Папа, ты попал!

Глава 54. Максим

Милана пока ещё не приметила меня, а для меня она как красная тряпка для быка. Как аллерген, как самый мощный раздражитель.

От Степана Аркадьевича я намеренно прячу свои руки под столом. Сейчас они опаснее, чем орудие убийства. Словно перед рещающим боем, я всё крепче сжимаю кулаки по мере её приближения к столику.

Держать себя в рамках приличия… Нужно держать себя в рамках, — на повторе проносятся эти слова в голове.

Степан Аркадьевич поверил мне, раз устроил нам встречу, а я вот себе довериться не могу. Боюсь, что ненависть моя окажется намного сильнее, чем желание восстановить справедливость.

Не сводя разъярённых глаз с Миланы, порхающей в нашу сторону, я ёрзаю на стуле, как будто сижу на раскалённых гвоздях.

Милана ступает на подиум, а затем подымает голову. Стоит ей пересечься со мной взглядом, как её довольная физиономия приобретает растерянный вид.

Не ожидала меня здесь встретить.

Оно и понятно. Я сам не ожидал такого исхода, который из всех присутствующих здесь устраивает только меня.

— А он что тут делает? — оцепенев, произносит она своим напомаженным ртом. Милана смотрит на меня с отвращением, будто её ни с того ни с сего затошнило. — Пап, что всё это значит?

— Разве это должно обязательно что-то означать? Почему ты вечно ищешь во всём какую-то закономерность? — поражаюсь я спокойствием этого мужчины. Степан Аркадьевич освобождает Милане своё место, а сам присаживается между нами. Тем и лучше, так я её точно не достану. — Ты не допускаешь мысль, что я мог случайно встретить здесь Максима и пригласить его присоединиться к нам за стол? Я думал, ты не будешь против. Ты же говорила, что не держишь на Максима зла.

— Всё верно, не держу. Ну раз это случайность, то пусть себе сидит. Мне не жалко, — замечаю, что безразличие её наиграно.

Милана прячет свой телефон в сумочку, вешает её на спинку стула. С таким же безразличием кладёт бумажное полотенце на свои колени и принимается за еду, будто я для неё пустое место.

Ощущаю, как внутренности мои щекочет от клокочущей ненависти. Я ненамерен терпеть, пока она насытится едой и вдоволь наиграется на моих натянутых нервах.

Я не дам ей времени на размышления. Милана сейчас же обязана раскаяться. Она должна искупить свою вину, понести заслуженное наказание. Иначе не видать мне спокойствия до конца своих дней.

— Как протекает беременность? — сдержанно спрашиваю я, смотря куда угодно, но только не в её лживые глаза.

На самом деле меня не волнует ничто, что хотя бы косвенно относится к Милане. Это мне неинтересно. Просто я желаю отвлечь себя от мыслей, в которых втаптываю беззаботное лицо Миланы в грязь.

Милана отвлекается от еды. Растягивает губы в фальшивой улыбке, поглаживая свой выпирающий живот, спрятанный под тканью обтягивающего чёрного платья.

— Отлично! Спасибо, что спросил. У тебя как дела? Ты выглядишь таким уставшим и бледным, — ресницы её трепещут, улыбка становится шире. Смотрит на меня ещё так надменно. Как кобра на свою жертву. Мысленно она уже проглотила меня и даже не подавилась. — Ты не заболел случайно?

— Заболел, ага, — киваю, глядя на неё исподлобья. В висках в ускоренном ритме пульсирует кровь, реагируя на её неприятную близость. — Вирус подхватил. До сих пор не могу очистить свой организм от этой гадости.

И гадость эта зовётся "Миланой".

— Сочувствую тебе. Будь поаккуратней в следующий раз, а то привык тащить домой всякую дрянь. Немудрено, что вирус не обошёл тебя стороной.

Она издевается надо мной. Насмехается и даже не стесняется своего отца. Я как настоящий садист терплю её издёвки не потому, что она беременна. А только потому, что Степан Аркадьевич попросил меня. Если бы не он, то плевал бы я на манеры и на своё воспитание.

— Что ты забыла у меня дома? — с нажимом спрашиваю, пытаясь держать на контроле каждое движение Миланы. Надеюсь, что она выдаст себя, и в итоге у меня получится раскусить её.

Милана бесстрастна. Она прирождённая актриса. По щелчку пальцев может затуманить твой разум. Моргнуть не успеешь.

— Когда? Я жила с тобой, а потом ты выгнал меня, если вдруг забыл! — правдоподобно она играет роль жертвы. Смотрит на отца, ищет в нём поддержку, а тому до фиолетовой звезды на наши разборки. Он смакует вино, со скучающим видом наблюдая за нами.

— Что ты делала у меня, когда я приезжал в Москву, чтобы встретиться с твоим отцом?

— А, так ты об этом? — издавая смешок, она отмахивается от меня как от назойливой мухи. — Я уже и не вспомню, что тогда хотела. Вроде бы поговорить с тобой, но тебя дома не застала. Надя сказала, что ты уехал. Я погоревала недолгое время, а после ушла.

Каждое её слово пронизано ложью. Раньше я не замечал того, как Милана любит приукрашивать, как она мастерски может выйти сухой из воды, а сейчас же чувствую фальшь за версту. Я научился различать те маски, за которыми привыкла скрываться Милана. Она никогда не была искренней со мной. Не только со мной, но ещё и со своим отцом.

