтобы и его самого, и мою мать, когда придет время, похоронили внутри египетского мавзолея, а после них — и меня, и моих братьев тоже. — Джеймс помолчал. — Если это не очень вас огорчит, прошу, расскажите, когда умерла ваша матушка.

— Уже давно — почти десять лет назад, — ответила Грейс, на сей раз говоря правду.

— Но отец жив и заботится о вас?

Грейс покачала головой.

— Отец тоже умер, — сообщила она; девушка действительно так считала, хотя Лили и верила тому, что им рассказывала мама: папа уехал искать счастья и однажды вернется к ним.

— Значит, вы сирота?

— Да, сэр. — Грейс очень смущала вся эта беседа: хоть она и раньше разговаривала с молодыми джентльменами, она всего лишь предлагала им купить у нее водяной кресс. — Я живу вместе с сестрой, и мы неплохо справляемся, — продолжала девушка, не желая, чтобы он решил, будто они нуждаются.

— Но что с вами было после того, как умерла ваша мать? Вы ведь, наверное, были совсем крошками…

— Мне было пять лет, а сестре шесть, — ответила Грейс. — Нас поместили в приют, которым руководила одна добрая женщина, и мы там были вполне счастливы.

— А затем?

— Затем, когда мне исполнилось четырнадцать, нас отдали в учебное заведение, где меня должны были выучить на учительницу.

Джеймс пристально посмотрел на нее.

— Я вижу по вашему лицу, что там вам не понравилось.

Грейс запаниковала, но постаралась говорить спокойно.

— Не очень, сэр. И потому мы решили уйти.

— Когда это произошло?

— Мы ушли приблизительно год назад. И с тех пор сами заботимся о себе… и нам это удается. Мы продаем водяной кресс на улице.

Он с понимающим видом кивнул.

— Поскольку ваша сестра старше вас, по крайней мере она может проявлять по отношению к вам материнскую заботу.

Грейс опустила голову. Не было никакой причины открывать ему то обстоятельство, что, хотя Лили и была старшей, если считать по годам, на самом деле все было наоборот: это Лили до конца своих дней будет нуждаться в ее, Грейс, опеке и заботе и никогда не сможет жить самостоятельно.

Когда панихида подошла к своему логическому завершению и группа скорбящих у края могилы мисс Солан стала выражать признательность священнику, Джеймс встал со скамьи и заявил, что должен присоединиться к остальным. Прощаясь, он сунул руку во внутренний карман сюртука, и Грейс замерла от стыда, испугавшись, что он хочет предложить ей денег. Но она ошиблась.

— Я клерк, работаю в адвокатской конторе в Линкольн-Инн, — сообщил он, вручая ей визитную карточку. — Если вам понадобится моя помощь, прошу вас, приходите в контору в любое время и спросите меня.

Грейс не могла придумать ни одной ситуации, в которой ей могла бы понадобиться его помощь, но карточку взяла. Там было написано следующее:

«Джеймс Солан, эсквайр.

Помощник юриста у мистера Эрнеста Стэмфорда, королевского адвоката.

Мориарти Чэмберз, Линкольн-Инн».

— Я по вашему лицу вижу, что вы не станете злоупотреблять моим временем, но, если в моих силах будет помочь вам, прошу вас, позвольте мне так поступить, в память о моей сестре. — Его улыбка была несколько грустной. — Знаете, Сюзанна всегда была готова прийти на помощь молодым дамам, попавшим в затруднительное положение. Кто может поручиться, что это не она организовала нашу встречу здесь, на своих похоронах?

Грейс улыбнулась.

— Очень мило с вашей стороны так считать. — Она встала со скамейки, осторожно наступила на пострадавшую ногу и поняла, что боль ушла. — Благодарю за компанию, — сказала она, — и позвольте мне пожелать вам хорошего дня.

— До новой встречи, — ответил Джеймс и поклонился.

Поезд отъезжал из Бруквуда только в три часа пополудни, поэтому Грейс зашла в часовенку и, постаравшись как можно неприметнее устроиться в заднем ряду, стала размышлять обо всем, что с ней приключилось за последние несколько дней, отчаянно пытаясь хоть как-то упорядочить эти события. Время от времени — из-за ужасной усталости — Грейс начинала дремать, но каждый раз, когда это случалось, к ней возвращался пугающий сон: ей снилось, что ребенок все еще у нее в утробе, а она бегает туда-сюда, пытаясь найти безопасное место для родов.

Когда часы пробили половину третьего (а ее жизнь оставалась такой же бессмысленной, как и раньше), Грейс решила сесть в поезд и отправиться в обратный путь. Однако, когда она подошла к маленькой станции, поезда не оказалось, и она стала ждать вместе со скорбящими, которые выходили на платформу из буфета.

Грейс с юных лет изучала людей, и это оказалось очень полезным, когда она стала торговать водяным крессом: она могла быстро определить, к кому стоит подойти и предложить товар, кто совершит покупку, а кто — нет. Глядя на распорядителей похорон в цилиндрах, которые бдительно пасли свое стадо скорбящих, Грейс не могла не заметить, что одна группа гробовщиков более настойчива, чем остальные. Они гораздо многословнее приносили свои соболезнования родственникам умерших, подчеркнуто внимательно заботились об удобстве последних, всегда готовы были принести запасную шаль или платок с черной окантовкой, хлопали по плечу, утешали, гладили по руке и вытирали слезы, в разговорах с семьями умерших упоминали «добрую смерть» и «утешение от добрых похорон».

Так Грейс впервые столкнулась с Победоноссонами.

