Плененные сердца

11.

Психея покинула Олимп с рассветом, собираясь узнать, что же произошло за ночь в сердцах ее подопечных. За это время она хорошо отдохнула, и, хотя ее собственное положение с каждой минутой ухудшалось, она спешила насладиться плодами своих трудов.

Прислонившись к высокому дубу, она внимательно выслушала разговор между Брэндрейтом и Эвелиной. Особенно тщательно она следила за выражениями их лиц, поскольку всегда считала, что таким образом можно узнать гораздо больше. Она присматривалась также и к каждому их движению, чтобы вернее судить о том, насколько успешно развиваются события.

Закрыв мечтательно глаза, она снова вздохнула. Брэндрейт чуть было не поцеловал Эвели-ну, а Психее этого хотелось больше всего в жизни. Вот еще бы разок-другой, и глядишь – дело сладилось бы.

Под пышной кроной дуба весело щебетали малиновки, и на сердце Психеи стало легче. Планы ее сбывались настолько успешно, что она с трудом могла поверить своим глазам и ушам. Во-первых, Брэндрейт и Эвелина не только вполне мирно беседовали между собой, но и шутили, чего раньше за ними не водилось. А когда Брэндрейт начал играть бахромой шали Эвелины, Психея едва удержалась от ликующего возгласа. В английском обществе при принце-регенте был очень строгий этикет. Мужчина не смел прикасаться к женщине, чтобы выразить свое чувство к ней, и поэтому – часто бессознательно – он прикасался к ее одежде. Держать в руках шаль Эвелины, дергать за бахрому – это ли не свидетельство любви! По тем временам, конечно. – О чем ты задумалась, любовь моя? При звуке голоса своего обожаемого супруга глаза Психеи мгновенно раскрылись. Ее так поразило его внезапное появление, что она не сразу нашлась, чти ответить. Обычно она слышала шелест его крыльев задолго до того, как удостаивалась лицезреть его воочию. Теперь она смотрела на него во все глаза, думая прежде всего о том, что он тут делает. Потом мысли ее переключились на то, как он хорош, с его белоснежными крыльями, несказанно прекрасным лицом, правда, в настоящую минуту слегка озабоченным, с его стройной мужественной фигурой. Он был таким же, как в день их первой встречи. Любовь, возвышенная и чистая, разлилась по всему ее существу, как животворящий поток по бесплодной пустыне. Она жаждала оказаться в его объятиях, под защитой его крыльев, как это уже бывало тысячи раз. Она хотела слышать от него, как он обожает ее и нуждается в ней. Но она знала, что этих слов ей не услышать. Вот уже двести лет, как его уста молчат об этом. Не может же она бросаться к нему на шею! Она не верила больше в его любовь.

– Ты не хочешь сказать мне, где блуждают твои мысли, Психея? – вдруг спросил он мягко. – Разве я стал тебе настолько чужим, что ты не можешь открыть мне, о чем думаешь?

– О чем я думаю? – переспросила Психея, не зная, что ответить. Как она могла поведать ему свои грустные мысли? Вот скажет она ему, что не верит в его любовь, и он признает, что любви больше нет? Что тогда?! Одно дело – подозревать, другое – услышать этому подтверждение. Нет, она не может ему ничего сказать. – Да так, размышляла о лорде Брэндрейте и его Эвелине, – сказала она. – Они любят друг друга, хотя еще не успели этого осознать.

Эрот нахмурился. Глядя в сторону, он, казалось, раздумывал, что бы на это сказать. Наконец, скрестив руки на груди и устремив на нее пристальный взгляд, он заявил:

– Ты теперь не так часто бываешь дома, как раньше, Психея. – Он взял ее за подбородок. – Твое отсутствие тревожит меня. Вчера, когда я застал тебя здесь, среди смертных, мои подозрения оправдались. – Тон его стал более резким. – Мало того, что ты постоянно нарушаешь приказ верховного божества, ты еще и крадешь… Психея, я просто не знаю, как мне поступить с тобой! Ты совсем не та, что была, когда я женился на тебе много лет назад, и скажу откровенно… я скучаю по той Психее, которую некогда знал.

