Первая любовь (СИ)

Глава 10. Друзья и подруги

— Ну что, Валюш, Маруся наша нарасхват тут, да? Выросла совсем…

Сережа присел на край застеленной кровати, сгорбился и, захватив задний край горловины, стянул с себя футболку. Обнажилась его крепкая широкая грудь, уже не такая гладкая и упругая, как восемь лет назад, но все равно безмерно симпатичная мне. Я подошла к нему и провела ладонью по его плечам, слегка помассировала усталую шею мужа. Он хрипло вздохнул и чуть поводил головой из стороны в сторону. Сережа очень любит мои прикосновения, и это всякий раз наполняет меня гордостью — наверное, оттого, что он так суров с виду и никто больше не смеет приблизиться к нему настолько. Это только мое, только для меня…

— Не знаю, Сереж, — пробормотала я задумчиво, — делает ли это ее счастливой. Сегодня она вернулась с этой прогулки на велосипедах, как в воду опущенная.

Муж провел руками по моим бедрам так, как только он умеет — нежно, горячо и без развратного подтекста, но именно это, вопреки логике, меня возбуждает. А может и вполне логично…

— Как же ты хотела? Чтоб она повзрослела без разочарований? Так не бывает.

Меня поражало то, как он безоговорочно признал мою дочь своей — нашей. И вел себя соответственно. Не ласково, конечно — так он не умеет. Сережа способен дарить нежность только своей женщине, прочее для него — табу, бессмысленно требовать от него другого. Но как к своей родной. Заботился и беспокоился о ней не меньше моего. Оберегал.

Он усадил меня к себе на колени и обнял, уткнувшись носом в грудь и поглаживая большой мозолистой ладонью по спине.

— Жалко девочку… — пробормотала я, млея от этих ласк. — Ребенок она у меня еще…

— Это потому что бережешь слишком. Человек только от испытаний взрослеет, само по себе это не происходит со временем.

Я продолжила делать ему легкий массаж:

— Что ж, отпустить ее совсем на свободу?

— Нет, конечно, но поводок надо ослаблять. Пусть набьет шишки, получит опыт. Воспитала ты ее правильно, вряд ли она сразу в омут с головой кинется.

Словно в противовес своим словам, он опрокинул меня. На кровать.

— Какой ты сильный! — засмеялась я. — Крутишь меня, такую… немаленькую, как куклу…

— Не говори глупости! — поцелуй. — Ты у меня настоящая куколка, Валюш. Сладкая такая…

Он наклонился к моей шее и вдохнул ее запах. Пробормотал хрипло:

— Чудо ты мое… Сколько лет женаты, а все хочу тебя, как пацан… Да и до женитьбы тоже… Два года от меня бегала, зараза такая, извела мужика…

— Тебя, пожалуй, изведешь… — хихикнула я, уже тоже возбужденная его словами по последней степени.

Он рыкнул и впился губами в мои…

— А сосед-то получше будет, — пробормотал Сережа умиротворенным тоном, разместившись с удобством на кровати и уместив мою голову у себя на плече. — Чем этот… как его?

— Денис Уваров.

— Во-во, мутный тип. Лицо такое… прощелыги.

— Мне тоже кажется, что Глеб ей для дружбы больше подходит. К тому же он рядом, на виду. И семья хорошая. У Дениса я только бабушку знаю — достойная женщина — но с родителями не знакома. Но разве девчачье сердце слушает разумные доводы?

— А что, влюбилась уже?

Я пожала плечами:

— Да кто ж ее знает?

— Вот и узнай. А если надо запретить чего, я свое веское слово скажу.

Мы повалялись в объятиях друг друга еще некоторое время, а потом я оделась и вышла на кухню — проверить, все ли в порядке. Действительно, Маша уже вымыла посуду после ужина и вытерла стол. Киря сидел на полу в гостиной и играл с солдатиками, дочка отсутствовала. Я осторожно отодвинула край занавески и выглянула краем глаза во двор. Так и есть, стоят там с Глебом, разговаривают. На мальчика аж неловко смотреть — так горит весь, глядя на мою огненно-рыжую принцессу. Мне это странно, конечно: для меня-то она еще девчонка, дитя, а он уже по ней по-взрослому страдает. Хотя нет, не совсем верно. Взрослые так не страдают — это только юность умеет в омут не только с головой, но и с ногами, и со всей душой.

Однако же ясно, что он молчит, ничего не говорит о своих чувствах, и она не видит, не понимает. Козявка! Глупые оба, стОят друг друга.

