Плененные сердца

21.

Брэндрейт держал вожжи в обеих руках, пропустив тонкие ремешки между большим, средним и безымянным пальцами и крепко зажав их, чтобы заставить повиноваться свою резвую пару гнедых. Глаза его были устремлены на дорогу, прямо в центр между лошадиными головами.

Доброму старому Мепперсу оставалось только спустить курок пистолета, и состязание должно было начаться. К изумлению маркиза, по обеим сторонам дороги расположилось огромное количество экипажей. Их владельцы прибыли сюда с единственной целью – понаблюдать за этими необычными гонками. Рассказывая ему о предстоящем бале, Аннабелла заметила, что в деревню съехалось большое общество спортсменов-любителей, но маркиз никак не ожидал увидеть такую толпу.

Прекрасные экипажи всех видов – двуколки, фаэтоны, ландо – теснились вдоль дороги. Сидевшие в них мужчины украсили себя шляпами с высокими тульями, крахмальными воротничками и пестрыми шейными платками. Наряды приличествовали случаю. Маленькая деревушка с ее двумя гостиницами была, вероятно, битком набита этой публикой, а также стайками щебечущих дам в кружевах и оборках, возбужденно ожидающих необычного состязания.

Выбор места для гонок был не совсем удачен, поскольку по меньшей мере пять экипажей не смогли подъехать из-за того, что дорогу пришлось закрыть.

В настоящий момент маркиза занимала только одна мысль – выиграть. Все его тело напряглось в ожидании этой своеобразной дуэли. Сдерживая лошадей под приветственные крики собравшейся толпы, Брэндрейт был преисполнен радостного волнения, вызываемого чувством соперничества.

Он был готов к состязанию.

Маркиз много тренировался, управляя двуколкой стоя, и отнюдь не был склонен недооценивать своего противника. Единственное, чего он опасался, так это какого-нибудь несчастного случая. Шелфорд или он сам вполне могли оказаться выброшенными на дорогу. Но он всегда был осторожен, да и викарий тоже не терял головы. Оставалось только начать.

– Готовы? – раздался голос Мепперса.

Последовавшее за ним молчание казалось оглушающим. Такая тишина, когда щебетание малиновки кажется пронзительным криком совы.

Прогремел выстрел.

Брэндрейт ударил по лошадям, но лишь слегка, поскольку в тот самый момент, как начали вращаться колеса, ему надо было встать. Он поднялся, широко расставив слегка согнутые в коленях ноги. Бедра его напряглись. Он обрел необходимое равновесие, не обращая внимания на то, что Шелфорд уже немного опередил его. Он заговорил с лошадьми, как это делал сотни раз, взбадривая их достаточно громко, чтобы перекрыть шум толпы, усиливавшийся с началом гонок. Как он и ожидал, лошади немедленно отреагировали, повинуясь знакомому голосу.

Все было забыто: голубое небо, зелень окружающих холмов, яркие краски летних цветов, приветствия зрителей, хрустевший под колесами щебень. Картины, звуки и запахи растаяли где-то, оставив в его сознании только вожжи, собственный голос и подергивание лошадиных ушей. Он не заметил бы и дующего ему в лицо ветра, если бы он не сорвал с него шляпу. Ничто не могло нарушить его напряженной сосредоточенности.

Перед ним лежали две краткие мили отличной дороги, пролегавшей между невысокими холмами. Шелфорд, сразу же ушедший вперед, видел, как с каждым ярдом расстояние между ним и маркизом сокращалось. Маркиз не сомневался, что обойдет викария, но, не желая рисковать, он вовсю погонял лошадей.

Через несколько минут они уже шли наравне. Брэндрейт ни разу не взглянул на викария, но боковым зрением видел, что тот, в свою очередь, не обращает на него внимания.

Пот выступил у него на лбу и потек прямо в глаза. Это раздражало. Но он ничего не мог поделать, обе руки были заняты.

Они миновали последний поворот, и перед ними открылся прелестный вид: соломенные крыши деревушки и сотни зрителей, голоса которых слились в сплошной гул. Брэндрейт почувствовал, как волна возбуждения охватила его. Только сейчас он в первый раз оглянулся на Шелфорда, и они обменялись невидящими взглядами, в которых кипел неистовый дух соперничества.

Фыркая, лошади неслись вперед, разделяя с хозяевами горячку и восторг момента. Пара Брэндрейта уверенно лидировала, наращивая рысь с каждым движением. Для маркиза время застыло, оставив его единственным повелителем экипажа, Лошадей и дороги.

Справа, под раскидистым старым дубом, расположился знакомый экипаж. Там сидели три дамы. Они не приветствовали его, как это делали зрители у финиша. Первенство маркиза было обеспечено. Он знал, что победит. Возможно, поэтому и позволил себе кивнуть Аннабелле, чьи глаза, по какой-то необъяснимой причине, были с тоскливым выражением устремлены на Шелфорда.

Маркиза это позабавило. Бедняжка Аннабелла постоянно в поиске новых обожателей.

Леди Эль поощрительно улыбалась, кивая.

