Частично оплаченный ремонт заранее почти завершился. Буквально освежили стены и общую обстановку, этого было вполне достаточно, чтобы внутри стало уютно и по-домашнему.
Я купила кое-какую мебель и кухонную утварь практически перед приездом мамы. А еще плакат, который повесила сразу, прежде чем сесть в машину и поехать за ней.
Мама появилась в воротах. Такая маленькая и худенькая. Слегка потерянная, но боли родная.
– Мамочка, – сорвалась к ней и обняла ее. Крепко прижимаясь к родному человеку.
– Дочка…
– Как же я рада… Как же я рада, мам… Прости за эти годы… Пожалуйста, прости меня!
– Никогда не проси прощения за все, что было. А теперь поехали домой. Не хочу тут больше находиться.
– Конечно.
Быстро сели в машину, и я повернула машину к городу.
– Водишь сама.
– Ты же знаешь о моих правах.
– Но не видела ни разу тебя за рулем. Это показывает, насколько ты стала взрослей. В сравнении с той шестнадцатилетней девочкой.
– Мы все наверстаем, мамуль.
– Конечно.
Я сосредоточилась на дороге, чтобы дать ей время побыть немного в тишине. Собраться с мыслями.
– Такое ощущение, что этому миру я уже не подхожу, Жень, – внезапно призналась она и мое сердце сжалось.
– Моему мам… моему миру ты подходишь. Ты справишься, с моей помощью, вот увидишь.
Она не ответила, только погладила по коленке.
Когда мы въехали в город, она будто сразу поняла, что мы не планируем уезжать из него.
– Женя?
– Мам, тот дом… он… Он не дом больше. Не наш. Он не нужен нам с тобой, слышишь?
– Но я хочу… У меня ж нет ничего, пойми ты это…
– У тебя все есть, мама. Поверь.
– Что ты натворила?
– Мам, доверься, прошу. У тебя одежда есть? Или сейчас заедем в магазины, купим что-нибудь самое необходимое?
– Да, ты ж мне все привозила. Все хорошее и почти новое.
– Халат?
– Есть…
– Ма?
– Ну он немного потерял свой вид, но не порван…
– Мама, ну это же я, твоя дочка. Все мое – твое. Ма.
Остановились у магазина. Правда, она отказалась выходить. Я не стала настаивать. Потому что на все нужно время.
Купила ей хороший, мягкий и теплый, потому что время года соответствующее и тапочки домашние. Она говорила, что ноги мерзнут постоянно.
Вернулась в машину и сразу спросила про таблетки.
– Что с лекарствами?
– Мне дали, на неделю там их будет. Купить потом нужно.
– А рецепт?
– Взять у врача, где встану на учет.
– Хорошо. Завтра займусь этим.
– Мне еще в участок надо.
– Зачем?
Аж сердце пустилось вскачь от страха.
– Так положено, Женя.
– Хорошо. Тогда завтра поедем и туда тоже.
– А ты куда собралась?
– Ма, потом. Продукты и все остальное дома есть. Так что поедем.
Как только я остановилась у ворот нашего нового дома, она напряглась.
Заборчик был вполне хороший. Только летом освежить и будет отлично. Старых построек на территории не было, что делало двор чистым и ухоженным.
Когда мы прошлись немного, и встали напротив двери, я открыла ее, но мама стояла на месте.
– Чье это жилье? Женька…
– Ма, он наш. Больше твой, чем мой. Я купила его сразу почти как приехала к тебе тот раз повидаться.
– Купила?
– Да. Проверила старый, там ничего не осталось от него и поселка нет уже. Никто не живет, понимаешь.
Она грустно опустила плечи и сделала шаг вперед.
Я знала, что трудно ей потому, что я потратила деньги. И она даже не понимает, что многое стало возможно из-за нее одной. Если бы не мама, то все было бы совершенно иначе в нашей жизни.
Она остановилась на пороге, дав пройти рядом с ней, и расплакалась.
Мы впервые могли жить отдельно. Вдвоем. Я помню, как фантазировала маленькой, что отец отстанет и мы переедем куда-нибудь далеко-далеко. Или сбежим, но обретем дом в другом месте, забыв про ужасы ежедневной жизни рядом с ним.
