Пешка. Игра в любовь

Глава 28

Несколько дней, после того как мама освободилась, мы провели в бумажной волоките.

Постановки на учет, разные ограничения и явки. Пришлось запомнить и записать уйму информации, которую потом, конечно, заучим.

Маме было тяжело. Это проявлялось в разных мелочах, но я верила, что она сможет привыкнуть к тому, что она не просто свободна от тюрьмы, но и от мужа тирана. Что ей больше не нужно прятаться, убегать и бояться.

Мы вылечились, если это можно так назвать. И мы больше не больны.

– Пойдем в кафе, мам?

– Да ну, дома поедим, Жень.

– Здесь кофе вкусный, дома такой не сварить. И пироженки, – улыбаюсь ей, стараясь приобщить к социуму.

– Пироженки?

Мама строгая и это осталось в ней, наряду с мягкостью и добротой. Но иногда, она все же позволяет себе быть просто мамой.

– Самые вкусные, – прижимаюсь к ее плечу и целую в щеку.

– Только по одной.

Когда мы заняли место почти в углу, она все оборачивалась и наблюдала за остальными.

– Ну чего ты, мамуль?

– Знаешь, все время кажется, что на мне клеймо. Что видят, кто я и откуда. Будто самозванка.

– Ма, если ты присмотришься, то поймешь, что эти люди смотрят в свои смартфоны или разговаривают, не обращая внимания порой даже на собеседника.

– Я понимаю, но это чувство…

– Не стоит.

Погладила ее по руке и отодвинулась назад к спинке, когда принесли наш заказ.

Но дома, мама расслабленной быть тоже не смогла.

– Как нам быть, Евгения?

Она села напротив меня на мой небольшой собранный диванчик и посмотрела строгим взглядом.

– Ты о чем?

– О деньгах. Сколько ты еще будешь тратить на меня и… Ты поняла, о чем я говорю.

– Ма, у меня есть сбережения, поверь, тут жить намного дешевле, чем в городе.

– Женя, я не хочу всего этого. На работу-то я устроюсь, тут не обсуждается. Уже сказали вакансии, куда меня возьмут…

– Куда? Посуду мыть? Мама, с твоим здоровьем только в воде стоять по полдня.

– А вот это не тебе решать, но на себя ни копейки тратить больше не дам.

Это было противостояние, в котором мы были обе победителями и проигравшими.

– Мама, я твоя дочь.

– Вот именно. Ты моя дочь, а я мать. Я… я мать. И буду ею.

– Что тебе предложил твой куратор?

– Посудомойка, уборка нескольких складских помещений и тоже уборка, не помню где.

– А деньги?

– Нормальные.

– Мама?

– Двенадцать тысяч.

У меня на глазах появились слезы.

– Ты не можешь… Ты просто… Я отказываюсь в это верить, ма. Мою помощь ты превращаешь в бессмыслицу.

– Нет, – потянулась и погладила по плечу. – Ценю, дочка, но все, что могла себе позволить, я взяла. Больше не могу.

Я кивнула, отказываясь понимать. Но и спорить продолжать, не стала.

– Я тоже планирую пойти в местный волонтерский пункт. Посмотрю, что там и как. Может, что смогу для них сделать.

– Опять волонтер?

– Да. Буду начинать с нуля. Но путь мне уже знаком. Постараюсь без ошибок в этот раз.

Раз в несколько дней я заходила в интернет за ту неделю, что жила с мамой, но ситуация не прояснялась.

Такое ощущение, что сплетникам просто пока еще не подкинули новую новость. Правда, говорили уже не только обо мне. Обсуждали истории других обманщиц и даже дошли до детей печально известных маньяков, что уже становилось жутким.

И вроде бы решила все для себя. Но душа пока что сопротивлялась. Не могла принять то, что произошло. Ту несправедливость.

Мама устроилась мыть посуду в итоге. После первой смены сказала, что все не так плохо, и я надеялась, что не обманула.

На понедельник поставила и сама я будильник. Только разбудил не он в итоге, а звонок.

Благо мама уже ушла, иначе разбудила ее.

– Алло? – сонно ответила и услышала женский всхлип в трубке. – Кто это?

Отняла от уха телефон и посмотрела на входящий. Не записан, но и не те коды, к которым привыкла.

– Женя? Это вы? Евгения?

Резко села и стала вслушиваться.

Женщина все плакала. Я не могла разобрать ни слова.

– Да. Я вас слушаю. Кто это? Что случилось?

– Ну хоть вы наведите там порядок… Ну как же так?

– О чем вы говорите?

Мутный разговор сразу навел на мысль, что ко мне обратился некто, кто связан с фондом. Но кто? Это был самый страшный вопрос.

– У нас мало времени, понимаете? Я же говорила… Я же просила… Ну, сделайте хоть что-то…

– Боже, я… Я не понимаю вас. Скажите свои имя и фамилию. И ребенка тоже.

– Коновалова… Коновалова я и дочка моя, Юленька…

Тут мое сердце сжалось.

– Погодите, – мозг моментально проснулся и стал работать в ускоренном режиме.

Я взяла ручку и листок, пытаясь вспомнить даты и цифры, все, что было связано с Юлей.

– У вас была назначена дата на…

– Семнадцатое ноября.

– Сем-надцатое?

Шум в ушах нарастал.

– Но это же…

– Послезавтра.

– Как Юлия?

– Вы обещали. Вы звонили и сказали, что все будет хорошо. Она клялась…

– Я… Знаю что… Как ваша дочь?

– В больнице. Третьи сутки. Операция была на крайний срок ноября. Лучше рекомендовали сделать раньше на пару недель.

– Вы звонили в фонд?

– Конечно, звонила… Помогите ей… Они все говорят одно и то же. Помогите моему ребенку, Женечка… Я вас умоляю…

Мои губы затряслись от сдерживаемых слез.

– Я попробую… Я постараюсь…

Паника нарастала внутри меня, но я сдерживала и ее.

– Они говорят, что не успевают. Что кто-то встал в нашу очередь, что им жаль…

– Послушайте, Олеся? Вы ведь Олеся Алексеевна, верно?

– Да…

– Я сейчас же займусь этим.

– Спасибо. Спасибо вам…

Но принимать ее благодарность сейчас. В такой момент, когда я не уверена, что смогу хоть что-то сделать, я не могла.

– Пожалуйста, держите телефон рядом, чтобы я могла с вами связаться в любой момент.

– Хорошо.

– Я позвоню.

Она боялась сбросить этот вызов. Будто он был последней нитью.

– Я вас не оставлю, Олеся. Я сделаю все возможное, клянусь…

– Да… Да… хорошо.

Гудки были такими душераздирающими, что у меня заболело глубоко внутри.

Но у меня не было даже секунды на это. Я должна была действовать.