Пленница Кощея (СИ)

Глава 6

— Я, девонька моя, твоя нянюшка, — улыбнулась и руки расставила.

Милава подбежала, крепко обняла меня и в плечо уткнулась. Кощей сверкнул глазами зелеными недовольно, девкам кивнул, одной из них сказал что-то тихо и вышел.

Я Милаву по золотым волосам гладила, шептала что-то тихо, а сама все думала, как же теперь быть? Неужто я из этого колдовского леса Навьего не выберусь никогда?

Наконец, успокоилась моя девочка, рядом со мной легла, но руку мою не отпускала.

— Расскажи сказку, нянюшка, — попросила она тихо, а у самой голосок еще дрожал.

— Ну слушай, — я снова по волосам гладким, как шелка иноземные, провела, и глаза прикрыла.

— Жила в царстве иноземном царевна прекрасная. Очи у нее были синие, как озеро, и волосы черные, как перья ворона. Мила она была и ласкова, умна и добра, да только вот беда: никак не могла сыскать она себе жениха.

Милава всхлипнула последний раз, еще сильнее ко мне прижалась и дыхание затаила. Раньше мы часто так лежали: я говорила что-нибудь, она сопела под боком, но давно те времена прошли. А тут подиж ты, сказку ей подавай.

— Глядел царь-отец, как дочь его любимая без нежности и ласки страдает, и решил созвать со всех царств-государств молодцев добрых, чтобы те за руку ее состязались. Думал, может приглянется дочери кто-нибудь, растопит сердце ее холодное, любви не знавшее. Собрались со всех земель витязи один другого краше и князья молодые. И пришел один с тонким станом, в иноземные одежды закутанный, а лицо его было маской скрыто. Состязался он в стрельбе из лука, и в битве на мечах, и не было ему равных. Отгадывал загадки мудреные, слагал песни дивные, и голос его звучал как шепот листьев на ветру, как журчание ручья и рокот грома. Так и эдак он красовался перед царевной, но она ни на него, ни на других молодцев не смотрела. Все глядела в даль задумчиво, и улыбка не трогала ее лицо. Скоро закончились состязания, и царь-отец устроил пир горой. Пошел он звать дочку свою, чтобы к гостям из терема спустилась, а ее уж нет. Поднял он всех воинов, всех князей, и сказал: кто дочь мою любимую сыщет, тому она в жены и достанется. И пустились витязи в пути-дорогу на разные концы земли…

Милавушка засопела, но рукав рубашки моей из пальцев не выпустила. Ну, раз спит, то и мне вздремнуть можно, а сказка никуда не убежит — завтра доскажу. Стоило мне глаза прикрыть, как усталость навалилась такая, что страшно стало, вдруг я в самом деле померла и на тело мое доски тяжелые опустились, но сон быстро развеял жуткое видение.

Накануне

— Бежим, нянюшка, костер уже разожгли! — крикнула Милава.

Я дверь в дом прикрыла, да запирать не стала, и поспешила за ней. По небу уже звезды рассыпались, луна ласково с неба глядела, и шум стоял такой, будто день белый на дворе. Девки в круг стояли возле большого дерева, колосками и игрушками деревянными украшенного. Парни норовили к дереву подобраться, снять с него что-нибудь и бежать пускались. Девицы визжали, догоняли, отбирали пропажу и возвращали обратно на ветви.

— Скорее! — Милава меня за руку потянула дальше по улице. Я едва поспевала за ней, кости старые болели сегодня — эх, не к добру это. На Ивана Купала все силы природы оживают и не бояться людям явиться, как бы не случилось чего.

Между домами Федьки горшечника и Еремея охотника устроили молодые настоящий завал. Стащили лавки, мешки с репой, ветки и пни, и дорогу перегородили. Девки из-за лавок выглядывали, хохотали так, что птицы то и дело поднимались с ветвей. Эх, охальницы! Когда-то и я такой была, да куда уж мне с молодым соперничать?

— Ой, Купаленка,

Ночка маленька.

А я не спала,

Золоты ключи брала,

Зарю размыкала,

Росу отпускала, — запела Милава звонким голоском.

— Роса медовая,

Трава шелковая.

Месяц увидал

Ни слова не сказал.

Солнце увидало —

Росу подобрало, — донеслось из-за веток и мешков ей в ответ.

Девки выскочили из-за преграды своей, помогли Милавушке перебраться, а потом и меня переправили. Настасья могучая чуть ли не на руках вынесла. Эх, хороша девка, много у нее будет детей, и муж не забалует, да на Милавушку как-то уж больно зло глядит.

Побежали мы дальше, на поляну широкую. Там полыхал уже большой костер, тьму ночную разгоняя. Плясали вокруг него молодые и старые, зелеными колосками в воздухе махали. Поодаль девки с парнями в ручеек играли и считали: какая пара десятой будет, те сегодня и сосватаются.

Милава вбежала в хоровод, и меня за собой потянула. Подхватили меня под локти с двух сторон и по кругу закружили, я едва успевала ногами перебирать да кряхтеть. Эх ноги мои старые. По молодости до самого Царьграда дошла, а теперь и через порог ступать больно! Ой, не к добру суставы выворачивает.

— Прыгай, Милава! — голос молодецкий разнесся над костром, девочка моя побежала, сарафан голубой, белыми нитками расшитый, взметнулся чуть не до колен, открывая ножки крепкие.

Разбежалась моя голубка и через огонь перемахнула. Все закричали, в ладоши захлопали, но вдруг с неба грохот раздался, да такой страшный, что аж сердце в пятки провалилось. Все замолчали, я глаза на небо подняла, прищурилась, и вижу: туча черная по небу ползет, да так быстро, будто кто-то ее толкает.

Дождь с неба полил, девки завизжали, огонь зашипел недовольно. Я Милавушку за руку схватила да бросилась к ближайшему крылечку. Там уже парни наши стояли, нас туда и втащили в четыре руки. Как только мы от ливня укрылись, град с неба посыпался, да огромный такой, больше куриного яйца. Ветер налетел холодный, зябко стало. Голубка моя ко мне прижалась, а я — к ней, чтобы теплее стало.

Град все шел и шел, землю белым крупным зерном устлало. Ой, нехорошо.

Долго мы стояли, и лишь к полуночи ветер стих. Земля осталась белая, ни травинки под градом не видать. Вдалеке уже бабы причитали, мужики ругались тихо и небу грозили кулаком.

— Как же… посевы. Репа, цветочки наши, все пропало, — всхлипнула Милава.

Я обняла ее еще крепче и по волосам погладила, да у самой на душе кошка черная скребла: как же мы теперь зимовать будем?

— Это все она! Колдовка! — крикнула Настасья и на нас указала.

Я цыкнула на нее, чтобы языком понапрасну не чесала, да ее слова и другие подхватили.

— Отдадим ее царю Нави, Кощею. Авось и смилуется над нами, — порешили мужики и за вилы похватались.

Нечего было делать, пришлось Милавушку за руку брать и к границе леса идти. А Настасья тут же к Еремею прижалась, будто страшно ей было. Охотник молодой ее по плечу погладил, но с тоской вслед Милавушке смотрел. Вот же змея подколодная эта Настасья! Кабы все хорошо было, Еремей уже сегодня бы к моей голубке посватался, да теперь что уж поделаешь?