Наконец взгляд его остановился на третьей даме, которую он сразу не узнал. Кто бы это мог быть? Он видел только некое прекрасное создание в белом и зеленом. Маркиз был весьма озадачен. Но в это же самое мгновение он понял, что это была Эвелина. Она смотрела на него невидящим взглядом, так как была без очков, с нежной улыбкой.

Он был так поражен ее изменившимся видом, что в приступе изумления ослабил вожжи. Его лошади потеряли темп, он чуть не вылетел из двуколки и не успел снова обрести равновесие, как Шелфорд вихрем пронесся мимо, опередив его. Приветственные возгласы сотрясали воздух.

Какое– то время после этого Брэндрейт находился в состоянии шока. До него даже не сразу дошло, что состязание он проиграл, заглядевшись на Эвелину. Он тяжело дышал, обливаясь потом после таких усилий. Все, о чем он мог сейчас думать, были обыденные вещи: утереть лицо, позаботиться о лошадях. Он не остановил лошадей среди шумевшей толпы -чего, кстати, не сделал, к чести его, и Шелфорд. Они вместе доехали до гостиницы «Лебедь», где их лошадьми занялись опытный конюх и грумы.

Брэндрейт оставил свою пару их заботам. Он находился в таком смятении, что с трудом мог привести в порядок свои мысли. Ноги у него дрожали от сознания, какой опасности он только что избежал. Ведь он мог сильно разбиться! Но все эти ощущения затмевались в его сознании; видом Эвелины в зеленых шелках. Она была так хороша! Если добавить к этому, что это зрелище стоило ему победы, он не мог даже как следует разобраться, какие чувства в нем преобладали – гнев, удивление, страх или просто благо арность, что он остался в живых.

Похлопывая шляпой по бедру и вздымая вокруг себя облака пыли, к нему подошел Шелфорд. Брови его были озабоченно сдвинуты.

– Какого черта… Я хочу сказать, что на вас нашло? Вы же выигрывали, когда вдруг у вас вожжи чуть не выпали из рук! Я боялся, что вы скатитесь мне под колеса!

Брэндрейт тупо смотрел на него, сам при этом сознавая, какой глупый вид он имеет. Толпа приближалась, голоса уже доносились из-за конюшни. Маркиз только успел произнести:

– Я увидел Эвелину и совершенно потерял голову!

Раскрыв рот, Шелфорд возвел глаза к небу.

– Боже мой! – воскликнул он. – Ну конечно! Я же встретил ее перед гонками. Неудивительно. Она совершенно преобразилась! Это изменило мои намерения в отношении ее. Хотя что это я говорю «изменило» – укрепило, так будет вернее. Меня не удивляет, что…

Закончить он не успел.

На викария, всеобщего любимца в деревне, накинулась толпа и подняла его на руки. На плечах местного кузнеца и одного из силачей-кровельщиков его отнесли в гостиницу «Георг», где должно было состояться празднество, затеянное леди Эль.

Брэндрейт смотрел ему вслед. Настроение у него упало окончательно. Он так и остался стоять с непокрытой головой во дворе, среди лошадей, все еще не отошедших после такого тяжкого испытания.

Эвелина вышла из экипажа вместе с леди Эль и Аннабеллой. В деревне царила неразбериха. Зрители, наблюдавшие начало состязания, еще только что добрались сюда. Прибыли и те, чьи экипажи были задержаны из-за гонок. В воздухе стояла пыль, люди кашляли и чихали. Вскоре Эвелину разлучили с теткой и Аннабеллой.

«Все к лучшему», – думала она, переходя на другую сторону улицы, подальше от гостиницы. Она надела очки, чтобы разглядеть все, что происходит. Какой шум вокруг! Она увидела, как толпа несет на руках Шелфорда в гостиницу. Неудивительно, что его считают героем, ведь благодаря ему его верные прихожане выиграли свои пари. Однако Брэндрейта нигде не было видно, а именно к нему она и стремилась.

Она сама не знала, почему, но на душе у нее было тяжело. Она знала, что из-за нее Брэндрейт проиграл гонки и чуть не расстался с жизнью. Ей и в голову не приходило, что он будет так поражен ее изменившейся внешностью. Маркиз едва не выпустил из рук вожжи. Эвелина не могла отрицать своей вины, и, если бы все можно было вернуть назад, она, конечно, показалась бы ему в новом платье до состязания. Теперь же она хотела только найти его и принести свои извинения.

По мере удаления от гостиницы толпа редела. Только несколько лавочников, одновременно и опасавшиеся такого нашествия чужаков, и надеющиеся воспользоваться содержимым их толстых кошельков, все еще топтались у дверей своих заведений, наблюдая за празднеством со стороны.

Эвелина знала, что по окончании состязания и Брэндрейт, и Шелфорд в первую очередь позаботятся о лошадях, поэтому она прямиком направилась к «Лебедю». Как ей было известно, маркиз предпочитал этот отель «Георгу».

