Первая любовь (СИ)

Глава 8. Йога и другие нежности

Глеб с самого утра сбил меня с правильной волны. Я такая спокойная проснулась, безмятежная… то, что нужно для йоги. И несмотря на ватное от недосыпа тело (ну не привыкла я подниматься в такую рань!), настроение было прекрасное. Буквально хотелось петь. И ничего такого страшного он мне, конечно, не написал, но вот я размякла. И чуть было не отправила ему смайлик с поцелуем. Хорошо, быстро образумилась и стерла. И выбрала сердечко. А еще немного подумав, удалила и его. Бережем дружбу. Она на дороге не валяется. Но душу-то уже себе разбередила. Никакого умиротворения нет и в помине!

Я надела короткие леггинсы чуть ниже колена и длинную свободную мамину футболку. Умылась холодной водой, вышла на крыльцо, вдохнула свежий воздух полной грудью. Солнце слегка припекало, птицы вовсю пели, народ в деревне начинал шевелиться: выгоняли скот, звенели ведрами, хлопали калитками. Подумать только, ведь шестой час утра! Я не то чтобы очень тяжело вставала в школу к первому уроку, но все-таки с усилием. И это было в семь! И мама моя еще спала — привыкла к городскому укладу — а дядя Сергей уже что-то там шуршал по хозяйству.

— Ты чего это в такую рань поднялась, Мария? — ухмыльнулся он.

— У меня дела, — важно ответила я с таинственным видом.

— Ну-ну, дела. Уж не с соседом ли? — отчим хитро прищурился.

— Нет, с чего вы взяли?

— Да уж известно дело, вы с ним не разлей вода. А ты чего нахохлилась? Не дрейфь, он парень хороший, авось не обидит…

Странные мимические намеки дяди Сережи я проигнорировала, но от любопытства не удержалась:

— А как вы это определяете?

— Ну, работящий, не пьющий, батю уважает. Это, Марусь, дорогого стоит. Нынче знаешь, какая молодежь пошла? — он смачно плюнул на землю и вернулся к работе, а я спохватилась, глянула на свой фитнес браслет — без десяти уже! — и помчалась на Овражную 7.

Дина поджидала меня с двумя скрученными туристическими ковриками у калитки и, увидев, улыбнулась:

— Я уж думала, не придешь! — воскликнула она, еще шире улыбаясь из-за моих натужных попыток отдышаться. — Мда, спортсменка из тебя знатная!

— Я стометровку хуже всех в классе бегаю! — не без гордости подтвердила я. — Даже медленнее, чем толстые девочки.

— И зачем же ты так себя запустила? — Дина махнула рукой вдоль дороги, и мы пошли рядом в сторону лесочка.

— Бабушка говорит, у меня плохая наследственность по сердцу — нельзя на него нагрузку давать.

— Если не давать, наследственность еще хуже станет, особенно у твоих детей. Конечно, резко тоже нельзя начинать, надо потихоньку… Йога, кстати, хорошо готовит тело к нагрузкам. Укрепляет мышцы, связки и суставы.

Мы пришли на место довольно скоро — это была небольшая лужайка на краю леса, со скошенной травой. Деревья давали приятную легкую тень, птицы щебетали над нашей головой, солнечные зайчики золотили зелень.

— Слушай, — сказала Дина. — Постарайся услышать все звуки одновременно: как ветер шелестит в ветках, как птички поют, как блеют коровы и звенят их колокольчики. Это помогает остановить мысли.

— А зачем?

— Чтобы достичь гармонии. Только тишина в уме дает истинное счастье. Это основной принцип йоги. Давай немного помедитируем.

Она расстелила коврики на траве, и мы сели друг напротив друга в позе лотоса. Ну, кто в позе лотоса, а кто — по-турецки. Мои ноги не гнулись так замысловато, как у Дины.

— Выпрями спину, сложи руки вот так — это называется намасте. Закрой глаза и слушай свое дыхание. Размеренный вдох и выдох. Если в голову приходят мысли, не додумывай их до конца. Позволяй им проходить мимо, как вода в реке, что омывает твое тело. Расслабь плечи, расправь грудь, вытяни шею — потянись макушкой вверх, как будто кто-то тянет тебя туда за волосы.

Я чувствовала, будто что-то теплое и яркое заливает меня, но непонятно, идет это изнутри или снаружи. И Дина неожиданно будто прочитала мои мысли:

— Тебя наполняет изнутри золотой свет…

Еще несколько минут мы просто дышали в тишине, а потом она стала показывать мне разные простые позы.

