– Прекрасно, моя милая! – воскликнул Зевс, презрительно скривив улыбке губы. – Я всегда думал, что, родись ты смертной, ты бы стала непревзойденной актрисой. У Уильяма Шекспира собралось бы вдвое – нет, втрое больше зрителей, если бы ты играла хоть в одной из его пьес. Но я в жизни не слышал такого вздора, каким ты пытаешься забить голову своему бедному ребенку. Пора бы уж тебе позволить ему стать мужчиной. Его первый долг перед женой, а не перед тобой, и я очень рад, что он наконец-то это понял.
– Папа, – проговорила ошеломленная Афродита. – Я… я просто не понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, первый его долг по отношению к жене, и он может поступать как ему угодно. Но мне кажется, я не слишком много требую, когда прошу его считаться и с моими чувствами.
– Вздор! – отвечал Зевс. – Ты хочешь, чтобы он по-прежнему оставался любимым птенчиком в твоем гнездышке, но этому не бывать! Ты должна понять, что он его уже покинул!
Златокудрая и прекрасная открыла было рот, чтобы возразить, но Зевс поднял руку:
– Довольно!
Афродита быстренько прикусила губу. Она слишком хорошо знала своего отца, чтобы с ним спорить.
Удовлетворенный тем, как он без особых хлопот усмирил Афродиту, Зевс подошел к Психее. Остановившись перед ней, он слегка ущипнул ее за локоть.
– А тебе, детка, – сказал он ласково, – пора оставить привычку тащить все, что тебе понравится. Ты меня поняла?
Психея почтительно поклонилась:
– Да, царь богов, – с трудом выговорила она. Как бы он ни был добр, он все-таки был Зевс, и она робела в его присутствии.
– Вот и умница, – похвалил он. – И еще кое-что. Я требую, чтобы ты вернула все вещи, спрятанные у тебя, их законным владельцам с письменным извинением.
– Я немедленно сделаю это, как только вернусь на Олимп, – поспешно уверила его Психея.
– А что до моего бюста, который стоит сейчас в гостиной у леди Эль…
При этих словах утраченная было ею смелость вернулась к Афродите.
– Этот бюст принадлежит мне, отец. Вы же сами подарили его мне много сотен лет назад, разве вы забыли? И хотя у меня нет доказательств, я уверена, что это Психея украла его у меня.
Зевс взял Психею за подбородок. Заглянув ей прямо в глаза, он сказал:
– А теперь говори только правду. Бабочка. Это ты украла бюст?
– Да, простите, пожалуйста.
– Ну вот видите! – торжествующе воскликнула богиня любви. – Это просто какое-то преступное создание. Вы понимаете теперь, почему я была в таком отчаянии от мезальянса моего сына с этой… этой смертной?
Психея увидела, как глаза Зевса загорелись гневом. Осторожно отпустив ее подбородок, он быстро повернулся и, выхватив из облаков молнию, запустил ею в свою дочь.
Молния ушла в землю в нескольких дюймах от ног Афродиты, спугнув стаю голубей.
– О, папа, терпеть не могу, когда вы так делаете! Посмотрите только на мое новое бальное платье. Искры прожгли в нем дырки.
Зевс покачал головой:
– Раз мы уж заговорили о преступных созданиях, то ты – самое невыносимое создание из всех моих детей. А теперь уходи, пока я не ударил молнией прямо в твою повозку. Тогда придется тебе идти на бал пешком.
Испуганная Афродита в одно мгновение очутилась в колеснице и вскоре исчезла со своими голубями в звездном небе.
– А что касается моего изображения, – продолжал Зевс, обращаясь к Психее, – я навсегда отдал его леди Эль и ее наследникам. Не расстраивайся из-за Афродиты, крошка Бабочка. Ты же знаешь, что на словах она гораздо хуже, чем на деле.
