Перекрёсток

Глава 13

Ангелина

Несколько часов мы с Леркой разбираем вещи. Ну как разбираем — пока я пытаюсь разложить одежду по полочкам, Лерка с упорством носорога разбрасывает по комнате свои новые игрушки.

— Котёнок, ну перестань, пожалуйста, — в сотый раз прошу её успокоиться и посидеть тихонько, но мои уговоры не срабатывают. Даже наоборот — дочка с визгом запрыгивает на кровать, расшалившись пуще прежнего.

— Да что это с тобой?

Вопрос, в общем-то, риторический и ответа не требует. Но всё-таки я его получаю:

— Она просто чувствует себя в безопасности, вот и всё.

Обернувшись, замечаю на пороге комнаты Артура собственной персоной. Слава Богу, одного, без супруги, знакомиться с которой у меня нет ни малейшего желания. Видимо при мыслях о кошечке, в моих глазах промелькнуло нечто нехорошее, потому как Вавилов вдруг смутился:

— О, извини, что без стука. Дверь была открыта.

— Не извиняйтесь, это ведь ваш дом, — резонно замечаю я, и на некоторое время задумываюсь над словами Артура относительно Лерки.

Вообще-то он прав. Привыкшая к сдержанному поведению дочери, я как-то забываю, что по сути она — обычный пятилетний ребёнок, шаловливый и непоседливый. Обстоятельства вынудили её рано повзрослеть, и это меня сильно расстраивало.

Так может, у Лерки всё-таки есть шанс на нормальное детство?

Шумно выдохнув от усталости, дочка, наконец, спрыгивает с кровати и хитро косится в сторону Артура. Без страха, без опаски, которая всегда мелькала в её глазах в присутствии Гриши.

Вот ведь как бывает. Собственного отца ребёнок боится, а на постороннего дядьку реагирует, как на родного.

Артур внимательно слушает воодушевленную Леркину болтовню (дочка делится впечатлениями от своих новых игрушек), а я продолжаю предаваться философским размышлениям, до тех пор, пока Вавилов не просит:

— Геля, пойдём со мной.

Оставив наконец-то угомонившуюся Лерку в комнате, я послушно выхожу вслед за Артуром и вопросительно поднимаю брови.

— Хочу познакомить тебя с Никитой.

О! А вот это уже интересно.

— Может, расскажите что-нибудь о сыне? Ну, чтобы у меня была хоть какая-то подготовка…

Артур над моим предложением задумывается. Судя по его взгляду, даже теряется.

— Знаешь, вообще-то воспитанием Ника раньше занимались профессионалы. Учителя, гувернантки…

«А что же кошечка?» — хочу ехидно уточнить, но вовремя прикусываю язык. Не надо лезть не в своё дело.

— У сына уже налаженный график, — продолжает Артур, — подъем, гигиенические процедуры, завтрак, занятия, обед, дневной сон… Потом плавание в бассейне, ужин, чтение перед сном и отбой.

— Охренеть!

Всё-таки я нарушаю границы дозволенного, и тут же в страхе зажимаю рот ладонью:

— Извините…

— А что тебя так, собственно, удивляет? — в глазах Артура нет злости, только растерянность.

— Нет, ничего, — бормочу себе под нос, — всё нормально, правда.

Естественно, Вавилова мой ответ не устраивает. Грозно нависнув надо мной, он металлическим голосом чеканит:

— Геля, запомни одну простую вещь: если начальник задаёт вопрос, это значит, что на него нужно ответить. Ясно?

Ясно, чего уж тут неясного-то? Вот только близость Артура не позволяет мне сосредоточиться и собрать мысли в кучу. Нос улавливает аромат мужских духов, крепких сигарет и ещё чего-то такого…

Волнующего. Крышесносного. Пугающего. Это выбивает меня из колеи.

Тихонечко вздохнув, я буквально отползаю в сторону, едва ли не стукнувшись спиной о стену. И только оказавшись на безопасном расстоянии, наконец-то, стряхиваю с себя неуместное наваждение.

Так, что он там спрашивал? Что меня удивило в распорядке дня его сына?

— Артур Альбертович, сколько лет Никите?

— Пять.

— И почему же, позвольте узнать, ваш пятилетний сын живёт по тюремному распорядку? Хотя, постойте, я не права. У заключенных вроде бы есть личное время, а у Никиты его нет.

После моих слов, в которых так и скользит безуспешно скрытое ехидство, Артур отходит в сторону и ненадолго замолкает.

Ну неужели такая простая мысль о жизни сына никогда не приходила ему в голову? Или это всё проделки кошечки?

Угадала.

— Илона несколько раз консультировалась у лучших педагогов, все они в один голос заявляли о важности соблюдения режима, — задумчиво бубнит Артур.

