Папа, ты попал!

Глава 17. Максим

Наши дни

— Я не понимаю, вы ответите мне или нет? — спрашиваю я у Тамары Александровны, но та молчит, а Надя хлопает глазами. — Дурдом какой-то!

Я встаю с постели, перешагнув обомлевшую Надю. Нет чтобы прийти мне на выручку, она помалкивает, да прячется под одеялом.

Выхожу из комнаты, и чтобы Тамара Александровна переключилась с Нади на меня, закрываю за собой дверь. Я стараюсь в ускоренном режиме переварить случившееся, но ничего не выходит. На уме столько предположений, но ни одно из них меня не устраивает.

— Пап, у бабушки что-то случилось, а Милана нас привезла сюда, — говорит дочь, стуча ладошкой по моему животу. Она хочет, чтобы я её обнял, но я и пальцем шевельнуть не могу.

— Что? Милана здесь? Она внизу?

— Откуда мне было знать, что ты тут… с этой? — через губу отвечает женщина обвинительным тоном. — Я звонила на домашний, как ты и просил, но ты же не соизволил взять трубку! Вот мы и приехали без предупреждения, но не переживай, Милана сразу же умотала по своим свадебным делам.

Фух! Полегчало!

Вот был бы прикол, если она тоже заявилась сюда. Свадьба накрылась бы медным тазом, а моей карьере пришёл бы конец. Милана не стала бы разбираться каким образом Надя очутилась в моей постели, и уж точно не дошло бы до разбора полетов. Она не стала бы выяснять, было у нас что-то или нет. Зная Милану, она всё равно мне не поверила бы.

— И всё же, откуда вы знаете эту девушку?

Женщина косится на дочь, которая с трепетной любовью в глазах смотрит на меня. Понимаю, что в присутствии Василисы она не скажет мне ни единого слова, а это значит, что меня ждёт капитальный разнос.

— Принцесса, иди посмотри телевизор. Сейчас как раз мультики показывают, — присаживаюсь на корточки и целую своё сокровище в курносый носик.

— Ура! Мультики!

Как только дочурка стремглав убегает в гостиную, я приподнимаюсь и тут же напарываюсь на негодующий взгляд.

— Как её зовут?

— Кого? — в непонятках спрашиваю я.

— Ту девку, с которой ты был в постели!

— Тамара Александровна. Знаю, поверить трудно, но у меня с ней ничего не было. Я вообще не знаю как она пробралась ко мне в кровать. Может из-за грозы. Ночью она была слегка напугана.

— Меня не волнует что у тебя с ней. Просто назови мне её имя.

— Надя, — выдыхаю я. — Её зовут Надя. Это разве что-то меняет?

Приложив ладонь к губам, женщина медленно, будто находясь в забвенном трансе, разворачивается на пятках и устремляется в кухню. Опасаясь за здоровье своей бывшей тёщи, я следую за ней по пятам.

— С вами всё хорошо?

Женщина лишь угукает и многозначительно пожимает плечами.

— Дай мне время прийти немного в себя.

Навалившись на стену, она наполняет стакан водой из-под крана, затем устало присаживается на угловой диванчик и полностью осушает его.

— Валерьянка есть? — спрашивает она.

Да что же там такое? Я немедленно хочу узнать правду, а она будто нарочно оттягивает момент истины. Отыскав в ванной комнате аптечку со скудным ассортиментом медикаментов, я нахожу успокоительное и передаю весь стандарт женщине.

В нетерпении присаживаюсь напротив неё и как только она проглатывает таблетку, стучу кулаком по столу.

— Довольно! Сколько можно? Скажите вы мне или нет что всё это значит? — женщина вздрагивает, но в то же мгновение отмирает, понимает, что ей уже не отделаться. Она не выйдет отсюда пока не внесёт хоть какую-то ясность в эту неразбериху.

— Я солгала, — произносит и выдерживает паузу. Я как могу держусь, чтобы не прикрикнуть на женщину. Эти заминки меня точно доконают. — Мой Толя не умер, — досадливо поджимает она свои губы и подымает на меня взгляд, проверяя мою реакцию. Внешне я сдерживаю спокойствие, но внутри меня бушует ураган противоречивых эмоций.

— Тогда что же с ним случилось?

— Он уезжал по работе в Магнитогорск и случилось так, что там он встретил другую женщину, гораздо моложе меня. Толя остался там! Он променял нас с Мариной на неё! — с холодным презрением в глазах она указывает в стену, за которой находится Надя.

— Чего, блин?

— Надя — сводная сестра нашей Мариночки.

— Ох, — только и могу сказать, поскольку сказанное не укладывалось в сознании.

Час от часу не легче. Хорошо, что я сижу, иначе точно бы рухнул на пол от такой новости.