– Наверное, вы правы, но она не оставляет меня в покое со своими замечаниями. Как я ни стараюсь привыкнуть к ее постоянным придиркам, иногда они меня прямо-таки выводят из себя, – вздохнула Психея.
– Значит, мне придется с ней поговорить. Ты хорошая девочка. Психея. Поступай, как я тебе сказал, и все будет прощено и забыто.
– Благодарю вас.
Повинуясь внезапному побуждению, она поцеловала его в щеку. В ответ на это он, как добрый дедушка, ласково ее обнял.
Затем, отпустив ее, он обратился к Эроту:
– А тобой, внучек, я горжусь. Сегодня ты вел себя как настоящий мужчина. А теперь, когда все уже почти устроилось в – как это место называется? – в Бедфордшире, давайте вернемся на Олимп и предоставим смертных самим себе.
– Дедушка, – робко произнесла Психея. Сердце ее сжималось от страха, как бы ее просьба не прогневила Громовержца. – Пожалуйста, позвольте мне, – она оглянулась на мужа и улыбнулась ему, – позвольте нам остаться. Я очень хочу узнать, какая судьба постигнет Эвелину. Я, конечно, не должна была являться сюда и заниматься делами смертных. – Она увидела на лице его неудовольствие и поспешно продолжала: – Уверяю вас, я делала это не для забавы. Дело в том, что я всегда очень привязываюсь ко всем, кому я пытаюсь помочь, и особенно к Эвелине. Пожалуйста, скажите, что вы согласны разрешить мне остаться.
– Не слушайте ее, дедушка, – вмешался Эрот, надеясь смягчить гнев грозного тучегонителя. – Она не знала, как вы не любите такие проделки. Я уверен, что…
Зевс покачал головой:
– Я не сержусь, Эрот. Последние несколько десятилетий я все знал о ее приключениях. Боюсь, я слишком снисходителен, и это не идет на благо здешним обитателям. Ты же видишь, к чему это привело с твоей матерью. У кого еще найдется такой несносный, избалованный ребенок? – Вздохнув, он обратился к Психее: – Так и быть. Вы с Эротом можете остаться, но только пока все не устроится. Тебе нет необходимости рассказывать мне, какой нелегкой была твоя жизнь на Олимпе, Психея. Если твой муж будет не в состоянии тебя развлечь, приходи ко мне. Мы придумаем что-нибудь получше твоих забот о смертных. Я не могу позволить тебе больше запутывать и мутить их жизни. Они обойдутся и без нас. Когда-нибудь тебе не избежать ошибки, и будущее их окажется безнадежно испорченным. Уж поверь мне. Обещай, что больше ты никогда не станешь вмешиваться.
– Конечно, дедушка! Больше никогда. Я обещаю.
– И чем бы все это ни кончилось, ты должна вернуться на Олимп с рассветом, а не то я последую совету твоей свекрови и сошлю тебя на реку Стикс.
Взмахнув рукой, Зевс исчез в направлении Олимпа. Только громкий раскатистый смех долетел до них с порывом ветра.
Психея тут же забыла об Эроте и, не сказав ему ни слова, помчалась по ступеням террасы к статуе Артемиды. Подбежав к скамье, на которой сидели, тихо беседуя, Аннабелла и Шелфорд, она сильно ущипнула Аннабеллу за ягодицу. Девушка вскочила, и Психея ловким движением расстегнула на ней пояс.
– Психея, что ты затеяла? – спросил, поравнявшись с ней, Эрот. Взглянув на Аннабеллу, которая в ужасе уставилась на болтавшийся перед ней в воздухе пояс, он щелкнул пальцами и вместе с Психеей предстал перед изумленными смертными наяву.
Не обращая внимания на их смятение. Психея смотрела на мужа, широко раскрыв удивленные глаза.
– А я и не знала, что ты так можешь. А что ты еще умеешь? Почему ты мне никогда не рассказывал об этом?
Эрот с улыбкой покачал головой:
– Позволь мне вместо ответа задать тебе вопрос. Говорил я тебе, что я тебя обожаю?