Мне кажется, или в его голосе проскальзывают виноватые нотки?

— Ладно, — после небольшой паузы продолжает он, — признаю. В твоих словах есть доля правды. Докажешь, что я не ошибаюсь?

— Доказать?

Интересно, к чему он клонит? Гадает, смогу ли я выстроить адекватные и доверительные отношения с его сыном? Так ведь это забота родителей, а не какой-то временной няньки.

Впрочем, давно пора уже признать — у богатых свои причуды, и семья Вавиловых не исключение.

Никиту мы находим в комнате — роскошной детской, чем-то похожей на Леркину, только в мальчишеском стиле: машинки, роботы, конструкторы и… книги. В огромном количестве.

Пока Артур бегло и как-то даже нервно представляет меня своему сыну, я чувствую себя невеждой, не понимая, зачем пятилетнему ребёнку столько книг. Но ответ не заставит себя долго ждать.

— Ну, знакомьтесь, — бросает напоследок Вавилов и спешно удаляется из комнаты.

А я присаживаюсь рядом со светловолосым мальчишкой, улыбаюсь открыто.

— Привет, я Геля. Будем знакомиться?

Сын Артура смотрит на меня с подозрением.

— А отчество? — тихонечко уточняет он. — Старших нужно называть по имени и отчеству, меня так учили.

Да оно и понятно, даже фраза эта заученная. Мои подозрения обретают почву: имеющий все материальные блага ребёнок лишён самого главного — нормального человеческого общения.

Чёрт, неужели такой умный и рациональный человек, как Артур, этого не понимает? Или не хочет понимать?

— Давай без отчества. И "на ты". Договорились?

В зелёных глазах Никиты мелькает интерес — живая эмоция. Уже что-то.

— Покажешь мне, что читаешь? — продолжаю прощупывать почву. Мальчик пожимает плечами и протягивает мне книгу. Однако! "Дневник одного гения". Просто суперское чтиво для пятилетнего ребёнка. Хочется посмотреть на уникума, который подсунул мальчику эту книгу.

— И как она тебе? Нравится?

Никитка опускает глаза. Хочет сказать правду, но боится не получить одобрения. А взгляд-то у него какой… недетский. У моей Лерки в последнее время частенько такой проскальзывает. И от этого не по себе становится.

— Знаешь, давай-ка мы пока отложим книгу. Лучше покажи мне… мм, вон тот конструктор.

Ещё раз метнув в мою сторону недоверчивый взгляд, Никитка вдруг с готовностью бросается к игрушке. Следующие полчаса проходят весьма продуктивно — мы внимательно разглядываем и пытаемся собрать пресловутый конструктор. Никите это занятие явно приходится по душе — в какой-то момент он даже заливается искренним детским смехом. И надо же так совпасть, что именно в эту минуту на пороге появляется Артур.

Увидев хохочущего сына, он меняется в лице.

— Эм… Вижу у вас тут всё в порядке, — прокашливается, — ладно.

— Пап, смотри! — Никитка резво вскакивает на ноги. — Мы конструктор собираем! Поможешь?

В его вопросе столько надежды и детской непосредственности, что отказать, казалось бы, невозможно.

Но Вавилов явно пребывает в полной растерянности. Мнётся нерешительно, бормочет что-то невнятное. Про дела какие-то или ещё что-то…

Рискую нарваться, но не могу не вмешаться в это дело.

— Конечно поможет, — бодро заявляю. И, не дав Артуру возможности придумать очередное оправдание, быстренько убегаю из комнаты, оставив отца и сына наедине друг с другом. Правда, на пару минут задерживаюсь возле двери, прислушиваясь к происходящему в комнате Никиты. И, судя по тихому смеху, я сделала всё правильно.

Сама же отправляюсь в выделенную нам комнату, где к моему удивлению, уже развернулись настоящие боевые действия.

— Не хочу! — кричит Лерка, в гневе топая своими маленькими ножками. — Не буду!

Перед ней стоит Мария Антоновна с мокрой тряпкой. Лицо домработницы перекошено злобой.

— Ещё как будешь, — шипит она на мою дочь, — ты и твоя мать здесь прислуги, поняла? Значит, должны подчиняться мне! Бери тряпку и вперёд!

Вот те на, приехали. Пусть эта тётка права относительно меня, но орать на Лерку? Нет, этого я не потерплю.

— Что здесь происходит? — лёд в моём голосе заставляет Марию Антоновну вздрогнуть. А Лерка с радостным криком «мама!» тут же прячется за мою спину.