— Тадасана, поза горы. Растопыриваем пальчики на ногах, так чтобы приобрести максимальную устойчивость, стопы — параллельно, пятки не сводим. Колени прямые, таз подкручиваем вперед, копчик — вниз. Втягиваем живот, плечи расправлены, руки — намасте, макушку тянем вверх. Смотрим в одну точку, слушаем тишину.

— Врикшасана, поза дерева. Из положения горы сгибаем правую ногу в колене и прижимаем стопу к внутренней поверхности левого бедра. Отводим колено в сторону.

Гора далась мне легко, а вот с деревом начались сложности — в основном, с балансом. Меня так и норовило качнуть то в одну сторону, то в другую. В итоге получилось простоять на одной ноге секунд пятнадцать в общей сложности — не больше.

— Ничего страшного, — подбадривала меня Дина. — Все это придет со временем, если заниматься. Я и сама поначалу выглядела как коряжка. А теперь легко могу простоять во Врикшасане несколько минут с закрытыми глазами.

Я попробовала закрыть глаза, стоя на двух ногах — и меня тут же повело! Оказалось, что мой вестибулярный аппарат весьма полагается на зрение. Потом мы с моим чудо-инструктором стали растягиваться и скручиваться. Должна заметить, что Дина была и вправду чудо, как хороша. Такое впечатление, что наперекор общему правилу из-за этого раннего подъема она выглядела еще лучше, чем вчера. Ее оливковая кожа матово светилась на солнце, а глаза и волосы блестели, как драгоценности. Вся она была тонкая, гибкая и изящная, как молодое деревце, и просторный костюм, состоящий из шаровар и безразмерной рубахи, только подчеркивал это.

— Дина, а у тебя есть жених? — вдруг ляпнула я совершенно неуместно и бестактно.

Моя йогиня вздрогнула, и блестящие драгоценные камни в ее глазах треснули.

— Нет, — шепнула она еле слышно.

Но я тогда не обратила внимания на эту печальную трансформацию и принялась развивать неудачную тему:

— Вот если б я была мужчиной, непременно бы на тебе женилась, не раздумывая!

Дина поджала губы, будто перебарывая какой-то приступ, а потом делано улыбнулась и сказала:

— Не отвлекайся, Машенька. Тишина в уме, помнишь?

— Да, да…

Она принялась говорить о том, как важно, чтобы все связки и мышцы в теле были растянуты и эластичны — намного важнее, чем натренированы и рельефны. Скручивания — тоже один из ключевых моментов оздоровления тела. Они помогают вернуть органы и суставы на место, наладить их работу, восстановить нормальное кровообращение. Дина говорила много и увлеченно, но я чувствовала, что так она старается отвлечь себя.

— Одна из самых известных и полезных поз в йоге — поза собаки с опущенной головой. Адхо Мукха Шванасана…

— Моя любимая! — неожиданно прозвучал над моим ухом насмешливый юношеский голос, и я чуть не ударилась той самой собачьей головой об землю, рухнув на коврик.

— Ренат! — недовольно воскликнула Дина.

— Чего? Надо же мне проконтролировать, как тут у вас идет процесс!

Молодой человек буквально излучал довольство и жизнерадостность. Его тощие угловатые руки и ноги смешно торчали из просторной одежды, но поза была уверенная и расслабленная — мне бы даже в голову не пришло потешаться над ним.

— С какой это стати?

— А разве я не говорил? Планирую жениться на Марии, надо же присматривать за будущей невестой.

Я прыснула в кулак. Дина тоже не сдержала улыбки:

— Ладно, иди, скажи матери, что мы уже заканчиваем. Пусть чаю нам заварит вкусного…

Ренат кивнул двоюродной сестре, а потом игриво подмигнул мне и убежал прочь, а я покачала головой:

— До чего же нахальный мальчишка! Всегда удивлялась таким… которые не боятся других людей и их мнения о себе, которым все легко…

— Да ты шутишь, Машунь, какое «легко»? Моему брату пришлось камни зубами грызть, не буквально конечно, чтобы занять приличное место в здешнем обществе. Это в городе люди более или менее обучились толерантности, а тут до сих пор некоторые воспринимают тетю и его как чужаков, хотя они давно в Филимоново живут и никому ничего дурного не делают.

Я ошарашенно посмотрела вслед Ренату и крепко задумалась о том, насколько адекватно я вообще воспринимаю мир. Возможно, не очень… а может быть, и очень не…

Чай был не такой, как в прошлый раз, но тоже вкусный. К нему Гульназ выставила на стол домашние булочки с вареньем и мед, но я не стала ничего есть, помня свое обещание позавтракать у Глеба.

