Катя
— Ты ведь шутишь? — спрашиваю тихо, пальцами сжимая подол куртки.
— А я похож на шутника, Катя? — Дамир холодно и зло улыбается. — Прошло больше недели, твоя книга всё ещё гуляет по сайтам. О ней пишут статьи и рецензии.
— Ты же видел, что я при тебе меняла всё содержимое. Я сделала всё, что в моих силах, клянусь.
— Ты солгала, Катя, — Дамир двумя ладонями обхватывает моё лицо и вынуждает смотреть на него. — Я говорил с твоей подругой. Она прекрасно осведомлена, что скачивание книги на сайте приводит к тому, что её уносят на пиратские сайты. И удалить её потом просто невозможно.
— С какой подругой? С Таней?
— А у тебя так много подруг? — хмыкает.
— Да, Дамир. И Таня, и ты правы. Но я не раз говорила и буду повторять — я не писала тот роман. Я даже не знаю его содержимого. Это недоразумение. Кто-то меня подставил. Просто воспользовался мной, чтобы насолить тебе. Откуда бы я смогла узнать о твоей жизни, если мы с тобой раньше никогда не пересекались?
— Ты следила за мной?
Дамир выгибает бровь. Не понятно, он задаёт вопрос или же ставит меня перед фактом, который ему известен.
— С какой целью я стала бы следить за тобой? — я хмурюсь, дёргаю головой, когда большие пальцы молодого человека проходятся по моим скулам и щекам.
— Думаешь, я не вижу твоих взглядов, мышь серая? Мне этот плывущий и одержимый взгляд слишком знаком. Я знаю таких, как ты. Бегают, вынюхивают, пытаются залезть мне в постель.
Я от возмущения открываю губы и с жадностью ловлю воздух ртом. Меня оскорбляет такое предположение до глубины души. А ещё стыдно становится, потому что я действительно не могу не смотреть на Дамира. Он слишком красивый и привлекательный.
И мне нравится чувствовать его прикосновения ко мне. Жар его кожи впитывается в поры, теплом разливается по всему телу. Заставляет сердце биться часто.
— Я столько статей повидал о себе. Но ни одна тварь ещё не заходила настолько далеко. Ни одна сука не смела пятнать ЕЁ имя, — вдруг кричит.
Я вжимаю голову в плечи и жмурю глаза. Мне кажется, что ладони, которые сжимают мою голову, сейчас станут стальными тисками. Или же обожгут щёки болезненными пощёчинами. Но к моему удивлению, руки остаются неподвижны. Боли совсем не причиняют.
— Давай, я трахну тебя, мышь. Трахну во всех позах, в которых ты попросишь. Во все продажные дырки.
Из моих глаз начинают крупными каплями катиться слёзы. Они скатываются по щекам и касаются пальцев Дамира, впитываются в его кожу.
Я молчу. Мне просто нечего сказать. Мне нечем оправдать себя. Потому что я знаю, что парень просто не услышит меня. Он не хочет слышать. Он не верит, что я такая же жертва обстоятельств, чужого умысла, как и он.
Стоит ли снова оправдываться? Стоит ли говорить все эти бессмысленные слова в пустоту?
Нет. Он всё равно не услышит. Он всё равно будет считать меня тварью, которая влезла в его личную жизнь с намерением её разрушить.
— Как правдиво и красиво ноешь, — цедит сквозь зубы. — Я почти поверил в твою искренность. Почти повёлся.
Парень подаётся вперёд, сокращает ничтожные сантиметры, разделяющие нас. Его горячие дыхание ощущается на кончике носа и губах. Я приоткрываю губы. Ловлю дыхание Дамира. Смотрю в злое лицо, но изображение плывёт перед глазами.
Парень вырывает из груди громкий и полный изумления всхлип, когда его горячие влажные губы проводят по щеке, повторяя дорожку слёз. Я дёргаюсь, мне хочется посмотреть в лицо Дамира, понять, что он делает. Для чего он это делает.
Но разве стальной капкан сильных рук позволит мне сдвинуться хоть на миллиметр?
Нет.
Мне остаётся только ловит густой воздух ртом и пальчиками цепляться за жилистые запястья, пока Дамир скользит губами и по другой моей щеке.
Горячо. Жарко. Я будто пылаю изнутри. Там, где губы прикасаются к коже, будто маленькие удары тока происходят.
Я подмечаю, что дыхание молодого человека такое частое, как и моё. А от ладоней, в которых он продолжает баюкать моё лицо, становятся всё горячее.
— Мир…
Губы Дамира застывают у уголка моего рта. Не прикасаются больше к коже. Только дразнят. Только манят чуть шатнуться вперёд, чтобы самой впечататься в его губы. Чтобы узнать не только их жар, но и вкус.
Внизу живота что-то ухает и сворачивается клубком, бедное сердце колотится в горле. Его стук настолько громкий, что я не слышу ничего, кроме его звучания.
Я моргаю часто, прогоняю остатки слёз, которые застилают глаза. Смотрю в лицо Дамира, застывшее так близко. Рассматриваю каждую чёрную длинную ресничку. Они немного подрагивают, как и моя душа, которая застыла в ожидании чего-то невообразимо прекрасного.
Я замечаю мелкие морщинки у уголков глаз Дамира. Россыпь шрамов на носу и лбу, тонких и очень бледных. А ещё крапинки. Красивые золотистые крапинки в тёмных глазах, которые исследуют моё лицо с такой же внимательностью.
— Поверь мне, Катя, ты часто будешь плакать, — хриплым, будто простуженным голосом говорит Дамир, нарушая вязкую тишину. — Я об этом позабочусь.
Я не нахожусь с ответом. Только плечами передёргиваю и опускаю ресницы, скрывая свою боль и разочарование от пристального взгляда.
Вновь подкатывают слёзы к глазам. Они вот-вот новым потоком хлынут по щекам, но я с силой впиваюсь зубами в нижнюю губу, только бы одёрнуть себя и не позволить развесить сопли перед Дамиром.
— Если бы ты только знала, как сильно ты меня бесишь, — с яростью и колючей ненавистью говорит парень, кончиком носа касаясь моей переносицы.
Каждое слово он выдыхает мне в губы.
Горячо. Запретно. Волнительно. И головкружительно.
— Всю неделю думал о… — смолкает, сглатывает гулко. — Думал, что причинит тебе больше всего боли. И решил, мышь.
Его следующая фраза заставляет вскинуться и посмотреть в решительное лицо, лишённое каких-либо эмоций.