— Я запретила ему видеться с Мариной, как только узнала, что тот ждёт ребёнка от другой женщины. Он каждую неделю писал письма. В них он умолял меня участвовать в жизни нашей дочери, но тогда я была слишком гордой, чтобы предоставить ему эту возможность. Мы ведь даже не были в браке. Я подумала, что если скажу Марине, что её отец погиб, то она перестанет надеяться на то, что он вернётся. Я верила, что так будет только лучше. Как-то раз он даже приехал. Стоял на коленях и умолял меня повидаться с Мариной, а я же… — задыхается она, рыдая в три ручья, а потом дрожащими руками выдавливает из стандарта ещё одну таблетку успокоительного и проглатывает её. — После этого случая я вынуждена была сменить место жительства, — задрав голову вверх, она сдерживает поток своих безудержных слёз, но мне нисколько не жаль её. — Боже, он ведь даже не знает, что нашей Мариночки больше нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ком горечи встал в моём горле. Он мешает мне не только дышать, но и говорить:

— Как вы могли лишить её отца? — осуждающе качаю я головой из стороны в сторону, вперившись гневливым взглядом в бледное лицо женщины. — Вы хоть в курсе, как она надеялась когда-нибудь снова встретиться с ним? Она не верила в то, что он умер! Марина каждый год в день его рождения пекла торт, и не съев ни кусочка, выбрасывала, только потому что чуда не происходило! Для неё он был всем, а вы безжалостно лишили её этого! Вы — монстр, Тамара Александровна!

Мне не следовало было говорить подобное. Ничего уже не изменить, ничего не исправить. Осуждения не помогут, этим я ничего никому не докажу, но я и думать не хочу что было бы с Мариной, если при жизни она узнала о том, что родная мать столько времени лгала ей. Для неё это было бы ударом прямо в сердце.

— Я не знала, правда. Я думала, что делаю правильно. А потом было уже слишком поздно. Однажды я написала ему, но моё письмо так и осталось без ответа. Может быть, его уже на свете нет, кто знает.

— Так спросите об этом Надю.

Женщина накрывает мои сцепленные в замок пальцы и смотрит на меня умоляюще.

— Не говори ей ничего. Не хочу, чтобы она проговорилась Толе о том, что Марины уже нет. Зная его, он станет винить меня в этом.

— Как же вы всё-таки похожи с ней, — издаю ядовитый смешок.

— С кем?

— С Мариной. Вы так же не считаетесь с мнением близких вам людей! Думаете только о себе! — разошёлся я не на шутку, что трудно усидеть на одном месте.

Плюнув на всё, я встаю из-за стола и порываюсь из кухни, но женщина настигает меня и перекрываете собой проход. Она выставляет руки по обе стороны от себя, упираясь ладонями в стены.

— Максим! Не смей! Не смей говорить ей! Что бы вас не связывало с Надей, не говори ей обо мне и Марине, — слёзно упрашивая, она складывает ладони в молитвенном жесте.

— А то что?

— Ну хочешь я на колени встану? — только она намеревается упасть мне в ноги, как я хватаю её за предплечье, не давая таким образом ставить себя в ещё более унизительное положение. Моё отношение к ней это не изменит. В моих глазах эта женщина бесспорно потеряла свой авторитет и вряд ли подобными манипуляциями сможет надавить на жалость. — Я знаю, это всего лишь увлечение… У тебя стресс перед свадьбой и не мне тебя судить как ты с ним справляешься.

— Вы не..

— Дай договорить! — негромко перебивает она меня, поглядывая на дверь в комнату, где находится Надя. — Я просто не вынесу, если она станет для тебя чем-то большим, чем просто увлечением. Смотреть в эти глаза… и видеть другого человека… — в отчаянии она прикрывает свои веки и хватается за голову, мотая ею из стороны в сторону. — Я же сойду с ума!

— Сожалею! Но она согласилась стать няней для Василисы. Так что постарайтесь смириться с этим!

И я наглым образом обхожу её.

— Нет! Ты не посмеешь! — останавливает меня в истерике, до боли сжимая мою руку.

— Тамара Александровна, уходите.

— Максим, прости…

— Уходите, я сказал! — распахиваю для женщины входную дверь и характерным жестом указываю на выход. — Сегодня о Василисе есть кому позаботиться.

Тамара Александровна оскорблена, но она сейчас не в том положении, чтобы возражать мне. Я непоколебим. Я скала.

Но как только Тамара Александровна уходит, на меня обрушивается реальность. Я будто всё это время находился в пузыре, а сейчас он лопнул, стоило услышать голос Нади за дверью:

— Максим, мне можно выйти?

Наша встреча — это элементарное стечение обстоятельств или рок судьбы?

