Плененные сердца

26.

Эвелина стояла под липами, раскачивая в руке шляпу за белые шелковые ленты. Она в изумлении смотрела на Флитвик-Лодж, который поспешно приводили в порядок нанятые Аннабеллой работники. Они обрубали затенявшие окна плети плюща, красили белой краской оконные переплеты, пропалывали клумбы и подстригали розы. Прошлогодние листья были уже выметены отовсюду, трава скошена, и двое мужчин разравнивали гравий подъездной аллеи.

Хозяйственные таланты Аннабеллы проявлялись на каждом шагу. Взявшись за нелегкую задачу приготовить дом к балу, она целиком предалась этому занятию. Хотя, по ее собственным словам, ей мало что осталось делать после того, как было нанято достаточное количество прислуги и работников и командование этой армией приняла миссис Браун. Экономка, производившая впечатление не особенно умелой особы, вполне справлялась со своими обязанностями. Она так ловко распорядилась по меньшей мере двумя десятками слуг, что дом был почти готов к приему гостей.

Эвелина покинула свою спальню, где топот внизу и наверху, не говоря уже о возне переругивавшихся рабочих, обдиравших с окон плющ, вызвал у нее сильную головную боль. Похоже было, что миссис Браун вознамерилась воспользоваться как с неба свалившейся прислугой, чтобы проветрить все постели и стереть каждую пылинку.

Эвелина опустилась на траву и прислонилась к дереву. Взгляд ее скользил по голубому небу, зелени листвы и следил за неторопливыми движениями садовника, с искусством настоящего мастера подстригавшего розовые кусты возле дома. Она старалась передать своим мыслям спокойствие расстилавшегося перед ней очаровательного пейзажа, но ей это плохо удавалось: слишком многое произошло за сегодняшний день.

Возвращение из гостиницы «Георг» было нелегким. В экипаже, где она сидела напротив леди Эль и Аннабеллы, царило напряженное молчание. Она была слишком озабочена своим необдуманным поступком. Черт ее дернул согласиться на предложение Шелфорда, она даже не замечала, что Аннабелла и ее тетка всю дорогу проплакали.

Ей самой бы нужно было заплакать, но странным образом глаза ее оставались сухими и слезы не сдавливали ее горло. Она как будто отрешилась от всего и полностью утратила способность ощущать что-либо, в том числе и переживания своих спутниц.

Теперь, заглянув в свое сердце, она испытывала смущение и растерянность. С одной стороны, что-то говорило ей, что было бы не так уж плохо стать женой мистера Шелфорда. Собственно, поэтому, и особенно принимая во внимание внезапную страсть Брэндрейта к леди Фелершэм, она не объяснила викарию свою ошибку сразу же. Ведь она приняла его предложение руки и сердца в полной уверенности, что он предлагал ей вывести ее на свежий воздух.

При воспоминании о том, что последовало за этим, Эвелина съежилась от мучительной неловкости. По выражению лиц тетки и Аннабеллы было видно, что обе они ужасно расстроены известием о ее помолвке. Разочарование леди Эль можно было понять, поскольку она желала видеть Эвелину женой Брэндрейта. Но отчаяние Аннабеллы изумило ее. Только спустя какое-то время ей пришло на память выражение лица девушки, когда она смотрела на викария еще перед гонкой. Неужели Аннабелла на самом деле влюбилась в Шелфорда? Какая ужасная путаница!

Прощаясь, мистер Шелфорд сказал леди Эль, что заедет к ней на следующий день, чтобы обсудить брачный контракт. Бедная леди Эль только безмолвно смотрела на него, выпучив глаза и покачивая головой. Она, казалось, лишилась дара речи. Когда викарий осведомился, не имеет ли она возражений против их союза, леди Эль расплакалась.

Затем Шелфорд обратился к Аннабелле с просьбой пожелать ему счастья, и та в свою очередь разразилась потоком слез. Поэтому Эвелине пришлось одной прощаться с викарием и заверить его, что дамы не замедлят поздравить его, как только привыкнут к мысли о разлуке с ней. Она произносила эти слова, любезно улыбаясь, в надежде смягчить неловкость момента, но Шелфорд усилил ее еще больше, когда, схватив Эвелину за руку, произнес:

– Я считаю большой честью для себя ваше согласие на наш брак. Вы не пожалеете об этом, Эвелина. Не сомневайтесь, моя жизнь будет принадлежать вам без остатка.

При этом слезы двух дам полились полноводной рекой.

