Пленница Кощея (СИ)

Глава 21

Повела меня Яга на полянку маленькую. Вышли мы из-за деревьев, и ахнула я от красоты, что перед глазами моими предстала: тут и цветы разные, стыдливо за пышным папоротником прячутся, будто за вуалью сетчатой, и травы разные — как они называются, я и знать не знаю. И дышится тут легко-легко, и ручеек журчит весело.

— Тут Милава твоя «трое башмаков износила», — улыбнулась Яга ехидно, и рукой поляну обвела.

Ой не врет ли мне лесная ведьма? Но с чего бы ей врать? Тут ведь и правда цветов — видимо-невидимо, и за месяц не собрать, хоть целый день на поляне пропадай.

Заметив мое недоверие Яга, да ничего-то не сказала. Повела меня обратно, к избушке своей. Кощей с дружинниками своими уже палатки расставляли: здесь царь Нави переночевать хотел, а наутро в пусть пуститься, через лес, где с Лешим повидается, да к горам, туда, где Горыныч мост Калинов сторожит.

Шли мы неспешно: Яга прихрамывала, да на трость опиралась. Я и не торопилась: где надо, ей помогала, да незаметно так, чтобы гордую старуху не смущать. У самой же сил было немерено: и бежать, и прыгать, и плясать хотелось от эдакой свободы. Дивный тут все-таки лес, и может, оно к лучшему, что я сюда попала. Среди живых не пожила толком, так может, среди народа Нави мне спокойствие найти удастся?

Пригласила меня Яга в избу. Я зашла, и снова удивилась: изнутри избушка просторной оказалась. И печь в ней стояла большая, и шкаф, склянками, тарелками и зельями колдовскими забитый, и стол большой, от яств ломится. Простая тут еда: каша, да репа, да хлеб, но свежее все и сытное.

Сидела Милавушка на лавке, крутила в пальчиках веретено — медленно и неумело покамест. Струились меж ее пальцев серебряные нити, что блестели даже в полумраке горницы.

— Подойди, Ядвига, да проверь, больно ли трудна работа, — Яга на Милаву кивнула, а сама на другую лавку уселась, коленка у нее при этом забавно хрустнула.

Я к Милаве подошла, а она, бедняжечка, так и сжалась вся от страха. Чего же это она боится? Неужто испугала ее ведьма, неужто она сказать мне что-то хочет, да боится?

Коснулась я шерсти на прялке — а она мягче пуха лебяжьего, нежная, как само облако. И нитка такая же — тонкая, да прочная — кажется, и мечом не разрубить. Глянула я на пальчики Милавы, да вижу, что нет на них ни следа красного — такие же они нежные, как в тот день, когда мы в лес колдовской уходили. Неужто не врет мне Яга?

Хотела уж я с Милавушкой заговорить, да загудел вдруг ветер в лесу, затрещали деревья. Ругань послышалась со двора — Кощеев голос я признала, он приказы раздавал, а дружинники кляли кого-то на чем свет стоит. Бросилась я наружу, сердце от страха замерло: не помогу, так хоть в лицо посмотрю беде. Яга меня ленивым взглядом проводила, вздохнула тяжело и тоже к двери заковыляла.

Вышли мы на широкое крыльцо, я чуть не упала, позабыв, что на лапах куриных избушка стоит. Яга меня за шиворот поймала и удержала — и откуда силища такая в ее руках?

Огляделась я и вскрикнула от ужаса: прямо на нас с неба летел Змей Горыныч. Огромный, да не толст, как о нем в сказках сказывают, а гибок и мускулист. Лапы мощные, чешуя золотая на солнце так блестит, что аж глаза слепит. И крылья его такой ураган поднимают, что ветви ломаются, молодые деревца к земле пригибаются.

Спустился Змей на землю, да притом палатки все переломал, деревья, что стояли слишком близко, с треском на землю повалились, и такой он учинил погром, что ни одного чистого места на поляне не осталось.

Зашипела Яга, подняла свою трость и руганью разразилась. Змей тем временем человекам обернулся, да сразу прямо в кафтане, золотом расшитом. Крылья золотые отряхнул, плечами повел, будто разминаясь, и грустными взглядом поляну обвел.

— Ох, погоди, окаянный! Пот придет сейчас Леший, он-то тебе трепку и задаст! Да разве ж можно так с лесом-то?! — кричала Яга. Змей ее ругань спокойно слушал, хоть и видно по нему стало, что чует он за собой вину.