– Ты скучаешь по мне? – Ее сердце оглушительно застучало. Он заговорил так впервые за многие десятилетия, и в ней вспыхнула надежда. – Я не изменилась, мой Эрот, я все та же! Я просто думала… мне казалось, что ты больше не любишь меня.

– Я не люблю тебя? – Он выглядел потрясенным. – Как ты можешь так говорить? Мои чувства к тебе нисколько не изменились. Это ты стала холодна и равнодушна.

– Я? – возмутилась Психея. – Каждый раз, когда я пытаюсь заговорить с тобой, это все равно что говорить с пустым местом! Ты просто киваешь или мычишь, спрятавшись за твоими свитками, и совершенно меня не замечаешь, особенно по ночам. – Слезы подступили к ее глазам. – Я, конечно, украла пояс у твоей матери, но только потому, что знала: она никогда не даст мне ни его, ни своих эликсиров.

– А почему она должна давать тебе что-то для смертных? Ты же знаешь, что это запрещено!

– Я же всего лишь хочу помочь несчастным людям, запутавшимся в своих любовных делах. А Афродита думает только о том, будет ли Адонис танцевать с ней на следующем летнем балу у Зевса и как ей насолить Артемиде! Мне это скучно! Почему я не могу взять ее пояс, если он поможет Эвелине познать любовь?

– Как, ты еще и оправдываешься? Воровство – это чудовищное преступление. Не настолько же ты глупа, чтобы этого не понимать!

При упоминании о глупости – любимом слове Афродиты в разговоре с невесткой – Психея вскипела:

– Глупа? Эрот, сознайся, ты опять говорил обо мне со своей мамашей?

Бог любви несколько смутился:

– Да, я советовался с ней сегодня утром, и она сказала, чтобы я запретил тебе возвращаться в Бедфордшир и вообще в Англию. Куда лучше будет разобраться, что с тобой творится.

– Со мной?! – Психея пришла в полное негодование. – Ничего, мой супруг, абсолютно ничего! Один день общения с разумными существами, одна ночь в объятиях любящего мужчины – вот все, что мне нужно! Можешь передать это твоей драгоценной мамочке. Она – женщина, она прекрасно меня поймет. А что до твоих запрещений и приказаний, я могу сказать тебе только то, что люди повторяют из века в век: можешь убираться с ними ко всем чертям и мамашу прихватить с собой!

Щеки Эрота побагровели, что было особенно заметно по контрасту с его белоснежными крыльями и белокурыми локонами. Слова Психеи сильно его разозлили. Плотно сжав губы, он молча взмыл в воздух и исчез в облаках. Вероятно, полетел на Олимп жаловаться божественной матери.

Слезы жгли глаза Психеи, следившей за его исчезновением. Жемчужная нить ее семейной жизни оборвалась, оборвалась навсегда! Эрот куда больше стремится ублаготворить мать, чем понять жену. Психея направилась вдоль по тропинке, ведущей к гроту. Ей было необходимо уединиться, чтобы излить боль разбитого сердца. Подхватив длинные белые юбки, она бросилась бежать.

– Эвелина, я не понимаю, – произнесла с натянутой улыбкой Аннабелла. – Мне всегда казалось, что ты ненавидишь Брендрейта. И ты никогда не выходила из дому, чтобы встретиться с ним. Почему ты не расскажешь мне, о чем вы беседовали?

Аннабелла не давала ни Эвелине, ни маркизу войти в дом. Она никак не желала оставить их в покое, стремясь узнать, о чем они говорили и почему наедине.

Брэндрейт, отмахнувшись небрежно от назойливых расспросов кузины, сказал ей наконец твердо:

– Что за несносное детское любопытство, кузина! Если вам так неймется, мы пытались договориться по поводу бюста Зевса, но нам это опять не удалось.

– Какая ерунда! – Аннабелла мгновенно успокоилась. Его ответ явно удовлетворил ее. – Мне до смерти надоело день и ночь слышать разговоры об этой безобразной статуе. Если не ты об этом твердишь, Эва, так мистер Шел-форд – который, кстати, дожидается в гостиной – начинает восторгаться линией его носа или сложнейшим рисунком волос. Я, право же, с ума сойду, если услышу о нем еще хоть слово!