Глядя ему в глаза, Психея почувствовала, что у нее подгибаются колени. Ей вдруг стало совершенно все равно, какими еще волшебными свойствами обладает ее супруг. Повинуясь безотчетному импульсу, она приблизилась к нему и позволила ему заключить себя в объятия. Крылья его сомкнулись вокруг нее, чего не случалось последние двести лет. Эрот снова щелкнул пальцами, и они исчезли, как будто никогда не стояли перед террасой дома в Флитвик-Лодж.
Аннабелла никак не могла перевести дух.
– Леди Эль говорила мне, что в доме водятся призраки с Олимпа, но я никогда не думала, что в ее словах есть какой-нибудь смысл. Судя по ее описанию, это, должно быть, были Психея и Эрот. Ты видел его крылья? А какой он красавец!
– Она забрала твой пояс, – заметил Шелфорд.
– Это не мой пояс, – призналась Аннабелла, смутившись.
Он, не заметив ее смущения, начал обыскивать место, где только что стояли олимпийцы.
– Грегори, я должна тебе кое-что сказать…
– Нет, ты только посмотри! – воскликнул он, указывая ей на следы на земле. Рядом лежало пушистое перо. Подобрав его, Шелфорд показал находку Аннабелле. – Эрот, ты сказала? Я всегда думал, что это маленький ребенок с крылышками, как у стрекозы.
– И я так думала, но леди Эль описывала его по-другому. Я ей не поверила тогда. Я всегда считала ее слегка помешанной. – Аннабелла посмотрела на Шелфорда и решилась: – Это леди Эль дала мне пояс и сказала, что, если я его надену, ты влюбишься в меня.
– Что? – воскликнул Шелфорд с недоверчивой улыбкой.
– Да, вообще-то он принадлежит Афродите, но Психея его у нее украла. Все это какая-то нелепая история, в которую смешно верить. Но теперь, когда так и случилось, мне стало как-то не по себе. Грегори, приглядись ко мне получше и скажи, не изменились ли твои чувства.
– То есть ты думаешь, что я перестану любить тебя, если на тебе нет больше пояса?
Аннабелла неуверенно кивнула.
Шелфорд немного помолчал, пропуская перо между большим и указательным пальцем. Он оглянулся по сторонам, явно стараясь убедиться, не почудилось ли ему все, что он только что видел.
– Ты надела этот пояс, чтобы я полюбил тебя?
– Да, – сказала она.
Кажется, Шелфорд понял, что произошло.
– Понимаешь, я была просто в отчаянии. – Она вспомнила момент перед гонкой, когда она, тетка и Эвелина здоровались с викарием. Ей показалось тогда, словно ее укололо что-то, а взглянув в следующую минуту на Шелфорда, она поняла, что влюблена в него до безумия. – О боже! – прошептала она.
– Что случилось?
– Ты можешь подумать, что я сошла с ума. Видишь ли, я уверена, что Эрот пустил в меня свою стрелу как раз перед вашим состязанием. Ты не сводил глаз с Эвелины, совершенно пораженный ее изменившейся внешностью, а меня в этот момент словно что-то кольнуло в шею, как пчела. А потом я взглянула на тебя и просто обмерла. Грегори, я боюсь. А что, если на самом деле я не люблю тебя и твое сердце вовсе не мне принадлежит? Что, если все это просто одно волшебство Эрота?
Откинув назад голову, Шелфорд громко рассмеялся:
– Мне все равно, почему я в тебя влюбился. К черту Эрота! К черту пояс! Аннабелла, я люблю тебя, как никогда бы не мог полюбить другую. И я буду любить тебя так же горячо и преданно, пока я жив. В этом я совершенно уверен!
Аннабелла вдруг забыла и о дурацком поясе, и о стрелах Эрота. Она снова растаяла в блаженстве и неге объятий своего возлюбленного.