Этого не случилось до сих пор. Отныне все будет иначе.
Мое сердце разрывалось, смотря как она рыдает, закрыв руками свое лицо. Это было счастье. Самое искреннее и долгожданное, разделенное на нас двоих.
– Мама…
Обняла ее и потерялась в боли, которую она испытывала, которую впитывала и забирала, чтобы облегчить ее ношу. Чтобы стало немного легче.
– Все закончилось, ма… Все закончилось.
Сняв с себя верхнюю одежду, мы прошли дальше.
После маленькой прихожей шел коридор широкий, из которого выходили две двери: одна в кухню, вполне хороших размеров; вторая в спальню. Третья комната была залом. Но я планировала сделать так, чтобы она стала тоже спальней.
Мама прошла по каждой. Я взяла одну из них и купила в нее диван, маме поставила хорошую кровать с удобным матрасом.
– Какой красивый дом, Женя.
– Небольшой ремонт сделали. Но думаю, пока что этого будет достаточно. Еще ванная комната тоже есть, мам.
– Да ты что?
– Да. Его выставила женщина и тут же купила.
– Дорого, наверное? – она опустила голову.
– Ма, это наш дом. Наш – понимаешь? Твоя комната с кроватью, моя с диваном.
– Зачем мне кровать. Не надо…
– Я специально тебе ее купила, а себе диванчик.
– Зачем?
Я лишь улыбнулась.
– Пошли, разложим твои вещи. Что постирать нужно?
Она кивнула, согласившись не спорить.
После того как вещи лежали по местам, а мама приняла душ, мы сели на кухне покушать.
– Как вкусно пахнет. Многому научилась дочка, молодец.
Мама погладила меня по руке, и ее глаза снова заблестели.
– Я так скучала. Представляла, какой будет наша жизнь.
– А я-то как… – махнула рукой и взялась за ложку. – Ешь, Евгения, а то остынет.
– Приятного аппетита.
– И тебе.
Я была рада, что до этого момента она не придавала значения моим словам о совместном проживании. Но я знала, что все случится. И когда я мыла посуду, она будто поняла.
– Жень, ты не подумай, но я не понимаю, почему ты тут жить собираешься?
Я сняла перчатки и положила губку, прежде чем развернуться к ней.
– Кое-что произошло, мама.
Я держалась стойко, и только прежняя злость помогала не скатиться до слез, пока я говорила.
– Что?
– Помнишь ту сделку, что предлагал Макс, друг Ивана?
– Ну? Ты отказалась?
– Нет, согласилась. Но все было подстроено. Макс не довел до интима, хотя раздеться заставил. Иван пришел, поорал, решив, что я ему изменила. Потом типа помирился, довел до свадьбы и там во всеуслышание назвал шлюхой, женившись на какой-то беременной от него девице.
Стоило поставить точку в своем монологе, я опустила голову.
Мне стало страшно оттого, что решит мама. Так или иначе, я всегда ждала ее одобрения. Ее похвалы или, наоборот, строгого осуждения.
Она молчала. Мне пришлось посмотреть на нее.
Кажется, она до сих пор обдумывала мои слова.
– Я не поняла. Он тебя выставил женщиной-изменницей, а сам…
– Да.
– Ну это же ерунда какая-то.
– Так и есть. Народ в интернете стал обсуждать. Там и вылезла информация откуда я, кто я и…
– И обо мне… – мама закончила за меня. – Вот скоты. Да что ж им иродам не живется спокойно? Что ж они к молодой девчонке прицепились? А Ольга? Мать Ивана?
– Она… Даже не спрашивай. Влепила пощечину, сказала выметаться, а потом дала интервью, в котором вся такая оскорбленная выглядела. Такая лицемерка оказалась.
– Да ты что?
Мама была так шокирована, что казалось, удар хватит.
– Это я виновата со своими советами… Со своим стремлением, чтобы ты шла в гору. Если бы ты сразу отказалась, то хоть так избежала бы того унижения. Дочка…
– Не вздумай даже думать о таком, ма. Ты вообще ни при чем.
– Значит, со мной тут застряла?
– Я рада, что я тут. Нигде быть не хотела больше, чем рядом с тобой, – подошла и обняла ее, склонившись ближе.