– Прошу тебя, не надо! – Эвелина обменялась с маркизом лукавым взглядом. – Довольно с нас сумасшедших. Обещаю тебе больше не заводить о нем речь. А ты мне обещай сохранить рассудок!

Маркиз прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Вот и чудесно! – воскликнула Аннабелла. – А вы, Брэндрейт? Вы тоже обещаете? Ни слова больше о бюсте Зевса?

Эвелина ожидала ответа маркиза. Он чуть заметно усмехнулся, прежде чем ответить.

– Все, что вам угодно, моя крошка! Аннабелла была и довольна, и недовольна подобным обращением. В тоне маркиза было достаточно нежности, чтобы удовлетворить влюбленную девицу, но само это обращение напоминало ей лишний раз, что она не только намного моложе кузена, но и очень маленького роста. На ее взгляд, это являлось существенным недостатком. Она выпрямилась и поднялась на цыпочки.

– Я не так уж и мала, – сказала она. – Мне вовсе не нравится это глупое прозвище.

– Но я же не имел в виду ваш рост.

– Нет, имели, знаю я вас, – Надув свои прелестные губки, она взяла маркиза под руку и, продолжая отчитывать его за неугодное ей обращение, увлекла его к дверям.

Эвелина смотрела им вслед. На мгновение ей вспомнилось, как она чувствовала себя в его объятиях. Право же, ее собственная фигура и, как говорят, почти царственная осанка недурно подходили к его атлетическому сложению и немалому росту. Пережитое наслаждение зажгло ей щеки.

Да что же это такое?! Опять она думает о Брэндрейте! Как это глупо, ведь он никогда ее больше не поцелует, да и сама она никогда бы ему не позволила.

Эвелина последовала за Аннабеллой и маркизом, и до нее долетел последний из глупых комплиментов, расточаемых этой юной леди своему кузену:

– Как сверкают ваши сапоги, кузен. У вашего камердинера, верно, есть свой собственный рецепт ваксы? Уж не добавляет ли он в нее шампанское, как советуют некоторые?

– Только немного бренди. – Маркиз лукаво ей подмигнул.

– Какая чушь! – произнесла Аннабелла в полном блаженстве, поднимаясь вместе с ним по ступеням террасы.

Эвелина уже привыкла оставаться в стороне, когда Аннабелла начинала кокетничать. Подобрав лиловые юбки, она медленно шла за флиртующей парочкой, недоумевая, что привело викария в Флитвик-Лодж в столь ранний час. Но внезапно что-то отвлекло ее от этих мыслей.

Что– то было не так, но что?

Эвелина оглянулась на старый дуб и заросли кустарника. Сначала она даже не поняла, что именно привлекло ее внимание. Но вдруг заметила, что малиновки как-то примолкли.

Наступившая тишина поразила ее. Жизнь кипела вокруг, но не было слышно ни звука. Она повернулась было к Брэндрейту и Аннабелле, чтобы спросить, что они об этом думают, но они уже вошли в дом, оставив ее на террасе.

В чем дело? Эвелина, полная любопытства, хотела было уже вернуться к дубу.

Она не успела сделать и трех шагов, как услышала звуки, которые, вероятно, и спугнули малиновок, – громкие рыдания какой-то молодой женщины.

У старого дуба тропинка, по которой шла Эвелина, разделялась. Одна дорожка, усыпанная гравием и поддерживаемая в довольно хорошем состоянии, вела к конюшне, другая, заросшая по колено травой, вела к лесу.

Эвелина остановилась у развилки и внимательно прислушалась. Птицы молчали, слышался только шелест крыльев. На мгновение звуки рыданий стихли, и прохладный ветерок закрутил подол платья Эвелины вокруг лодыжек. Уж не послышался ли ей этот плач? Быть может, это просто ветер завывал. Эвелина и представить не могла, кто из ее знакомых вдруг оказался бы поблизости, да еще в слезах!

Когда малиновки защебетали снова, Эвелина усмехнулась в полном убеждении, что все это было одно ее воображение. Она уже повернулась, чтобы направиться домой, когда вдруг снова воцарилась непонятная тишина.

На этот раз Эвелина уже не сомневалась в том, что звуки плача доносились из леса, скорее всего из заброшенного грота. Приподняв юбки, Эвелина стремительно бросилась бежать по заросшей тропинке, не обращая внимания на забившуюся в туфли пыль.

