Писательница для Белова

Глава 8

Катя

Бабушка меня встречает меня на пороге. Взволнованная. Бледная. Я шагаю к ней, крепко обнимаю и начинаю заполошно шептать:

— Прости, бабулечка. Прости. Мне так жаль, что я заставила тебя волноваться.

— Какая ты горячая, Катя. Где твоя куртка? Ты почему в одном свитере? Кто привёз тебя? — спрашивает бабушка, отстраняясь и заглядывая мне в лицо.

— Куртку кто-то украл, — решаю не скрывать от женщины. — Не смогла найти.

— А привёз тебя кто?

— Парень из университета. Чтобы я не замёрзла, — говорю устало, отводя взгляд.

— Быстро мойся в горячей воде и в кровать! — бабушка включает всю строгость. — Я тебе молочка нагрею с мёдом и маслом.

Я вяло киваю и плетусь в ванную комнату. Залезаю под горячие струи воды, обхватываю себя за плечи, чувствую, как приятное тепло разливается по телу, а противная дрожь уходит. Бабушка приносит шерстяные носки и тёплую одежду, пока я плещусь.

Из душа я выползаю нехотя, стуча зубами. Одеваюсь. И бегу в свою комнату, чтобы тут же залезть под одеяло.

Бабушка приносит молоко, садится на край кровати, проводит ладонью по лбу.

— Катюня, как же ты так? Вся горишь, — качает головой.

— Случайно вышло, бабушка, — лгу, не желая её расстраивать.

Она всегда слишком сильно расстраивается, что я мало с кем контактирую и общаюсь. Бабушка постоянно твердит, что кроме неё у меня никого не осталось. Она боится, что после её смерти я останусь совсем одна.

А я ничего не могу поделать с тем, что не люблю никуда ходить без повода. Что любая прогулка, которая не несёт за собой пользы, тяготит меня. Я всегда думаю о том, что в это время могла бы писать новую главу книги. Или вязать вещи на заказ.

Мои родители погибли восемь лет назад, в автокатастрофе. Мне тогда было одиннадцать, и я сидела на заднем сидении машины. Родители получили травмы несовместимые с жизнью, а за мою жизнь долго боролись врачи.

Сильная травма головы, переломы рёбер, рук и ног. Я заново училась ходить, сидеть, держать ложку и нормально существовать.

Именно существовать.

Потому что каждую ночь мне снились кошмары. Я вновь и вновь видела ту ночь. Скрежет металла. Боль. И кровь родителей.

Бабушка стала моей опорой, единственным человеком, который всегда был рядом, когда мне было плохо. Она всё понимала без слов, обнимала меня и гладила по голове, когда я просыпалась в холодном поту и с криком на губах от очередного кошмара. Она ночами сидела у моей кровати, чтобы успокоить, прижать к себе и начать напевать колыбельную.

Сколько бы лет мне ни было, я всякий раз проваливаюсь в сон, слушая её мелодичный голос.

Несмотря на свою показную твёрдость и суровость, бабушка очень мягкая и заботлива. Каждый вечер она варила мне мой любимый какао и рассказывала истории о своей молодости, избегая говорить о смерти, как если бы она хотела закрыть своими рассказами эту зияющую рану в моей жизни.

Со временем я научилась жить с болью, научилась улыбаться.

Ради неё. Меньше всего на свете я хотела видеть грусть в глазах бабушки. Видеть, как опускаются её плечи, когда она замечает, с каким безразличием я реагирую на всё происходящее.

Я начала улыбаться. Начала писать рассказы и выкладывать в интернет. Так я поняла, что могу выплёскивать свою боль и все свои негативные эмоции.

Бабушка часто говорила, что не может заменить мне друзей, настоящих, живых людей, которые бы были рядом. Она волновалась, видя, как я часами сижу за столом, склонившись над ноутбуком или нитями пряжи, погружённая в свой внутренний мир, из которого в реальность выбиралась лишь за потребностью в еде или сне.

Сейчас мне почти не снится та авария. Сейчас я совсем забыла лица родителей. И не только их…

— Совсем себя не бережёшь! Работаешь на износ. Исхудала так сильно, — бабушка всё поглаживает меня по голове. — Я же работаю, Катя. Всё ещё могу помогать тебе.

— Бабушка, я же хочу и тебя радовать, — сиплым голосом говорю я. — Хочу покупать тебе всё, что ты хочешь.

— Единственное, чего я хочу, Катя, чтобы ты была счастлива. Чтобы встретила хорошего человека, создала семью и родила правнучков. А на что мне вещи? Я уже стара для всего этого.

— Ничего ты не стара! — вяло возмущаюсь я. — Ты ещё моих детей нянчить будешь.

— Как же ты человека встретишь, если из дома никуда не выходишь? — я вижу, что женщина качает головой.

— Я в университет хожу.

— Вот в наше время на дискотеках знакомились. Эх, Катюня, — бабушка поправляет одеяло и забирает пустую чашку. — Помню я, как мы с дедушкой встретились. Он мне сразу сказал, что я его женой буду. Уже через два дня замуж позвал. И жили мы с ним душа в душу. Сорок лет жили, — боль искажает черты лица бабушки.

Я подаюсь вперёд, крепко обнимаю её. Дедушка умер от инфаркта за месяц до той аварии. Бабушка потеряла за короткий промежуток времени мужа, сына и невестку.

Я нахожу её сухую тёплую руку, поглаживаю пальцами. Мои глаза слипаются, я незаметно для себя проваливаюсь в сон, совершенно забыв о том, что должна была разобраться с книгой.

Но просыпаюсь я от настойчивого звонка в дверь. С трудом открываю глаза, смотрю на часы, показывающие час дня, и плетусь открывать дверь.

Я не смотрю в глазок и совершаю катастрофическую ошибку. На пороге квартиры стоит злой Дамир.

— Спряталась в своей норе, мышь?