Войдя в мощеный двор гостиницы, Эвелина сразу же увидела маркиза, сидевшего на старом пне у дверей конюшни. Он наблюдал за тем, как чистили его лошадей, иногда давая указания груму. Лорд Брэндрейт то и дело утирал платком лицо. Рядом с ним, у его запыленных сапог, стояла на камнях кружка пива. Если бы не согнутые плечи, можно было бы сказать, что он выглядит; как всегда, самоуверенным и очень красивым.

Эвелина медленно подошла к нему, испытывая какое-то странное чувство, вызывающее у нее сильное сердцебиение. В ее намерения входило только извиниться, но теперь, когда она его увидела, ей пришло в голову: были ли так уж чисты ее побуждения. Ах, много ошеломляющего случилось за последние два дня, включая сводящий с ума поцелуй. Сейчас у нее было только одно желание – побыть с ним и утешить его, если он нуждался в утешении.

Ярдах в двадцати от сидящего Брэндрейта Эвелина вдруг услышала слабый звук, напоминавший шорох крыльев. Она оглянулась, чтобы J убедиться, не птица ли это, но ничего не увидела. Неужели Эрот вернулся? Эвелина надеялась, что это был именно он. Ах, если бы своенравный бог не пожалел для них своих стрел!

Сделав еще шаг, Эвелина вдруг почувствовала что-то вроде легкого ожога у основания шеи. Однажды это уже случилось с ней в тот самый вечер, когда Брэндрейт впервые поцеловал ее. Сначала она подумала, не ужалила ли ее пчела. Но по телу медленно стало разливаться удивительное тепло, сопровождаемое легким ознобом вдоль шеи и спины. Это, наверное, проделки Эрота! Но как замечательно!

Дотронувшись до шеи, она снова взглянула на Брэндрейта, который в этот момент как раз поднес к губам кружку. Дух в ней замер, все вокруг померкло, кроме его лица. Она сняла очки, вспомнив советы леди Эль и Аннабеллы, и спрятала их в карман.

Брэндрейт не замечал ее присутствия, пока она не оказалась в каких-нибудь десяти футах от него. Когда он ее увидел, он медленно опустил кружку, как будто завороженный. Она не могла догадаться, что он думал и чувствовал в этот момент, но почему-то это было для нее не важно.

Поставив кружку на камни, маркиз встал, оглядывая ее от полей шляпы до носков шелковых туфель.

За его спиной конюх и грумы уводили в конюшню четырех лошадей. Когда они скрылись из виду, она подошла поближе и наконец заговорила.

– Я пришла извиниться, – прошептала она, не сводя с него глаз. – Я должна была показаться вам заранее. Мне и в голову не приходило, что мой вид может вас настолько удивить. Вы чуть не выпустили из рук вожжи. Брэндрейт, ведь вы могли бы разбиться!

– Вы не виноваты, – отвечал он тихо. – Я сам повел себя как последний дурак. За что же вам извиняться? Но, клянусь Зевсом, я в жизни не видел никого прелестнее! – Сняв перчатку, он прикоснулся к оборкам, которыми были отделаны поля ее шляпы. Потом рука его осторожно коснулась ее локонов, задела серьги. – О черт! – прошептал он. Сорвав шляпу с ее каштановых волос, маркиз нежно поцеловал ее сначала в лоб, а потом в губы. – Почему это, когда мы одни – или почти одни, – у меня всегда появляется непреодолимое желание обнять вас?

– Не знаю, – прошептала она, глядя ему в глаза, вся охваченная необыкновенным чувством. Где-то в глубине ее сознания у нее мелькнула мысль, что надо бы отстраниться от него хоть чуть-чуть. Пока что один невинный поцелуй не имел особенного значения, но если он ее обнимет… Что будет с ней тогда? Если все произойдет, как в тот вечер, это только усилит их взаимное влечение. Куда это приведет их обоих?

Как только он слегка дотронулся до ее шеи, она снова ощутила дрожь по всему телу, до кончиков пальцев на ногах. Остатки благоразумия оставили ее, все утратило смысл. Она не могла шевельнуться, даже если бы хотела. Он был так близко, от него так соблазнительно пахло лошадьми, кожей, мылом, что она невольно обвила руками его шею с возгласом: «О, Брэндрейт, любимый!» – и крепко поцеловала его.

Очевидно, не желая оскорбить ее попыткой отвергнуть ее ласки, маркиз теснее привлек ее к себе, отвечая на поцелуй. Эвелина вновь почувствовала, что растворяется в нем, соединяясь в объятиях и поцелуях. Ее сознание словно заволокло густым белым туманом, единственным островком в котором была радость от ощущения его близости. Она позволила себе вкусить горькую сладость его губ, его дыхания… ощутить силу его рук, обнимавших ее, насладиться прикосновением к его волосам, щеке, шее.

– Эвелина, – шептал он, вызывая в ней уже знакомую восхитительную дрожь, – моя любимая девочка, мне кажется, я…

Он не закончил, потому что в этот момент послышался женский голос, показавшийся Эвелине знакомым:

– Должна сказать, ваше поведение несколько странно мне, но в общем очень мило. Дорогой мой Брэндрейт, это так вы утешаетесь?