На поляне между конюшней и лесом цвело лето. Пчелы роились среди жимолости и дикого шиповника, наполнявших воздух сладким ароматом. Кусты ежевики то и дело цеплялись за юбки Эвелины, царапая ей ноги сквозь шелковые чулки. Впереди темнел лес. Среди дубов, буков и лип тут и там раскидывали свои мохнатые лапы ели. В былые времена лес регулярно прореживали, но при теперешнем печальном положении вещей деревья беспорядочно вздымали к небу свои верхушки, распространяя побеги во всех направлениях, а в подлеске водилась в изобилии всякая живность. Еще только приближаясь к зарослям, Эвелина уже слышала возню по меньшей мере дюжины белок, сновавших вверх и вниз по деревьям, предупреждая друг друга о приближении человека.

Когда Эвелина подошла к мелкому ручью, отделявшему лес от поляны, звуки рыданий бедной женщины слились с его журчанием. В искусственный грот вела маленькая железная калитка – следы усилий леди Эль двадцатилетней давности придать ландшафту благообразие.

Остановившись, Эвелина снова прислушалась. Звуки рыданий стали тише. Распахнув скрипучую дверцу, Эвелина пошла по дорожке. Под ногами у нее снова зашуршал гравий, еще одно свидетельство былой заботы леди Эль о своем любимом уголке.

По обеим сторонам дорожки росли рододендроны с пышно распустившимися белыми и розовыми цветами. Вздев на нос очки, Эвелина всматривалась в даль, где расступившиеся кусты открывали вид на лесное озеро и возвышавшийся за ним холм.

Она остановилась, чувствуя, как всегда при посещении грота, что какие-то таинственные силы природы должны были трудиться здесь веками, чтобы создать такое совершенство. Грот в склоне холма, скалистая внутренность которого заросла мхом, папоротником и фиалками, выглядел обиталищем неведомых духов.

В глубине пещеры на ковре из мха помещалась единственная искусственная деталь – каменная скамья. Пронесшийся над озером ветерок окутал Эвелину прохладным туманом.

– Как красиво, – прошептала она, забыв на мгновение о своей цели. Это место обладало неизъяснимой прелестью. Может быть, только сейчас Эвелина осознала, насколько оно очаровательно. Легкая дрожь пробежала по спине. Было такое чувство, что перед ней вот-вот откроется настоящее чудо.

Но какие, однако, глупые мысли лезут порой в голову!

И где, кстати, эта женщина, чьи рыдания привлекли ее сюда?

Приглушенный низкий смех долетел до нее с новым порывом ветерка. Или ей снова показалось? У Эвелины вдруг закружилась голова, появилось необъяснимое желание бежать отсюда, бежать немедленно, страх охватил ее. Но в это мгновение снова раздались рыдания. Они доносились из глубины грота. Перейдя по маленькому мостику через ручей, Эвелина направилась туда. Странное видение предстало ее взору. Опустившись на колени и склонившись самым печальным образом на скамью, там плакала совершенно незнакомая Эвелине молодая женщина. Плечи ее вздрагивали.

Несколько раз мигнув, чтобы убедиться, что зрение не обманывает ее, Эвелина всматривалась в эту фигуру. Всего несколько секунд назад она была готова поклясться, что в гроте никого нет. Она покачала головой, все еще не веря своим глазам. Сняв очки, она протерла их полой своего лилового платья. Но когда она снова их надела, фигура никуда не исчезла и была реальнее реального.

Молодая женщина в белом батистовом платье, отделанном золотой каймой, опустила голову на руки. Ее душевное состояние было очевидно по тому, как судорожно вздымались и опускались ее плечи.

Какова бы ни была причина возникновения этой особы бог весть откуда, Эвелина не могла выдержать зрелища такого полного отчаяния. Она стремительно подбежала к ней, нервно стиснув руки.

– Что случилось? – спросила она. – Могу я помочь вам? Может быть, вы заблудились. Право, я не припомню, чтобы видела вас в округе раньше. Пожалуйста, не плачьте. У меня сердце разрывается, на вас глядя.

Молодая женщина обернулась. Ее голубые глаза широко раскрылись в изумлении.

Обе они в унисон ахнули.