Эвелина была в таком смущении, что не могла уже ничего сказать ему в ответ. Рыдания Аннабеллы начинали привлекать к ним излишнее внимание, поэтому Эвелина поспешила проститься с викарием, повторив свое обещание танцевать с ним вечером первый танец.

Но почему у нее в сердце такая пустота? Быть может, потому, что надежда, расправив крылья, улетела из него? Эвелина не понимала ничего. Она сознавала одно: все изменилось, когда Брэндрейт произнес: «Сьюзен, клянусь, я сделаю все ради тебя. Нет ничего такого, чего бы я не сделал». А как быть с Аннабеллой? Эвелина пыталась подумать о том, какое это имеет отношение к ее помолвке, но рассудок отказывался ей повиноваться. Она только глядела то на небо, то на садовника, и в голове и в сердце у нее окончательно воцарилась пустота.

Увидев под деревом зеленое шелковое платье Эвелины, Брэндрейт подъехал к ней. Остановив лошадей, он окликнул ее. Она находилась в глубокой задумчивости, так как не только не слышала приближения его двуколки, но и не отозвалась на его голос. Она не услышала его, когда он позвал ее второй раз, и очнулась от своих мыслей только на третий, когда он чуть ли не прокричал ее имя.

– О, как вы меня напугали! – воскликнула она, устремив на него взгляд испуганной лани. Эвелина встала и подошла к нему.

– Я понять не могу, как это я не слышала шума колес. Я, наверное, замечталась.

– И о чем вы мечтали, Эвелина? – спросил маркиз. У него было такое чувство, словно после появления леди Фелмершэм между ними разверзлась пропасть.

Она слегка улыбнулась:

– Я думала о своем будущем.

– С Шелфордом? – резко спросил он, всматриваясь ей в глаза.

Она опустила взгляд:

– Да, с Шелфордом. Не знаю, почему мне до сегодняшнего дня не приходило в голову, как мы хорошо подходим друг другу. Аннабелла говорила об этом вчера, но в тот момент мое сердце стремилось к другому.

Маркиз сам не мог дать себе отчета, что побудило его задать новый вопрос:

– И к кому же оно стремилось?

Она подняла глаза и решительно встретилась с ним взглядом.

– К человеку, с которым я так много ссорилась последние годы, что до недавнего времени не понимала, какую притягательную силу он имеет для меня. Знаете, он самый высокомерный и холодный человек, какого я когда-либо знала. Во всяком случае, я так думала, пока он не поцеловал меня. – Она покачала головой и подняла глаза к небу, как будто ища там ответа. – Как это глупо, что все мои твердые убеждения можно было разрушить одним поцелуем. Но тем не менее так оно и было. Страсть оказалась недолговечна. Он любит другую. Для меня же открылись возможности, которые дает нам любовь, и к прежнему не может быть возврата. Вас, быть может, удивит, что я больше не намерена оставаться старой девой.

– Значит, вы готовы принять предложение первого встречного? – Уже знакомая боль сдавила ему сердце. Ее признания отзывались в нем острым чувством потери, с которой он не желал, не мог смириться. – Шелфорд оказал на вас влияние, обставив свое предложение так публично. Вы слишком поспешили, дав ему свое согласие.

Эвелина улыбнулась:

– Вы же знаете, что мистер Шелфорд вовсе не первый встречный. Я действительно была повергнута в некоторое смущение обстоятельствами, в которых он просил моей руки, но уверяю вас, я счастлива, что ради меня он рискнул восстановить против себя общественное мнение столь неожиданным поступком. Мы обязательно будем счастливы вместе, я не сомневаюсь в этом.

– Вы меня почти убедили. Стало быть, мои поцелуи так мало для вас значили?

Лошади недовольно фыркали, недоумевая, почему им так долго приходится дожидаться возвращения в конюшню и честно заслуженной порции свежего овса.

– Вы разбудили мое сердце, Брэндрейт, и какое-то мгновение мне даже казалось… Впрочем, это все пустяки. У вас своя дорога, разве не так?

– Да, наверное.

– Вы избрали нелегкий путь, почти что неслыханный в нашей стране. Вы уверены, что готовы навлечь на себя неудовольствие благородных лордов в палате?

– Ради любимой женщины я готов на все.

– И вы ее так любите?

Когда он вновь окинул взглядом каштановые завитки на лбу Эвелины, ее белоснежную кожу, прямой нос и такие сладкие губы, его сердце пронзила настолько сильная боль, что он едва мог дышать.

– Да, люблю, – проговорил он, едва ворочая языком. Отчего же так трудно дались ему эти слова?!

– Тогда желаю вам счастья, – прошептала Эвелина и, резко повернувшись, пошла по направлению к дому.