Мистеру Джорджу Победоноссону принадлежало самое крупное похоронное бюро в Лондоне, и он хотел — можно даже сказать, страстно желал — обеспечивать убитые горем семьи всем необходимым для похорон. В «Похоронном бюро семейства Победоноссон» клиенту предоставлялся выбор из двадцати девяти видов гробов, к каждому из которых прилагалась заменяемая шелковая внутренняя обивка, а также медная или серебряная фурнитура. Тут можно было выбрать катафалки со стеклянным верхом, запряженные лошадьми с черными плюмажами, бархатные покровы на гроб, траурные ленты, флажки, шесты, похоронные венки и наемных участников процессии, закутанных в любое желаемое количество черного крепа. Единственное, что они предложить не могли, это траурное платье; но, к счастью, любую деталь последнего, плюс вуали, ридикюли, перчатки, накидки и остальные аксессуары для первого, второго и третьего периодов траура можно было приобрести в крупнейшем оптовом магазине на Оксфорд-стрит, в «Универсальном магазине траурных товаров Победоноссона», владельцем коего являлся кузен мистера Джорджа Победоноссона, мистер Сильвестр Победоноссон.

Миссис Эмелина Победоноссон, супруга Джорджа, заметила Грейс, молча стоявшую на станционной платформе и, очевидно, не имевшую никаких родственников, которые могли бы утешить ее. Миссис Победоноссон осуществляла необычное, но вдохновенное дополнение к работе современного гробовщика: единственной ее задачей на похоронах было утешать представительниц слабого пола, которые не могли справиться с горем. Она была высокой и худой, с землистым цветом лица, маленькими глазками и улыбкой, обнажавшей не только зубы, но и десна. Миссис Победоноссон почти постоянно ходила в черном, чтобы сильнее проникнуться печалью клиентов, и могла похвастаться несметным количеством модных траурных нарядов, к каждому из которых прилагались шляпка и вуаль. Ее миссией было убедить скорбящих в том, что носить последний писк похоронной моды — не столько непредвиденные расходы, сколько дань уважения усопшим; и сейчас, облаченная в сверхмодное платье, натянутое на металлический каркас, который раскачивался из стороны в сторону, миссис Победоноссон неспеша подплыла к Грейс.

— Моя милая девочка, как вы себя чувствуете? — нежно спросила она, кладя ладонь ей на руку. Однако с такого расстояния миссис Победоноссон смогла рассмотреть, насколько потерто платье Грейс, и, поняв, что в данном случае не сможет заработать денег, порекомендовав установить мраморное надгробие, чтобы несколько успокоить скорбящую в час горьких раздумий, она тут же смекнула, что ей предоставляется иная возможность. — Милое дитя, как же вы, наверное, бедствуете!

Грейс, несмотря на усталость, присела в реверансе.

— Благодарю, но у меня все не так уж плохо.

— У вас такое выразительное лицо! — заметила миссис Победоноссон. — Вы никогда не задумывались о том, чтобы участвовать в делах похоронного бюро в качестве наемной скорбящей?

Грейс вздрогнула и изумленно уставилась на нее. Ей захотелось сбросить чужую ладонь со своей руки, но она знала, что это будет выглядеть слишком невежливо.

— Возможно, с моей стороны бестактно говорить о подобных вещах, но должна заметить, что вы идеально подходите на роль профессиональной скорбящей.

Грейс по-прежнему пребывала в таком изумлении, что не знала, что и сказать.

— Вы еще очень молоды, но у вас такой вид, словно вы успели пережить все страдания, выпадающие на нашу долю. Из вас получилась бы восхитительная наемная участница процессии! — Поскольку Грейс не выразила протеста, женщина продолжила: — Похоронное дело расширяется, дорогая, и нам всегда нужны такие лица, как у вас. Вы могли бы переехать жить к нам, стать членом семейства Победоноссон.

Грейс покачала головой.

— Мне очень жаль, но…

— Вам платили бы по пять шиллингов за каждые похороны, а когда вы не будете задействованы как участница процессии, вы могли бы помогать девушкам шить обивку для гробов. С таким трагическим лицом вы бы пользовались бешеным успехом на похоронах высшего класса.

От этой мысли Грейс передернуло.

— Простите, — ответила она, — но я живу с сестрой и не могу даже подумать о том, чтобы оставить ее одну. К тому же, боюсь, работа наемной участницы похорон покажется мне невыносимой.

— Но дарить утешение другим — это ведь так чудесно! — воодушевленно воскликнула миссис Победоноссон. — И если мы это умеем, то использовать подобное умение — наш христианский долг.

Грейс снова покачала головой.

— Боюсь, что я не смогу, — произнесла она. — Но все равно спасибо за предложение.

— Как вам будет угодно. — Миссис Победоноссон достала из черной бархатной муфты визитную карточку. — Но если вы все-таки передумаете…

Грейс взяла карточку и, поблагодарив, снова присела в реверансе, думая при этом: как странно, но до сегодняшнего дня ей ни разу не доводилось держать в руках визитную карточку, а сейчас она получила две, одну за другой. У этой края были окрашены в черный цвет и в рамке были выгравированы следующие слова:

«Похоронное бюро семейства Победоноссон.

Мейпл-мьюз, Марбл-арч, Лондон.

Да последуют за доброй смертью добрые похороны.

Предусмотрительность — наш девиз».

Наконец с бокового пути выехал черно-синий поезд и, выпустив большие клубы пара, поравнялся с платформой. Миссис Победоноссон поплыла дальше, а Грейс забралась в один из вагонов третьего класса, села на скамейку и тут же о ней позабыла.

Поезд рывком тронулся с места и постепенно набрал ход. Грейс облегченно вздохнула: все прошло именно так, как и предсказывала повитуха. Девушка закрыла глаза, мысленно подгоняя поезд. Ей очень хотелось быстрее вернуться домой, к Лили. Она очень надеялась, что с сестрой за время ее отсутствия ничего не случилось…