Но вот Глеб протянул руки и дернулся к Машке. Дальше я смотреть не стала — неловко. Интересно, а как она воспринимает эти его нежности, если они не проговорили ничего вслух? Неужели и такие сигналы можно успешно игнорировать? Однако практика показывала: можно. Было бы желание. А она, видимо, пока не хочет ничего понимать.

Еще минут через пять дочь вошла в дом и присоединилась к нам с Кирей, потягиваясь и зевая. Но щеки красные и глазки блестят. Как по мне, я б сказала, что чувства Глеба взаимны. Но это неточно: пока у них столько гормонов, что они могут включаться и просто от близости противоположного пола, не обязательно любимого.

— Как спать охота! — протянула Машуля. — Кирь, пойдем бай-бай. У Мани завтра рано утром йога…

— Маня… — промямлил сын, и у меня горячий мед по сердцу растекся.

— Вы каждый день будете заниматься? — спросила я дочку.

Она пожала плечами:

— Не знаю. Но думаю, да, по возможности.

— Манюсь.

— М?

Я глянула на Кирю и вздохнула:

— Ну пойдем, там поговорим.

— О чем? — спросила Маша, заходя в комнату.

— Да так, просто. Тебя нынче не поймаешь, все где-то бегаешь с друзьями…

— Разве? Я сегодня всю вторую половину дня дома просидела…

Я переодела Кирю в пижаму, поцеловала его в макушку и помогла ему залезть на кровать, а Манюня прилегла рядом, поглаживая его по пушистой головке. Мы с ней перешли на пониженный тон.

— Ну что, как вы покатались с Денисом? — спросила я тихо.

Машуня нахмурилась, но соврала:

— Нормально.

— Он тебя не обижал?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Ты какая-то грустная вернулась.

— Все в порядке, мам.

— Я просто хочу тебе сказать, что если кто-то делает что-то неподобающее, ты не обязана это терпеть, несмотря ни на какие, там, знаки внимания и услуги с его стороны.

— Какие еще услуги?

— Ну, вот, кататься он тебя возил…

— Аа, понятно. Я знаю, мам, и не терплю.

— А Глеб… как смотрит на твою дружбу с Денисом?

— Странно, что ты спросила.

— Ничего странного. Они же мальчики, у них всегда, чуть что, соперничество включается.

— Ну да, есть немного.

— Немного?

— Пока не дрались, — улыбнулась Машка.

— Ах ты, кокетка! А ты и рада, что они из-за тебя соперничают?

— Да нет, мам, я не такая…

— А кто из них тебе больше нравится?

— В каком смысле?

— Ну вообще.

— Да не знаю я, мам. Они очень разные, как их сравнивать?

— Ладно, не сравнивай. Но я хочу тебе дать совет. Разрешишь?

— Конечно, приму с радостью.

— Слушай. Глеб — хороший мальчик, а этот Денис — он… хм… ну, более хулиганистый, что ли. Понимаешь?

— Понимаю. Тебе кажется, что он плохой мальчик.

— Ну не без этого.

— Мне кажется, ты не совсем права. Он наглый немножко и, как бы сказать, любит повыделываться, шокировать окружающих, но я не думаю, что он плохой человек.

— Однако ты помни, что он к тебе сейчас своими лучшими сторонами поворачивается, потому что хочет понравиться.

Маша пожала плечом:

— Пусть так. Я в любом случае далека от того, чтобы увлечься им.

Это меня обрадовало, но не стоит полностью доверять юным девицам — они и сами часто не знают, что у них на душе.

— Хорошо. И все-таки я тебя предостерегу. Вот эта мужская наглость — она часто кажется женщинам привлекательной. Знаешь, почему?

— Почему?

— Это как бы признак смелости, решимости, умения проявлять агрессию в нужный момент. Но такие вещи часто обманчивы. Потому что такой человек может свою агрессию и эгоизм и на тебя направить запросто — ты не угадаешь.

— Поэтому лучше дружить с хорошими мальчиками, — закончила за меня Манюня. — Так?

Я вздохнула:

— Не убедила?

— Ты думаешь, Глебу не свойственна агрессия?

— А ты видела его таким?

— Да, они с Денисом постоянно вздорят.

— Вряд ли Глеб когда-нибудь направит свою агрессию на тебя.

Он в тебе души не чает…

— Я поняла твою мысль. Но хочу сказать, я с ними обоими только дружу.

— Это хорошо. Но придет время — ты влюбишься. Помни и тогда мои предостережения.

Я пришла от Дениса домой задумчивая и грустная. Разумеется, тщательно умылась, но ощущение испачканности не проходило — видимо, оно не физическое.