— Мария, так не пойдет! — покачал головой мой «жених». — Ты смотри, совсем ведь отощаешь к свадьбе! Ну-ка съешь хоть половинку!

Я только смеялась в ответ, а Гульназ с улыбкой отвечала сыну:

— Все современные «стандарты красоты»! Навешали из телевизора девочкам лапшу на уши, будто быть прозрачной, как паутинка — это привлекательно! Вот они, сердешные, и страдают… Ты, Машенька, не думай даже, тебе полнота не грозит — ты вон какая худенькая, строение тела такое. Кушай на здоровье. Только еще красивее станешь.

— Спасибо, — смущенно улыбнулась я ей, — но меня ждут в другом месте на завтрак…

— Оо, ну все, Ренатик, увели твою «невесту»! — засмеялась Гульназ. — Видишь, уже кто-то там ее подкармливает!

Я смутилась еще больше, а Дина помогла мне смыться из-за стола. Она тоже ничего не ела, а только пила чай, как и я.

— А ты почему не кушаешь?

— Я не ем такое. Эта пища замусоривает организм шлаками и токсинами.

— В самом деле? Домашние булочки?!

— Да. Если хочешь, я тебе потом подробнее расскажу.

— Очень хочу! Ну что? Завтра на том же месте в тот же час?

— Прям завтра? — удивилась она, но глаза ее опять засияли. — Ты уверена?

— Было здорово. Спасибо тебе огромное… Дина, а… сколько обычно твое занятие стоит?

Она нахмурилась:

— Зачем тебе?

— Я… мне неловко, что ты со мной запростотак занимаешься…

— Даже не думай! — резко оборвала она меня.

— Хорошо. Но если я могу для тебя что-нибудь сделать, пожалуйста, только скажи.

— Ладно, — Дина улыбнулась, а потом вдруг обняла меня и, как мне показалось, тихонько всхлипнула.

Я хотела спросить ее, что случилось, но едва наши объятия разомкнулись, как меня со спины окликнул знакомый мужской голос…

Я испугалась, что Глеб сейчас устроит конфликт с моей новой подругой, намеренно или нечаянно оскорбив ее каким-нибудь неосторожным словом или жестом, но выражение его лица оказалось на удивление миролюбивым.

— Здравствуйте! — сказал он Дине и даже чуть заметно улыбнулся.

— Привет-привет, — прищурилась она, улыбнувшись намного заметнее.

— Дина, это Глеб, мой друг, — поспешила я их представить друг другу. — Глеб, это Дина, моя подруга и наставница. Сенсей. Гуру.

Мы с ней синхронно негромко рассмеялись, а парень сказал:

— Очень приятно.

— Взаимно, — кивнула Дина. — Что ж, доброго дня тебе, Глеб.

Он тоже веживо попрощался с ней, а потом схватил меня за руку и потянул прочь.

— Ты пришел за мной? — спросила я его, когда мы свернули на другую улицу.

— Можно и так сказать…

— Мы так не договаривались…

— Я… устал ждать.

— А! У тебя, наверное, дела! В следующий раз можешь просто уйти, я не обижусь, честное слово! Я же знаю, что ты работаешь…

— Нет. Я не хотел уходить. Я хотел увидеть тебя. Ну и Дину твою заодно.

— Зачем?

— Удостовериться.

— В чем?

— Что рядом с ней ты в безопасности.

— Удостоверился?

— Ну… не то чтобы на 100 %, но особых опасений она у меня не вызвала.

Я рассмеялась, запрокинув голову:

— Ну ты Шерлок Холмс! И что, разрешаешь мне с ней дружить?

— Ладно, дружи.

— Ну, спасибо! — я потянула руку, чтобы освободиться от его хватки. — А мне-то казалось, я взрослый самостоятельный человек. Уж по крайней мере не зависящий от тебя…

Но Глеб мою руку не отпустил:

— Да ты чего, Манюнь? Ты пошутила, я подыграл…

— Точно? — я надула щеки.

— А даже если и нет, ты думаешь, я из каких соображений действую?

— Из каких?

— Сначала ты ответь, как считаешь.

— Ну… я не знаю, а вдруг ты просто ревнуешь!

Глеб залился краской, и этот румянец так шел к его загару…

— В… каком смысле? — уточнил он с запинкой.

— Ну, знаешь, бывает такая дружеская ревность, когда тебе хочется, чтобы твой друг дружил только с тобой.