– Боже мой! – воскликнула Эвелина. – Вы так прекрасны! На земле просто не может быть такой красоты! Кто вы такая?

Психея была совершенно потрясена появлением смертной. Бедняжка повернулась столь быстро и неловко, что ударилась спиной о скамью.

– Зевс-громовержец! – воскликнула она. – Как же вы меня напугали! – Застигнутая врасплох, Психея начала проворно вытирать себе щеки. Поток слез, прорвавшийся наконец после многих лет притворства, больше походил на водопад. Она во все глаза смотрела на Эвелину, не в состоянии сосредоточиться. Она вспомнила обращенные к ней ласковые слова и отвечала на них: – Вы не можете мне помочь. Никто не может! Оставьте лучше меня одну. Я не хочу вас обидеть, только я…

Мысли об Эроте снова завладели ею. За всю свою жизнь она не испытала такого горя, кроме разве своей первой ночи на Олимпе, когда Афродита приказала ей отделить друг от друга зерна разных круп, как испытание. Она была тогда просто убита и теперь, две тысячи лет спустя, она снова переживала то же чувство.

Эрот больше не любит ее! В этом она была убеждена, иначе он бы не говорил с ней так жестоко и не называл ее глупой.

Одно воспоминание об этом вызвало у нее новые потоки слез. Она совсем забыла о присутствии Эвелины. Закрыв лицо руками, она рыдала так, словно все самое плохое, что только можно себе вообразить, случилось, и именно с нею.

– О, горе мне! – простонала она.

Какое– то время Эвелина молча стояла, глядя на молодую женщину. За всю свою жизнь она не видела никого прекраснее. Изумительного разреза огромные голубые глаза, полные слез, опушали густые темные ресницы. Благородных очертаний нос, прямой с легкой горбинкой, высокие скулы вполне могли бы украшать любую из виденных ею греческих статуй. Эвелина с трудом удержалась, чтобы не дотронуться до нежнейших золотых локонов, обвивавших голову молодой женщины. У нее захватило дыхание от такой немыслимой красоты. Кто же она такая?

Ясно одно: Брэндрейт не должен узнать о ее существовании, иначе он сейчас же в нее влюбится. И уж он не будет знать ни минуты покоя, пока не добьется взаимности. Он даже способен отказаться от охоты за изваянием Зевса, чтобы увлечь такую красавицу. Вот чудовище!

Эти мысли заставили Эвелину вновь обратиться к страдающей молодой особе. При виде мучений бедняжки у нее самой выступили слезы на глазах. Преисполнившись жалости, она опустилась на колени, нежно гладя шелковистые локоны.

– Ну, ну, – шептала она. – Не плачьте. Даже если вы заблудились, я уверена, что смогу помочь вам вернуться домой. Ничего нет легче. Я живу в этой деревне целую вечность и знаю каждый уголок в округе. Только, пожалуйста, перестаньте плакать, а то я тоже заплачу. И хотя я вижу, что у вас ни глаза, ни нос не покраснели от слез, могу вас заверить, что мое лицо превращается в таких случаях в святочную маскарадную маску. Предупреждаю вас, что это зрелище не из приятных!

При этих словах красавица отняла руки от лица и засмеялась сквозь слезы.

– Вы очень добры. Я не хотела, чтобы вы – или кто-нибудь еще – видели мои слезы. – Психея перевела дух. – Я вовсе не заблудилась. Я знаю, где мой дом, просто не хочу туда возвращаться. Вы понимаете, мой муж…

– О, вы замужем? – воскликнула Эвелина, замечая, что на руке у женщины нет кольца.

– Да, и за самым красивым мужчиной на Оли… то есть во всей Англии.

На лице у нее появилось выражение беспредельного обожания. «Буду ли я испытывать когда-нибудь такое чувство к какому-нибудь мужчине?» – подумала Эвелина. И что же могло произойти, отчего красавица не желала бы вернуться к мужу, которого так обожает?

– Он… он очень умелый, так все ловко делает. Необыкновенно метко стреляет из лука, вы даже представить себе не можете! Все девушки в наших местах на него не наглядятся, хотя он и принадлежит мне.

– Он, должно быть, очень счастлив иметь такую ослепительно красивую жену, – любезно сказала Эвелина.