Денис, конечно, не удовольствовался моим номинальным прощением и уже через полчаса прислал сообщение с анимированным и озвученным Винни-Пухом, висящим на голубом шаре и окруженным пчелами:

— Я думал-думал, я все понял! — вещал мультяшный мишка на повторе.

И ниже текст:

«Я просто разучился дружить с девочками. А может, и не умел никогда. Это как-то не принято…»

«Но я буду учиться! И стараться!»

Я не стала ему отвечать. Сейчас опять заговорит мне зубы и подпишет на какую-нибудь авантюру! Плавали, знаем.

Денис выждал еще минут пятнадцать и взялся за запрещенные приемы:

«Что, скажешь, твой Глебушка — идеальный просто-друг?»

Черт, надо его осадить, пусть даже ценой потери гордого молчания:

«Еще одно слово про него скажи — и больше я никогда никуда с тобой не поеду!»

«Прости, Марусь. Слушаюсь и повинуюсь! Молчу!»

Остаток дня я ходила по дому, как привидение, и все думала-думала. Но это было бессодержательное блуждание мыслей — я не могла принять никакого толкового решения. То ли мозгов не хватало, то ли информации. Что я знаю про Дениса? Да почти ничего… И тогда я решила обратиться за советом к тому, с кем, по его собственному утверждению, он хоть сколько-нибудь общался. К Дине. Возможно, она сумеет подсказать мне что-то толковое.

Вечером, когда родители уже ушли к себе, а я прибрала на кухне, явился Глеб. И странное дело: мое подспудное необоснованное чувство вины, которое я испытывала после эпизода с повидлом, мешало мне радоваться встрече с другом. Отравляло ее и вызывало глупое раздражение, которое надо бы направить на Уварова, а оно льется из меня совершенно не туда…

— Привет! — Глеб тоже был не особенно весел. Устал, наверное.

Я не захотела ни обнять, ни поцеловать его при встрече — все из-за того же ощущения грязи на моем лице. Не пожелала пачкать еще и его.

— Как твои велогонки? — конечно же, спросил он.

Я дернула плечами:

— Ничего особенного. Покатались — да и все.

Я чувствовала, как лицо предательски заливается краской, и не могла поднять глаз. Ужасно! Ужасно! Не надо было никуда ездить с Денисом! Я теперь, будто предательница какая, вру и краснею, и сама же страдаю от всего этого. И его заставляю страдать. Голос Глеба становился все глуше:

— А завтра моя очередь, помнишь?

Нет, я забыла! Но теперь немного воспряла духом и подняла на него взгляд:

— Конечно! Куда поедем?

— Это сюрприз.

— А на чем?

— Тоже сюрприз.

— Сколько сюрпризов!

— Ты же их любишь?

— Приятные — да. Очень!

— Ну вот и отлично.

Он достал из кармана немного примятый ярко-алый мак и протянул мне:

— Вот… Нашел сегодня на дальнем поле… Жаль, он завял немного…

— А мне нравится! — я поспешно схватила цветок и поднесла к носу.

Запах был слабым, но ощутимым — несладким, скорее травянистым. Но мне нравилось. Это был запах надежды. На то, что я забуду все неприятное, что случилось сегодня, и начну с чистого листа.

— Во сколько завтра отправляемся?

— Пораньше. Ты во сколько встаешь?

— Я как сегодня, на йогу.

— Вы опять занимаетесь?

— Да.

— Значит, я зайду туда за тобой опять — и сразу поедем.

— Мне все равно нужно будет домой. Позавтракать, переодеться.

— Хорошо, заедем и домой.

— И охота тебе со мной нянчиться! — воскликнула я, но строго не получалось: трудно было сдержать улыбку.

— Еще как охота! Ты ж у меня малявка-козявка. Надо тебя беречь…

Он дернулся мне навстречу, обнял мягко, нежно, как драгоценность какую-то. Или цветок. Пробормотал мечтательно:

— Манюся..!

— М?

— Соскучился по тебе за целый день…

— Ничего, зато завтра я тебе надоем.

— Это уж вряд ли! — горячо и щекотно прошептал он мне прямо в ушко, а потом вдруг поцеловал в шею за ним. И потом еще в щеку.

Я прикрыла глаза и замерла. Словно гипнотизирует меня, негодяй… И где все мое возмущение его недружескими действиями?!

Но тут я вдруг вспомнила про свой «грязный» подбородок и отстранилась. Мягко, осторожно выпуталась из рук молодого человека. Шепнула ему:

— Спокойной ночи! — и, уткнувшись в мак, побежала домой.

