Она выскочила из моей квартиры, словно за ней гнался весь ужас, представляемый в ее красивой и чертовски умной головке.
Я остался на месте, слыша стук закрывшейся двери.
У меня были цели в жизни. И ни одна из них не включала в себя насилие.
Может быть, мы совершаем его изредка. Наши поступки, необдуманные слова. Но насилие в сексуальном смысле? Нет.
Сейчас каждый из нас играл свою роль.
Женя не была включена в план. Она мне мешала. Став женой этого недомерка, она бы пошла ко дну с ними. Женя боялась за репутацию? Так вот, лучше ей свалить подальше. И если это значит, что она предстанет перед матерью Попова и его отцом изменщицей, то это более низкая цена, чем быть вмешанной в ту цепочку, которую я раскручиваю постепенно. В конце концов, она просто увидит в СМИ, как он женится на другой, беременной и будет мне в итоге благодарна. Правда, ее «спасибо» мне не нужны. Я не гребаный герой. Я просто сдвигаю ее фигуру с моего пути. А если она решит иначе, так тому и быть, пусть тонет с этими крысами.
Мой блеф достаточно убедителен. И у меня нет времени раскрывать тайну убийства какого-то ублюдка из деревни. Она не приоритет. Иван трус и, если, я не буду «причиной» разрыва помолвки, он женится. Но и ему рассказывать о нарытом дерьме на Женю я не стану.
Как только дело будет сделано, я свалю.
Устало вздохнув, я потянулся к телефону.
Всего лишь восемь вечера, а я чертовски устал. И это не имеет никакого отношения к моему физическому состоянию.
Прокрутив список контактов, я нашел один номер, на который был рад звонить и боялся одновременно.
– Привет, пап.
У каждого из нас есть история. И свою, я пока что приберегу.
– Привет, сын.
Его голос был спокойным и грустным.
– Как она?
Этот вопрос всегда задавался тихо и настороженно. Сейчас не исключение. Я боялся ответа.
– Как и всегда. Никаких просветлений.
– Ясно. Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, мне всего хватает, – пауза и протяжный вздох. – Ты мог бы ее навестить со мной в эти выходные.
Хотел бы. И сделаю это в конце всего. Но не могу сейчас. Она будет смотреть с вопросом, а ответа я дать не смогу ей. Не время для этой встречи.
– Прости, я работаю, – солгал, проклиная себя за это. Потому что отец знал ответ.
– Я понял, – возможно, он бы и хотел меня попросить остановиться, но не делает этого. – Спасибо, что позвонил. Пока, сынок.
– Пока. Поцелуй маму от меня, когда увидишь ее снова.
– Конечно.
Когда звонок оборвался, моя рука сжалась так сильно, что грубая кожа на костяшках лопнула, начав кровоточить.
Теперь только так.
Прошли годы, а ничего так и не изменилось. Я был реалистом, чтобы понимать, что так оно и останется.
Все веселье ушло с уходом из жизни ее.
Подавив желание, что-нибудь разбить я вышел на балкон.
Прохладный воздух остудил мой пыл. Но до моего нутра эта прохлада не дошла.
Я быстро переоделся в спортивный костюм и спустился. Как только оказался на улице, рванул в парк, бегать, изнуряя себя, чтобы память ненадолго оставила в покое голову.
Следующие дни прошли спокойно.
Никто не донимал. На самом деле это были дни ожидания.
Сейчас Женя перемалывает себя в мысленной мясорубке и скоро решится на действия.
Мне не очень нравилось то, что я думал об этом. По факту я не сомневался, что девушка сдастся.
Ей нравилось ее положение, которое она терять не захочет. И то, почему она решилась на этот шаг, скрывать свою мать, меня вообще не волновало. Все мы в дерьме и все поломаны. Никто не станет тебя жалеть на поле битвы. Каждый сам за себя.
