Пленница Кощея (СИ)

Глава 18

Кощей до того, как я заговорила, задумчив крутил ме; пальцев тонкий бокал, потом на меня взгляд поднял и вздохнул.

— Гибнет природа без нас, без жителей Нави. Люди ее используют, истощают — все берут, а назад отдавать не умеют. Потому и начал я понемногу посылать гонцов своих, чтобы где дождиком помогли, где теплым днем. Иногда Леший в лесу деревца молодые нарастит, в другой раз водяной новый источник пробьет — кабы не мы, иссохла бы давно ваша земля. В тот день Гамаюн полетел поля и леса дождем поливать, да разволновался, перестарался, вот что теперь получилось.

— Как же теперь нашим-то, без посевов оставшись? Теперь ведь никто уж ничего поделать не сможет! — сердце у меня от этой мысли давно уж сжималось, да боялась я еще и об этом сказать.

— Конечно, трудный будет год, но кое-чем еще поможем: часть полей уцелела, оборотни зверье дикое к границе подгонят — выживут твои селяне, коли постараются, — заверил Кощей. И хоть видно, что не по нраву ему такое вмешательство в жизнь человеческую, да понимает он, что иначе никак.

— Спасибо тебе, царь Кощей, — я глаза опустила — уж больно трудно было на него, печального, смотреть. Да только еще один вопрос мое сердце терзал. — Скажи еще, коли любопытство мое не наскучило, отчего началась война между Навью и миром человеческим?

Спросила и затаилась. Потемнели черные Кощеевы очи, брови на переносице грозно сошлись, да желваки на щеках заходили. За окном еще, как назло, туча небо закрыла и гром загремел, я даже вздрогнула. Заметил Кощей мой страх, да вдруг как-то пообмяк, успокоился. Улыбнулся даже, хоть лица его мрачного кривая эта усмешка не украсила.

— Коли любопытная такая, сама в Навьих книгах об том найди да прочти, — ответил царь, из-за стола поднимаясь.

— Та ведь не знаю я языка вашего, — я вслед за Кощеем вскочила, и обмерла вся от страха. А ну как еще какое-то наказание за мой язык болтливый выдумает?

— Вот и подумай, как его выучить. Не трудный он, на варяжский похож, буквы в нем так же говорятся, — сказал Кощей и вместе мы снова в его кабинет поднялись.

Взял царь со стола бумагу и перо, начертил сорок знаков — букв языка навьего. Я, за его спиной стоя, вся извелась от любопытства. Думала, что расскажет он мне, как символы те читаются и что значат, да он лишь рядом с ними наши азь-буки написал. Отложил перо, оставил записку эту на договоре свернутом и к двери направился.

— Думай, Ядвига, но о работе своей не забывай, — сказал Кощей, за ручку двери взялся. Я уж думала, уйдет сейчас, меня наедине с загадкой мудреной оставив, но он повернулся. — И все же скажи, Ядвига, чем та сказка про царевну и змея закончится?

Я от злости аж на ноги вскочила. Сам тут, значит, историю леса умолчал, а я ему вынь да положь, тьфу ты, то есть, возьми да расскажи! Вот еще!

Выпрямила я спину гордо, как жена великого вождя варяжского делала, когда приказы его воинам отдавала, отбросила назад волосы свои медные и на Кощея хоть и с низу вверх, а свысока глянула. Лицом ни злости, ни печали не выдала, лишь молвила надменно:

— Когда Милавушку увижу, ей доскажу. А ты и дослушаешь, царь Кощей, коли знать тебе хочется.

Кощей посмотрел на меня, будто ждал, что опущу я голову и на вопрос его отвечу, да только я решила на своем стоять, даже если во второй раз в этом замке жизни лишусь. Но недолго продлилась битва наша молчаливая: улыбнулся Кощей печально, кивнул мне и вышел вон.

Села я за стол, чувствуя, что непростую мне задачку задал Кощей. Тут и Жердик из кухни вернулся, рот от сметаны широкой лапищей упер и к книгам пальцы потянул.

— Стой! — едва успела его руку грязную от страниц тонких оттащить.

Посмотрела на тварь лесную, на гору книг, и решила, что сначала дело сделать надобно, а любопытство свое унять всегда успею: вся ночь на то впереди. Все одно — без Милавушки не засну, только себя измучаю.