— А вот и вы, — домработница презрительно поджимает губы, — вы в курсе, что ваша дочь — совершенно невоспитанная особа? Хотя, — её колючий взгляд скользит по моей фигуре, — чему тут удивляться, если её воспитанием занимались вы.

— И всё-таки, — пропускаю последнюю фразу мимо ушей, — что здесь происходит?

— Мам, она меня заставляла пыль вытирать, — решает наябедничать Лерка, — а я сказала, что не буду! И тогда она назвала меня малолетней дрянью!

Губы дочки обиженно дрожат, на глазах вот-вот выступят слёзы. При виде этой картины у меня внутри что-то обрывается.

Видели, как ласковая кошка превращается в настоящую фурию, когда кто-то намеревается обидеть её котёнка?

Вот и я испытываю те же эмоции.

Сжав руки в кулаки, я угрожающе двигаюсь в сторону неожиданно притихшей Марии Антоновны.

— Вон пошла. И если ещё раз посмеешь приблизиться к моей дочери, то рискуешь не досчитаться нескольких виниров на своих зубах. Кстати, дешёвых виниров.

Домработница, явно не привыкшая к такому обращению, едва ли не задыхается от возмущения:

— Да ты… Да ты… Да как ты смеешь?! Артур Альбертович непременно обо всём узнает! Вот увидишь, вечером духу вашего здесь не будет!

Видимо она очень хотела оставить последнее слово за собой, потому как не дождавшись моего ответа, выскочила за дверь.

Я провожаю её задумчивым взглядом, а потом поворачиваюсь к Лерке.

— Что теперь будет, мам? — тихо уточняет она. — Дядя Артур нас правда выгонит?

— Не знаю. Может, пронесёт на этот раз?

Не угадала. Через пару часов Мария Антоновна снова появляется на пороге нашей комнаты. И, судя по её ехидной улыбочке и нехорошему блеску в глазах, меня ожидают неприятности.

— Артур Альбертович ждёт вас в гостиной, — торжествующе заявляет противная тётка, — сейчас же.

Артур сидит в мягком глубоком кресле, спиной ко мне. В руках задумчиво вертит красивый стакан, наполненный коричневой жидкостью — несложно догадаться, что это коньяк. Я же топчусь на пороге, даже вдохнуть глубоко боюсь, чтобы не привлечь к себе внимание. Но у Вавилова на затылке, видимо, прячется третий глаз.

— Чего мнёшься там? Проходи давай.

Нервно сглотнув, я всё-таки делаю несколько шагов и замираю неподвижным изваянием возле кресла.

— Садись, — Вавилов кивает в сторону такого же сидения, расположенного рядом. Кресло удобное, мягкое, но я чувствую себя максимально некомфортно. Потому что внутренне готовлюсь к словесной порке.

Но Артур почему-то молчит, и это молчание мне не нравится. Уж лучше б он ругался, ей Богу.

— Послушайте… — не выдерживаю, в конце концов, — я понимаю, что не должна была хамить Марии Антоновне, но она набросилась на мою дочь, оскорбила её. И поэтому…

— Ты о чём? — перебивает меня Артур. Его тёмные глаза наполняются удивлением.

— Ну как же? Мария Антоновна… разве вы не об этом хотели поговорить?

— Ах, ты об этом… — на его лбу появляется складка и тут же исчезает. — Не волнуйся, я предупредил Марию Антоновну и остальной персонал, что ты подчиняешься исключительно мне. Ну а Лера так вообще гостья в этом доме. Больше по этому вопросу вас никто не побеспокоит.

Вот это поворот! Я-то думала, пора чемоданы собирать из-за конфликта со старшей горничной, а Вавилов вдруг занял мою сторону. Ещё и защитил нас с Леркой от этой противной тётки.

Но о чём же он тогда хотел со мной поговорить?

Последний вопрос я задаю вслух. И ответ не заставляет себя долго ждать.

— Скажи, Геля… По-твоему я — плохой отец?

Вот это поворот номер два. И как прикажете отвечать? Ведь скажу правду — рискую нарваться на серьёзные неприятности, а если не скажу… Неприятности могут быть похуже.

Артур снова подслушивает мои мысли.

— Помни, что начальству врать нельзя.

А я не понимаю, шутит ли он в этот момент или говорит серьёзно.

— Нет, Артур Альбертович. — отвечаю после минутной паузы. — Вы не плохой отец.

— Ты ведь так не считаешь, — в его голосе вдруг слышится раздражение. — просто боишься сказать мне правду. Но поверь, больше всего на свете я хочу, чтобы мой сын был здоров и счастлив. И, кажется, боль ничего и не нужно.

Артур наливает коньяк в граненые стаканы и протягивает мне один. Но в я лишь отрицательно качаю головой.

— Не пьёшь? Похвально. А я вот не могу отказаться от пагубной привычки.