— Поговорить? Что-то не сходится, — Степан Аркадьевич ставит бокал с недопитым вином на стол. Наверное, и ему осточертело слушать дочуркины сказки. — Милана, я точно помню как говорил тебе о том, что Максим приезжает в Москву. Тогда кого ты ожидала увидеть в его доме, раз должна была знать, что его там не окажется?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Разве говорил? Ну, значит, я забыла, — кожа её покрывается красными пятнами, она начинает нервно теребить полотенце, лежавшее на коленях. Мысленно благодарю Степана Аркадьевича за то, что не остался в стороне. — Сам понимаешь, тогда у меня была жуткая депрессия. Я не могла здраво мыслить! Посмотрела бы я на твоё состояние, если бы тебя бросили, а на следующий день ты вдруг узнал, что тебе уже нашли замену! — гнусавит Милана, пряча лицо в своих ладонях. Думаю, слёзы лить собралась, поэтому закатываю глаза на подобные манипуляции. — Пап, ты только представь, в доме, где ещё витает мой аромат… где находились мои вещи, были вещи другой девушки! Той самой, на которую меня променяли. Мне было неприятно и больно! Я хотела забыть этот день как кошмарный сон! Спасибо, папочка! Напомнил!

Взгляд Степана Аркадьевича суров, и в то же время сочувствующий. Он-то как раз и не научился различать маски Миланы. А я мечтаю сорвать их с неё. Разоблачить её, чтобы он наконец понял, какое зло породил.

— В последний раз спрашиваю, что ты делала в моей комнате? Надя сказала, что ты заперлась именно в ней. Что ты там вынюхивала? Признавайся!

— Да я же сказала, что просто была ошарашена! Мне было паршиво от того, что ты теперь с ней. Знаешь, как сложно смириться с тем, что ничего уже не вернуть? — она переходит на выкрик, ещё немного и у неё начнётся истерика. — Не знаешь! Поэтому не суди меня за то, что мне потребовалась минутка уединения, чтобы принять этот факт!

Это я-то не знаю каково это, когда понимаешь, что ничего уже от тебя не зависит? Да уж, конечно! Знаю, но что-то не припомню, чтобы мне пришло в голову вымещать злость и обиду на окружающих.

— Не ври мне! — гаркаю я.

— Да сдался ты мне больно со своей Надей! — хмыкнув, она забрасывает ногу на ногу и складывает руки на груди. Разглядывает потолок, пряча свои пустые глаза от меня. — Мне до вас сейчас нет никакого дела. Своих забот хватает, если ты не видишь, — указывает она на живот.

Не выйдет. Беременность на даст ей никаких послаблений.

— Нет дела, говоришь? Так, значит, именно поэтому ты подкинула Наде брошь? Потому что тебе нет дела до нас?

— Подкинула? Да ты рехнулся? — Милана крутит у виска, а затем неожиданно из беззащитной жертвы превращается в дикую кошку, жаждущую разорвать мою яремную вену. Она выпучивает глаза, наваливается животом на стол, и яростно тычет в меня своим наманикюренным пальцем, брызжа при этом слюной. — Это она украла брошку у меня! Мерзавка спёрла её у меня, когда я приходила к тебе! Наверное, я так была расстроена, что даже не заметила, как она сняла её с меня. Она воспользовалась моим беспомощным состоянием! А ты её защищаешь сейчас!? Да разуй ты глаза! Ты доверился не тому! Откуда, по-твоему, на моей брошке нашли её отпечатки? Она выдаёт себя не за того человека!

Какая игра. Какие правдивые эмоции. Даже выступившие слёзы на глазах Миланы сверкают так, что позавидовали бы многие актёры, играющие драматическую роль.

— Может, с балеток, например? Может, ты их не выбросила тогда, а приберегла для такого случая?

— Какие глупости! — содрогается она от звонкого смеха, действующего на нервы. — На кой чёрт мне сдались обноски твоей идиотки!

Не выдерживаю. С грохотом отодвигаю стул и подрываюсь на ноги, чтобы что…? Не знаю, но руки чешутся.

— Закрой свой поганый рот! — ору как сумасшедший. — Только попробуй ещё раз обозвать Надю, я тебя… — Дышу очень часто, стараясь обуздать тот гнев, что рвётся из меня наружу.

Степан Аркадьевич, выставляет руку в мою сторону, видя моё безумие. Он сам приподнимается из-за стола, хлопает меня по плечу.

— Успокойся, Максим. Присядь, — предостерегает он, метнув взгляд на персонал, выбежавший в зал.

Мы привлеки к себе внимание не только персонала, но и гостей ресторана.

Осматриваюсь, смыкаю веки на мгновение и со скрежетом сжимаю челюсть, пытаясь стереть из памяти высокомерную и самоуверенную физиономию Миланы. Глубоко вздохнув, я валюсь обратно на стул.

Милана убеждена, что останется безнаказанной. Ей только на руку вывести меня из себя, что она и делает сейчас. Искусно выводит меня на эмоции, зная, что папочка не даст её в обиду. Она уверена, что отец убережёт её от всех, кто посмеет посягнуть на неё.

Только удостоверившись в том, что я не натворю глупостей, Степан Аркадьевич тоже присаживается за стол.

Молчит некоторое время, оценивает обстановку. Зрачки его бегают из стороны в сторону. Он смотрит то на меня, то на Милану, постукивая пальцем по своему подбородку. А потом взгляд его цепляется за дочурку.

— Милана, помнишь, я говорил тебе, что купил недвижимость в Испании?

— Помню, а при чём тут это вообще?

Хороший вопрос.

Я тоже не понимаю, зачем мы уходим от темы. Мы ведь почти подобрались к истине, а сейчас мы отклоняемся от курса и сбиваемся с пути.

— Я подарю тебе её, если ты сейчас же расскажешь мне правду.