Вообще-то, это я сама ее придумала, но разве это важно?

— Детский сад какой-то! — фыркнул Глеб.

— Ну почему? Мы ведь с тобой были… не разлей вода, а потом долго не виделись — поэтому тебя могла одолеть жадность. Как люди, которые голодали в своей жизни, не могут потом перестать прятать еду.

Это мне тоже дядя Сергей рассказывал. Неиссякаемый источник диких историй о жизни.

— Марусь, не выдумывай, — отмахнулся Глеб, но я не могла остановиться, пока не закончу мысль:

— Да послушай. Может, ты и сам этого не понимаешь, но я вот что хотела сказать: тебе не о чем беспокоиться. Я теперь большая и уже не исчезну. У нас есть телефоны, и мы даже можем путешествовать самостоятельно. И никакая Дина или тем более Денис нашей дружбе не помешают!

Я потянулась к нему, чтобы обнять, а он скрутил меня, будто хотел выжать сок — я даже закашлялась:

— Нет, Глебушка, так не получится! Я ж не цитрусовая! — сдавленно пробормотала я, умудряясь еще и хихикать по пути. — Из меня только смузи можно сделать…

— Чего? — переспросил он, ослабляя хватку.

— Я говорю, ты так из меня ничего не выдавишь. Только задушишь. И будет у тебя вместо подруги хладный труп.

Он чуть отстранился и отвел с моего лица волосы. И стал так смотреть на него, будто хочет дырку прожечь взглядом, особенно на губах. Я снова захихикала, на этот раз смущенно:

— Ну ты чего? Пойдем. Сосисочки ждут…

— Да, пошли… — он нахмурился и закусил губу. А потом поймал мою руку. Его ладонь стала еще горячее — прямо огонь.

— У тебя температуры нет? — спросила я, опасаясь, как бы на моей нежной коже не осталось ожогов. — Ты горячий такой… аж страшно.

— Да, возможно, я болен, — пробормотал он как бы про себя.

— О, тогда тебе надо в постель, а не болтаться по деревне в поисках меня!

— Мне без тебя еще хуже. Тревожно слишком.

— Глеб, расслабься, пожалуйста. Я ведь как-то выживала эти восемнадцать лет…

— Ума не приложу, как. Может, бабушка следила за тобой целыми днями?

— Вовсе нет. И мама тоже. Я сама. Я живучая, на самом деле.

— И тебя никто не обижал? Я имею в виду, вот ты поверила человеку, общалась с ним, дружила, а он гнилым оказался?

Я пожала плечами:

— Не припомню такого. По крайней мере, среди близких друзей.

Глеб вздохнул.

Вскоре мы с ним вошли в его калитку. Там нас встретил пес дворовой масти и двое детей: десятилетний Лева и восьмилетняя Леночка. Я как следует разобняла и расцеловала их, и Глеб следил за этим процессом, не отрываясь.

— Какие вы большие! — вздохнула я умиленно. — Лена, я тебя только воот такой крошкой помню. — Я показала руками предмет сантиметров тридцать в длину.

— Ну, — кивнул Глеб, — а теперь вон какая кобыла вымахала!

— Ну ты скажешь! — легонько толкнула я его в плечо. — Леночка просто принцесса, балерина… тонюсенькая!

Девочка в самом деле была очень худенькая, да и ростом небольшая. В коротких, заштопанных, выцветших леггинсах, из которых явно давно выросла. Выгоревшая майка с котенком. Стоптанные еще предыдущими четырьмя поколениями Стрельниковых шлепки, универсального черного цвета. Но личико симпатичное, и аккуратно заплетенные русые косы. Лена смотрела на меня с искренним интересом и восхищением.

— Какие у тебя красивые волосы! — пролепетала она. — Как солнышко, горят.

— Хорошая у тебя невеста, Глеб, — вдруг сказал Лева.

Его старший брат поперхнулся и закашлялся, бросив на меня смущенный взгляд.

— Это потому что я часто бегаю к тебе, они решили… — попытался он оправдать высказанное предположение.

Я улыбнулась:

— Понятно! Лев, мы с твоим братом просто друзя.

— Вы что, не поженитесь? — ахнула Лена расстроенно.

— Нет, — покачала я головой. — Нам и так хорошо.

— Глеб, ты не женишься на Маше? — в последней надежде спросила Лена у брата.