Молодая женщина печально покачала головой, готовая снова разразиться слезами.

– Вот в этом вы ошибаетесь! На Олим… ах, да что это я, в нашей деревне найдется много девушек красивее меня.

– Значит, вы живете просто в какой-то волшебной стране! – воскликнула пораженная Эвелина. – В жизни еще не видела никого, кто мог бы хоть отдаленно сравниться с вами… Аннабелла, которая завоевала все сердца здесь, выглядела бы рядом с вами просто чучелом. Вы слишком скромны. И если ваш муж не ценит такую красоту, значит, он просто глуп, не говоря уже о том, что слеп.

Очаровательный музыкальный смех молодой женщины принес странный покой в сердце Эвелины. Ей вдруг показалось самым важным делом на свете вернуть счастье этой красавице.

– Эр… я хочу сказать, Эрвин был бы вне себя, если бы кто-нибудь назвал его глупцом. Боюсь, что последнее время он слишком возгордился и вообще у него сильно испортился характер.

– Так, значит, в этом и есть источник ваших переживаний? Я могу вас понять. Я сама знакома с очень неприятным, хотя. и в высшей степени привлекательным человеком, который меня ужасно раздражает. Но, надо сказать, в последнее время он очень изменился – совершенно необъяснимым образом, – но уверяю вас, что даже в самые счастливые моменты он намного хуже вашего мужа!

– Вы, наверное, имеете в виду лорда Брэндрейта? – спросила красавица, глубоко вздыхая.

– Да, – отвечала удивленная Эвелина. – Но откуда вы знаете? Вы разве с ним знакомы? Молодая женщина кивнула.

– А разве не все его знают? – спросила она невинным тоном, слегка покраснев.

Эвелина не могла с ней не согласиться. Что бы там ни говорили про Брэндрейта, он пользовался большой известностью особенно как друг принца.

Красавица снова вздохнула и вернулась к прежней теме.

– Я бы охотно терпела дурное настроение мужа, если бы верила, что он меня по-прежнему любит, но видите ли, – тут она устремила на Эвелину печальный взгляд, – он разлюбил меня, и я ничего не могу с этим поделать!

Эвелина поправила сползшие на кончик носа очки, недоверчиво покачивая головой.

– Невозможно! – воскликнула она. – Хотя я и знакома с вами всего несколько минут, я вижу, что по натуре вы очень добры, ласковы и просто не можете не осчастливить самого требовательного мужчину. Вы, безусловно, ошибаетесь. Или тут скрыта какая-то тайна.

– Ах нет, не ошибаюсь. Эр… Эрвин больше не любит меня, – продолжала красавица. – Он думает, что я глупа и что я вмешиваюсь… не в свое дело. Вероятно, он прав. Вы не представляете, милочка, как мне трудно ладить с моей свекровью. Вы представить себе не можете, насколько она хороша. Более прекрасной женщины не найти во всей Вселенной, а если бы такая и нашлась, моя свекровь тут же бы сплавила ее куда-нибудь, откуда нет возврата, опасаясь потерять свое звание самой красивой женщины в мире.

– Боже мой! – воскликнула Эвелина. – Ваша свекровь свирепа, как дикий зверь!

Склонив голову набок, она пригляделась к странному существу, сидящему перед ней. Молодая леди, казалось, была благородного происхождения, но в то же время говорила о таких чудовищных поступках с удивительной для особы деликатного воспитания легкостью. Встав, Эвелина предложила:

– Почему бы вам не отправиться со мной в Флитвик-Лодж? Я уверена, что чашка чаю и пирожное вам не повредят. А если вам не по вкусу пирожные, у кухарки найдется отличное миндальное печенье.

– С большим удовольствием! – воскликнула красавица. – Я очень проголодалась. Это, должно быть, странно звучит, но, когда я расстроена, мне чаши амброзии бывает недостаточно!

Молодая женщина живо вскочила и, отряхнув батистовые юбки, приготовилась следовать за своей новой приятельницей. Только сейчас Эвелина заметила, что вместо обычного платья в стиле ампир одеяние красавицы было зашнуровано спереди золотой лентой, подчеркивая стройную талию.