В прихожей на тумбе валялась книга со сказками — я сунула туда цветок и пошла в зал за Кирей.

Мамина проповедь, честно говоря, не произвела на меня большого впечатления. Глеб говорил мне примерно такие же обтекаемые фразы, и ничего нового я не услышала, поэтому утвердилась в своем намерении вынести решение завтра, после разговора с Диной.

Страшно клонило в сон из-за сегодняшнего раннего подъема, поэтому я быстро почистила зубы, залезла в кровать и моментально отключилась.

Мне приснилось, будто я выхожу замуж за Рената, причем все происходило, как в зарубежных фильмах, в большом и красивом католическом храме. Но когда я дошла до алтаря, наряженная почему-то не в платье невесты, а в свои трикушки с пузыями на коленках, там меня встретил Денис. А в моем мозгу пульсировала только одна мысль: а как же Глеб? Где он? Я не могу…

Проснувшись, я долго не могла прийти в себя и все анализировала этот странный сон. Ну, то, что я не могу выйти за Дениса — понятно. Я его не люблю, мы просто друзья. Но как к этому причастен Глеб? С ним же мы тоже просто друзья… Или нет?!

— Эта асана очень благоприятна для женщин, — вещала Дина, усевшись в забавную позу, которую я бы скорее назвала позой лягушки, а никак не гирлянды, как перевела мне моя гуру. — Она благотворно влияет на всю мочеполовую систему за счет расслабления мышц таза и промежности и напряжения бедер.

У меня никак не получалось занять правильное положение: то пятки отрывались от пола, то я заваливалась вперед или назад, то сводила колени. Да уж, хорошо, что никто из моих друзей не участвует в наших с Диной йога-сессиях. Вот позорище бы было.

— Не переживай так, — подбадривала меня подруга. — Все придет со временем. Растяжка — дело наживное.

— А баланс?

— И баланс, конечно, тоже.

Она придерживала мою спину, мягко разводила колени, ставила руки намасте с упором в бедра. Под ее нежными ладошками все получалось, даже у такой неуклюжей меня!

— Ты волшебница, Дина!

— О, нет, я еще только учусь…

Когда мы перешли к моей любимой части тренировки — шивасане — я спросила ее:

— Ты обещала рассказать, почему не ешь булочки своей тети.

— Ах. Да… Хорошо бы, конечно, вместо болтовни, в шивасане помедитировать на расслабление, но раз ты сегодня торопишься… Есть такое древнее индийское учение — аюр-веда. Оно о здоровье: о правильном питании, голодании, лечении и так далее. Там говорится, что чем более интенсивно обработан продукт, тем меньше в нем особой энергии — праны. Тем меньше он дает сил и тем больше засоряет организм всякими шлаками. Сладкая белая выпечка — это один из самых изощренных рафинированных продуктов на свете. В ней нет практически ничего полезного — одни вредные калории…

— Я думала, это верно только для магазинной выпечки, на маргарине и пальмовом масле.

— Да, такое — еще вреднее, но и домашняя недалеко ушла.

— Чем же ты питаешься?

— Свежие овощи и фрукты, орехи, семена: лен, пророщенная пшеница, бобы. Под настроение могу немного тофу съесть — это соевый продукт.

У меня чуть челюсть не отпала: неужели можно на этом жить?!

— А мясо, молоко, сыр?..

— Нет.

— А если под рукой нет вот этого всего?

— Вообще-то, я всегда ношу с собой орехи. Но если нет, то могу и поголодать — это очень полезно.

— А если долго?

Дина тихонько, мелодично рассмеялась:

— Ты хочешь спросить, стану ли я есть творог под страхом голодной смерти? Конечно, да, но как правило она мне не грозит.

— Но как можно жить на таком скудном рационе? Это же так мало калорий…

— Это заблуждение. Но чтобы его преодолеть, нужно приложить усилия. Когда-то я питалась традиционной татарской кухней, и переходить на праническую пищу было непросто. Зато теперь я всегда чувствую себя хорошо и полна энергии.

— И у тебя нет приступов слабости, ты можешь много ходить и…

— Заниматься йогой по пять часов в день, — подтвердила она.

— Серьезно?!

— Да. Я веду две группы в йога-центре в городе и еще даю частные уроки, у меня много учеников, поэтому иногда объем доходит до такого. Переношу легко. Наоборот, я чувствовала себя намного более усталой, когда питалась жирной животной пищей.

Я удивленно покачала головой и всерьез задумалась. У меня не было причин не доверять Дине, но до сих пор в моей картине мира не существовало таких изумительных фактов.