Пешка. Игра в любовь

Глава 29

Забыв о гордости и прочих обещаниях, что я дала себе, уезжая из большого города, я позвонила Ольге Федоровне. Но она просто проигнорировала. Потом сбросила и убрала меня в черный список заблокировав.

Я знала, что так будет. Но должна была попытаться.

Звонить Ивану даже не думала. Бессмысленно и отвратительно. Поэтому следующим контактом была сотрудница из фонда. Из тех, с кем я общалась по-приятельски и часто обедала в ее компании.

Благо она ответила со второго гудка.

– Алло? Женя?

– Галя, привет. Да, это я.

– Привет, у тебя все хорошо? Мне так жаль, что…

– Галя что происходит? Прости, что перебиваю, но сейчас есть важные вопросы. Мне позвонила женщина, мама Юли Коноваловой, что месяц назад сдвинули ради мальчика. Она говорит, что ее дочери не помогут. Девочка в больнице. У нее крайний срок операции через два дня, а фонд пошел в отказную.

– Ох, Женька, это ужас. Деньги собрать не могут, представляешь? Там восемь миллионов надо в целом, а собрано от силы половина.

Мое сердце рухнуло в пропасть. То, чего я боялась.

Как же так?

– Господи. Как так? Ольга Федоровна говорила, что соберут быстро. Я еще тогда спросила специально, потому что все дети, что там стоят в списке друг за другом, это не просто цифра, а очередность по срочности.

Сейчас во мне клубилась вина. Надо было еще тогда настоять, понятия не имею на чем, но что-то сделать. Я же видела эту перестановку, видела, но посчитала верным довериться старшему, более опытному и к тому же начальнику. И вот к чему это привело.

– Она отговаривается скандалом. Не проводит мероприятия, якобы те громкие фамилии сейчас в стрессе и переживают за свои «благие» вложения.

– Но это бред, просто чушь какая-то. Сборы длились месяц после того ужина. Даже Потапенко переводили деньги за это время, а они переводят всегда целыми числами с большим количеством нулей, ты это знаешь.

– Думаешь, кто-то в это верит из наших? Боюсь случится повторное горе. Что тогда будет, я не представляю.

– Какое? О чем ты? – вжалась в спинку стула и ужасно боялась услышать правду.

– Короче лет семь назад, ты тогда еще волонтером работала, по-моему, такое было.

– Какое такое?

– На самом деле периодически случается перестановка фамилий или вставляют новые. Но однажды не успели собрать из-за этого.

– И?

– Умер ребенок.

– Боже…

– Ага. Все в точности, как тут было. Девочка ждала операцию. Наша пообещала. Что все будет. Потом появляется в списке на первом месте мальчик. Причем прямо перед «носом». Тут хоть как, не успели бы собрать, понимаешь.

– А документы? Все было реальным?

– Все проверено и одобрено верхами. Как обычно, ты же знаешь.

– И не успели?

– Нет. Умерла она. А мы слушали, как мать плачет под дверями. Нет, такое случается, потому что детей много, и мы не боги. Но там бы успели, понимаешь, если бы не поменяли местами почти накануне.

– Господи…

На глаза навернулись слезы отчаяния и боли, за страдания несчастных детей и родителей.

– Так что Женя, тут ну никак, понимаешь?

– Не могу в это поверить. Ну не могу, Галя. Все шло ровно по срокам. Какого черта она это сделала?

– Не знаю.

Всхлипнув, я поблагодарила ее за ответы и сбросила вызов.

Я была в тупике. Я не знала, что мне делать.

Взгляд упал на записную книжку. И я рванула вперед.

Контакты были записаны по порядку от «дорогих» к более «дешевым», как их называла Ольга Федоровна. Вниз списка я даже не смотрела.

Сумма в четыре миллиона не взять по кусочкам в сто тысяч.

Набрав полные легкие воздуха, я набрала первый номер.

***

Положив голову на стол, я устало дышала.

Горло пересохло, язык почти заплетался.

В таком положении меня нашла мама. Вечером. Вернувшись с работы.

– Женя? В чем дело?

– Который час?

– Половина седьмого.

– Весь день насмарку.

– Что случилось?

– Ни единого ответа положительного, мам…

Она продолжала задавать вопросы, а я говорить о том, как несправедлив и жесток мир.

– Евгения, – мама устав от моего бормотания схватила за плечи и встряхнув развернула к себе.

– Я должна ей помочь, мама, – по щекам потекли горячие слезы. – Мы ей обещали…

– Кому, дочка? Давай вместе поможем.

– Мне позвонила женщина, для дочери которой фонд собирал деньги. Еще до свадьбы с Иваном, я увидела, что девочку сместили на второе место и поставили какого-то мальчика со сборами в двенадцать миллионов. Собрали быстро, устроили большой ужин. Ему собрали, а ей не могут. Ольга Федоровна отговаривается скандалом, сниженными вкладами и прочим. Но это все чушь.

– И что теперь?

– Мама, она умрет. У нее крайний срок через два дня или уже день, я не знаю. Она уже в больнице лежит. Не могу поверить, что упустила из виду этот момент… Почему не догадалась настоять на своем…

– И что было бы? Настояла бы, думаешь, тебя послушала она?

– Не знаю, но сейчас я вообще не могу ничего поделать. Весь день звонила спонсорам, и всем, кто когда-либо помогал нам, ни один не собирается и копейки давать мне. И, быть может, я бы поняла этих людей, но сегодня я не могу этого сделать.

– Мне жаль, Женя.

– Что мне делать, мам?

– Может поехать туда?

– Я только утром смогу что-то сделать, например, проехать по офисам, сейчас уже закрыто, но для всех я девочка с улицы, даже если привезу с собой мать Юли. Четыре миллиона, и это притом, что вторая половина у фонда, которую они могут не отдать. Никто не дает так просто деньги. Я в тупике мам. Я не знаю, что мне делать.

Она обняла и поцеловала в макушку.

– Тебе дали два дня, попросили о помощи. Помощи, которую ты была неспособна оказать. Женя, ты не виновата.

– Ну, ма-ам…

– Не виновата… Ты не виновата. Только не ты… – убаюкивающе гладила по спине и шептала… шептала…

Я проснулась ближе к утру. Голова болела. Глаза были похожи на пряники: опухшие и сухие.

Мама встала за мной, собираться на работу.

Ни слова. В тишине.

Я отвезла ее на работу, а сама поехала в город.

Но даже не успела доехать до него. Мне через три часа позвонила мама Юли…

Дрожащей рукой я поднесла телефон к уху и услышала, как с той стороны говорил безжизненный голос женщины.

– Если бы я знала… Я бы никогда не пришла в ваш фонд… Если бы я только знала…

Больше она не сказала ничего, повесив трубку.

Это были самые страшные слова, которые я могла когда-либо слышать.

«Если бы я знала…»