– Как очаровательно! – воскликнула Эвелина. – Совсем по-гречески. Неужели мода в столице так изменилась, что мы можем теперь представить свою фигуру в самом выгодном свете?

– Хотела бы я, чтобы это было так, – вздохнула красавица. – Скажу вам откровенно, такие платья, скрывающие все прелести женской фигуры, – изящным мановением руки она указала на высокую талию лилового платья Эвелины, – едва ли могут привлечь внимание кавалера.

– Ну, я этого не знаю. У меня нет кавалеров. По правде говоря, я никогда не искала воздыхателей и обожателей, как большинство моих подруг. Папа воспитывал меня на раскопках в Греции, и моим единственным приятелем в детстве был мальчик-грек, который научил меня лазать по деревьям и бросать камешки в воду.

Чтобы показать свое искусство, она подобрала гладкий плоский камень и швырнула в озеро, заставив его сначала подпрыгнуть раз пять на поверхности воды.

– Вот здорово! – воскликнула ее спутница. – Можно мне попробовать? – С этими словами удивительная красавица в совершенно необыкновенных золотых сандалиях, каких Эвелина никогда ни на ком не видела, подобрала камешек и неловко бросила его в темную воду.

– Нет, нет! Он должен только коснуться поверхности воды, -объяснила Эвелина. – Попытайтесь еще раз.

Несколько минут она обучала свою приятельницу искусству заставлять камень подпрыгивать на воде. Когда наконец молодая женщина добилась некоторого успеха, Эвелина спросила:

– Но как вас зовут?

Явно озадаченная этим вопросом, красавица рассеянно бросила в воду еще один камень, прежде чем ответить:

– О, как меня зовут? Я ведь и вправду вам не сказала. Зовите меня моим прозвищем, ведь мы с вами уже стали друзьями.

– Охотно, если вы мне его назовете.

– Бабочка, – отвечала красавица с лукавой улыбкой. – Я знала, что вам оно покажется странным, но так меня зовут дома. Бабочка.

Эвелина улыбнулась. Прозвище удивительным образом шло молодой женщине. Тетка только недавно упоминала какую-то знакомую точно с таким прозвищем, только Эвелина никак не могла вспомнить, кто это был.

– Бабочка, – повторила она. – Ну, давайте все же пойдем в дом. Я буду счастлива представить вас моей семье.

– Что ж, очень мило, – живо отозвалась ее новая знакомая. – Но только если вы уверены, что желаете этого.

– А почему бы нет? – спросила удивленная Эвелина.

– Не знаю. Просто я боюсь… то есть я не уверена, что ваша семья отнесется ко мне одобрительно.

– Чепуха! – воскликнула Эвелина. – Они вас непременно полюбят. Впрочем, должна предупредить вас, что один из обитателей Флитвик-Лодж, несомненно, начнет за вами ухаживать!

– О нет! Вы ошибаетесь. Может быть, я и развлеку Брэндрейта поначалу. Но, уверяю вас, он предпочитает дам серьезного склада ума, к которым я не отношусь. А больше всего ему нравятся разные там споры и препирательства. На это уж я окончательно не способна! У меня ноги дрожат, когда Афр… моя свекровь налетает на меня!

– Но отчего вы решили, что я имею в виду маркиза?

Бабочка, покраснев, прикусила губы.

– Ну не знаю, – протянула она. – Быть может, вы сами упоминали его раньше. Да ведь у него репутация сердцееда – даже по отношению к замужним дамам, не так ли?

Эвелина вздрогнула. На какую-то долю секунды ей показалось, что тело ее новой приятельницы стало вдруг совсем прозрачным! Но это же было невозможно!

Она подняла очки на лоб и снова несколько раз моргнула глазами, чтобы устранить это странное ощущение. Оно исчезло так же быстро и внезапно, как и появилось. Но в то же время прохладный свежий ветер с озера снова донес до нее приглушенный раскат смеха, поразивший ее слух и заставивший сердце усиленно забиться.

Ей пришло в голову, что, вероятно, фантастические видения и бред леди Эль дурно подействовали на ее рассудок. Но так как Бабочка начала оживленно болтать о рододендронах и о том; собирается ли леди Эль – о которой она слышала от каких-то своих соседей – освежить в ближайшем будущем грот, мысли Эвелины перенеслись на более приземленные предметы.