— Я не пью только из-за Лерки, не хочу показывать ей дурной пример. Если бы не дочка, спилась бы, наверное, уже давным-давно.

Сказать, что я испытываю неловкость из-за этого разговора, значит, ничего не сказать. Я вообще до сих пор не знаю, как вести себя в присутствии Вавилова. Всё моё естество кричит, что ему нужно доверять, что на него можно положиться, что он поможет, не бросит, защитит. Но вместе с тем меня порой накрывает какой-то тревожной волной. Мне сложно передать или описать это ощущение. И непонятно, что меня беспокоит сильнее. Присутствие Артура в моей жизни, или чувства, которые я начинаю к нему испытывать. Страх невзаимности или пугающее возбуждение при мыслях, что наши отношения вдруг выйдут на новый уровень? Или уже вышли?

— А знаешь, что самое интересное, — Артур продолжает откровенничать, — я ведь допускаю те же самые ошибки, что и мой отец. Помню в детстве я так отчаянно пытался привлечь его внимание, старался стать идеальным сыном. Таким, каким он бы мог гордиться.

— И вы стали?

— Стал, а толку? Между мной и отцом целая пропасть из недопонимание, обид, упрёков. Долгие годы я жил по его наводке, шагу не мог ступить без его одобрения. И долгие годы мне казалось, что всё правильно. Что моя жизнь прекрасна и идеальна. А потом… Потом я вдруг начал понимать, что жизнь эта фальшивая. Не моя. И чувства в ней тоже фальшивые.

В сказанных словах гуляет горечь, но моё сердце вдруг радостно трепещет. Фальшивые чувства… Неужели это он про Кошечку? Неужели между ними нет любви?

Я не рискую задать этот вопрос. Да и какой смысл? Даже если Вавилов не любит свою жену, мне от этого не легче. И к тому же… Тягаться с Илоной — бесполезная затея. Она идеальная, я и рядом с ней не стояла.

Идеальная жена, идеальный брак, идеальная жизнь. Вот только Никита… Не вписывается этот мальчуган в его идеальную реальность. Я чувствую это нутром. Мальчику плохо, он страдает от одиночества. От вечной занятости отца и безразличия матери. Лерке ещё повезло, оказывается, ведь у неё есть я.

Ещё пара откровений, несколько порций коньяка, и Артур пьянеет. В его чёрных глазах появляется какой-то особый блеск, когда он смотрит в мою сторону. Под его взглядом неуютно и волнительного одновременно. Внутренности завязываются тугим узлом, но это… Это уже приятное чувство.

А по коже бегут мурашки, но не от липкого страха, к которому я привыкла, а от предвкушения чего-то…

«Чего, дура ты эдакая? — внутренний голос не заставляет себя долго ждать. И спускает меня с небес на землю. — Предположим, что между нами есть взаимное влечение друг к другу. И что с того? Какая роль мне уготовлена? Любовницы?»

Любовницы. Внутренний голос замолкает, уступая место воспаленному воображению. А оно тут же услужливо рисует картину: огромная постель, шелковые простыни сплетенные тела, глаза цвета обсидиана, которые пожирают меня изнутри.

Вот понесло так понесло. Вздрогнув, я начинаю отмахиваться от порочного видения, как от роя назойливых мушек. Артур следит за моей реакцией с глубоким беспокойством.

— Геля, всё нормально?

— Ага, — отвечаю. А затем тянусь к стакану, и залпом опрокидываю коньяк.

Плохая идея. С алкоголем я не дружу и сразу чувствую, что не просто расслабилась, а конкретно так «поплыла».

Артур всё так же следит за мной. Молчит некоторое время, а потом вкрадчиво интересуется.

— Ну а ты? Расскажешь историю своей жизни? А то несправедливо получается, я тебе, значит, душу открыл, а ты по-прежнему хранишь молчание.

— И что именно вы хотите знать?

— Ну давай с имени начнём. Тебя действительно зовут Ангелина?

— Да, — пожимаю плечами, — Ангелина Радовская.

Артур не меняется в лице — моё имя ему ни о чём не говорит. И тем лучше.

— Вам и так всё известно, Артур Альбертович.

— Да, но мне нужны подробности. Я ведь правда могу помочь. Из какого ты города сбежала? Как зовут твоего мужа? Кем он работает?

Не знаю, что на меня влияет. Взгляд Артура, слегка затуманенный дымкой или надежда, что он сможет помочь. Но я решаюсь. Откровенность за откровенность.

— Вы действительно хотите знать?

— Да. Но, прежде чем ты начнёшь, сделай мне одно одолжение, Ангелина.

— Какое?

— Ради Бога, перестань мне «выкать».