Если бы я не остановилась в момент того, что светофор сменился резко на красный, то смогла бы добежать до Пекина. До края земли.
Подлый ублюдок.
Во мне никогда не было столько ненависти. Была, но давно ушла уже.
Сейчас я была способна его порвать на мелкие части, и лишь здравый смысл руководил мной.
Я хотела скрыться от этого мира. И лучше просто уничтожить его.
Эта грязь… она никогда не отмоется с рук людей.
Сурово, но слишком правдиво.
Я искала ответы его жестокости и не находила.
Неужели он просто решил поиграть?
Неужели, это все просто чтобы сделать больно?
Я не нравилась Максу в качестве невесты друга? Почему? Чем я плоха? Тем, что не выходец с золотой ложкой во рту?
Какая разница откуда я пришла, если я добилась не меньшего, чем те девушки моего возраста, которых родители определили на высокие посты не за ум, а за фамилию?
За что он наказывает меня этой жестокостью? Я не понимала и сейчас точно не могла пожаловаться Ивану. У меня не было ответов на его возможные вопросы.
Все зашло так далеко в моей лжи, что я просто не знаю, как из нее выпутаться. Я не винила маму, она думала о будущем. Макс бы не доказал ничего из дела столетней давности, но сейчас открыть правду о семье… Я не хочу говорить это так, словно мама плохой человек, так, будто я стыдилась. Это неправда. И если рассказывать о ней людям, то с поднятой головой. Но в случае этого ужасного высшего света, где я вращалась в фонде и автоматом в семье Ивана, это бы звучало именно как стыд.
Ловлю такси и еду на набережную.
Уже поздний вечер, но вернуться домой, я сейчас не могу.
У меня часто случаются вечера, когда чувство одиночества ощущается слишком сурово. Потому что я была достаточно одинока и мне порой это нравилось.
Иван не был нежным мужчиной. Он не был сторонником задушевных разговоров, долгих объятий. Он дополнял меня своей легкостью.
У нас быстро все закрутилось. Как сын Ольги Федоровны, наше знакомство было неизбежно. Возможно, если бы не она, мы бы и не посмотрели друг на друга. Как знать.
Теперь же, я стояла на пороге сложного вопроса.
Макс запросил высокую цену.
Тело заживет, душа будет помнить все.
Он хочет тело, а я хочу свободы. Хочу не склонять голову перед ним. И не стану этого делать.
Отрешенная, я дождалась субботы и снова поехала к маме.
Если я принимаю решение, то она должна знать об этом.
Мой отказ заставит Макса действовать, и эта бомба взорвется. Эти люди сожрут меня и не подавятся. Я должна быть впереди. Ведь семья Ивана тоже часть общества. Они не вынесут подобного.
– Женя? Что случилось? – мама вошла обеспокоенная.
Я заплатила больше обычного за внезапную встречу. Обычно это все планировалось заранее. Но не в этот раз. И деньги не имели значения.
– Мама, – я выдохнула и со слезами бросилась на ее шею.
Я чувствовала себя сейчас настолько уязвленной и сломленной, как никогда.
Она прижала к своей груди и молча гладила меня по спине.
Когда я оторвалась от нее, то заметила, что ее глаза полны слез.
«Не хочу когда-нибудь снова видеть тебя в слезах… Я больше этого не вынесу», – были ее слова, однажды сказанные мне.
Я пожалела о моем эмоциональном срыве и быстро улыбнулась.
– Ты приехала внезапно, в чем дело? Прошу, – мы сели на койку и взялись за руки.
– Все плохо, мам. Кое-что произошло.
Я знала, что, рассказав ей о Максе, она скажет, что мне не стоило к ней приезжать, и что она была права. Но она не сможет заставить меня чувствовать себя неправильной. Я ее дочь. И я ее люблю.