Но он ушел от ответа:

— Так, дайте-ка нам пройти, мы вообще-то завтракать собирались…

В доме у них было просто, но чисто, как и прежде. Пахло едой, деревом и рабочей одеждой. Я разулась, вымыла руки детским мылом — древний сельский умывальник стоял прямо в прихожей — и вошла в кухню. Там суетилась мама Глеба, Татьяна Васильевна. У нее было такое сосредоточенное и немного усталое, но очень доброе лицо.

— Здравствуй, Машенька! — поприветствовала она меня. — Как ты поживаешь, моя хорошая? Глеб сказал, ты в институт поступила?

— Да, на ин. яз.

— Вот умничка какая! А он, оболтус, не хочет учиться. Может, хоть ты его образумишь?

— Постараюсь! — кивнула я и улыбнулась другу.

Татьяна Васильевна выдала нам заварку, кипяток, творога и блинов. И варенья, конечно. Моего любимого, вишневого без косточек. И ушла. Мы остались вдвоем.

— Твоя мама права, — осторожно начала я, закручивая две ложки творога в блин. — Насчет учебы.

— Маш, не начинай, пожалуйста, — вздохнул он. — Я все уже решил. Учиться пойду оттуда.

— На военного.

— Ну да.

Я вздохнула и откусила блинчик, а потом положила в рот одну вишенку из варенья. Прожевала, проглотила, хитро улыбнулась:

— Все равно буду.

— Что будешь?

— Начинать. Я же обещала помогать тебе стать таким, как прежде.

— Это был неэффективный Глеб, нет смысла становиться им.

— А какой Глеб эффективный? Который только о деньгах думает?

— Я не только о деньгах думаю.

— А о чем еще? Вот так же много, как о них.

— Даже больше.

— Так о чем?

— Не могу сказать, — он уткнулся в кружку, а потом попытался увести разговор в сторону: — А ты, Маш? О чем мечтаешь? Ну, вот, когда выучишься..?

— Так, погоди, что за секреты между друзьями? Говори, о чем так много размышляешь?

— А то ты сама не знаешь!

— Нет. Честное слово!

— Ну подумай.

Я нахмурилась.

— А пока думаешь, ответь на мой вопрос. Какие у тебя планы на жизнь?

— Я… работать буду… ну, наверное, замуж выйду, заведу детей… Еще хочу дом и путешествовать… В общем, банальщина всякая. А у тебя?

— А мне почему-то трудно планировать. Как будто я сижу в яме, а меня просят описать горизонт. Мой горизонт — круглый, с черными краями. Из него немножко видно небо, но оно недостижимо. Мне кажется, когда я выберусь из ямы, то горизонт станет совсем другим, а пока все, что я могу планировать — это вылезти.

— Расскажи мне про свой малый горизонт.

Он какое-то время молчал, жуя блин, но потом нехотя ответил:

— Помочь родителям. Одежды купить… приличной. Смартфон, комп, машину… Я понимаю, что все это не тянет на цель жизни, но это болит, и давно. Как старая мозоль. Не могу я больше с ней ходить.

— Но все равно, есть же что-то еще… Вот небо, например — что там? Стать спелеологом?

Глеб фыркнул:

— Да кому они нафиг нужны?

— А причем тут кто-то? Мы же про тебя говорим. Если бы тебе не нужно было зарабатывать деньги, чем бы ты стал заниматься?

— Думаю, что ничем. Катался бы на яхте по Средиземному морю.

— С девчонками? — засмеялась я.

— С одной… девчонкой, — ответил он серьезно.

После завтрака он пошел проводить меня до моего крыльца.

— Глееб, — проблеяла я. — Ну скажиии..!

— Что?

— О чем ты много думаешь?

— А почему ты меня не целуешь? — спросил он совсем невпопад.

— Чего?!

— Ну, вот, Леву же поцеловала, и Ленку…

— А… ты тоже хочешь? — спросила я растерянно.

— А чем я хуже?

— Ладно, — все во мне затрепетало.

Я положила ладони ему на плечи и привстала на носочки, а Глеб положил руки мне на талию и наклонил голову, только почему-то не щекой, а носом ко мне. Я все же извернулась и чмокнула его в скулу. Его объятия сомкнулись чуть крепче, но так, как на улице, он меня не выжимал. А потом его горячие сухие губы коснулись моей щеки, и он замер, тяжело дыша. Мне показалось, что так прошла целая вечность, но я почему-то не могла пошевелиться, будто боялась испортить момент… или не хотела? Наконец Глеб отмер, его губы заскользили по моему лицу, ближе к губам, но тут вдруг хлопнула калитка, и нас окликнул голос Дениса Уварова.