– Друг Ивана, Макс. Я тебе о нем говорила как-то, – она кивнула, вспоминая рассказ об окружении жениха. – Он работает безопасником. И он проследил за мной, когда я к тебе приезжала и плюс нашел информацию в сети. Съездил в деревню, с кем-то говорил, в общем… Не знаю как… Не понимаю… Но он все нашел.
Мама застыла.
– Он знает, ма. Все знает…
– Все?
– Да. Абсолютно.
– Как? Он…
Мама выглядела потерянной и шокированной.
– И что он сказал? Просто пригрозил? Ему что деньги нужны?
– Нет, мам. Деньги ему не нужны.
– Он же друг Ивана, зачем он это сделал? Может, его попросил сам он?
– Не знаю. Я не знаю. Мы говорили всего раз.
– Так что он хочет? Или он просто предупредил, что знает?
– Он не просто предупредил. Он поставил условие.
– Какое? – мама затаила дыхание.
– Он хочет, чтобы я с ним переспала.
Даже слова звучали грязно. Словно я уже это сделала.
– Вот же мразь какая.
Она вскочила на ноги и стала ходить взад вперед, пока я смотрела на свои руки.
– Я же говорила, Женя… Я же говорила не приезжай ко мне… Забыть меня просила, а ты…
– Забыть? Как ты можешь просить о таком? Как? У меня, кроме тебя никого… Ты же… мама…
Она опустилась рядом со мной, со вздохом и взяла мои дрожащие руки в свои, сжав их.
– Тогда ты поймешь все, что я скажу дальше, Евгения, – ее голос стал строгим, и я выпрямила спину.
– Что?
Я боялась того, что она может сказать, потому что догадывалась каким-то внутренним предчувствием.
– У нас… у тебя была цель. Ты шла к ней эти годы, и я видела твои успехи. Лет через пять ты откроешь свой центр помощи, ты станешь еще выше на голову. Если сейчас ты все это оставишь, этих высот тебе больше никогда не добиться. Не с этим клеймом, которое на тебя навесят. Ты должна это понимать, дочка.
– Но… Ты говоришь…
– Я говорю, что ты не сломалась раньше и не сделаешь этого сейчас.
– Нет, – я резко отстранилась от нее, не веря тому, что она имеет в виду.
– Да. Ты должна.
– Мама…
– Я здесь тоже не сломалась. Двенадцать лет, а я все еще я, потому что у меня есть цель и ты.
– Я не хочу… не могу… Это…
– Женя, любая боль проходит. Тело заживает. Нам ли не знать?
Часть меня это понимала. Другая отторгала.
– Я не смогу. Не смогу…
– Злись. Выпусти всю свою ярость.
– Я же буду изменщицей… Как я вступлю в брак, если сделаю это?
Она покачала головой.
– Все мы лжем. И часто во благо. Я не упрекаю тебя принятым мной решением много лет назад. Мы обе жертвовали многим.
– Я знаю… – мой голос стих.
– Это еще одна ступень, ты поднялась почти на самый верх. Не упади вниз, полет будет секундным.
– А если я не хочу больше этого? Если я просто уйду?
– Уходи… – просто ответила она. – Тогда бери и уходи, Женя.
На моих глазах снова выступили слезы, и я отвернулась.
Даже если мама не говорила вслух, я знала, что она говорит мне. Принимая мое решение, она не упрекнет, но ей будет больно, что жертва будет напрасной в итоге.
Я уезжала с тяжелым сердцем.
И не уверена, что скоро это изменится.
У Вани на работе какие-то дела. В фонде спокойно.
И когда, жених поехал с отцом куда-то в регионы по работе, я написала Максу.
« В среду. В восемь ».
Наверное, я изначально знала, что это решение будет единственным принятым. Но я не была уверена, что оно будет верным.
Я уже ничего не знала. Но он не увидит моей жертвы. Он не будет знать, что победил.
Я буду смотреть в его глаза непоколебимо и стойко. Словно это было мое упрямое решение. Но в то же время он будет знать, что он противен мне.
« Уже жду) »