Пленница Кощея (СИ)

Глава 19

Потянулись дни за днями, наполненные то радостью, то печалью. Я все думал, как бы споры между наместниками унять, законы старые читал, да не находил ответа.

Ядвига в кабинете книги разбирала. Больше уж не пугалась меня, не вздрагивала, когда я дверь тяжелую открывал: работу продолжала и напевала тихо. Однажды попросил я ее спеть для меня самую красивую песню заморскую, какую ора только знала. Думал — откажется, не нанималась она меня веселить. Ан нет, согласилась и запела про героя из дальней страны, в которой боги спускаются чрез огромные врата на вершины пирамид-храмов. Тот герой — хитрец и плут — однажды спустившись в мир Владычицы Погибели, сумел оттуда живым и невредимым выйти, саму смерть одолеть.

Пела Ядвига, я же не столько слушал слова необычные, сколько на уста ее алые глядел, на ручки белые, знавшие лишь струны гуслей да перо. Один раз в глаза зеленые заглянул, в которых искорки озорные плясали. Смутилась тогда она и голову опустила. Хотелось ее яствами заморскими угощать, дарить ей сарафаны, ленты и каменья драгоценные, да разве примет она их от правителя бессмертного царства? Обижу только, скажет «не царевна я, и не твоя невеста, негоже мне такое от тебя, царь, взять» — вот и весь разговор.

Сказку свою странную, про царевну и змея, тоже она сказывать не хотела: видел — обижается от того, что я ей о войне рассказать не желаю, да как же рассказать, коли каждое слово болью в душе отзывается? Рано ей еще знать, пусть сначала тут обживется.

И сам я не знал, почему так хотелось дослушать мне ту историю: все ведь ясно в ней, как в светлый день. Придет удалой королевич, али купец, али Иван дурак, и вызволит царевну способом хитроумным. На долю же змея счастья не достанется. Знал я об этом, да все ж отчего-то надеялся, что другой конец Ядвига для сказки своей придумала. Важно мне отчего-то было знать, каким видит она счастье царевны сказочной.

Как язык Навий выучить, Ядвига быстро догадалась: взяла договор меж лесом и племенем своим, да начала слова сравнивать, по подсказке моей их читать и запоминать. Вскоре положил я на стол как бы невзначай книгу законов наших, на другой день книга уже раскрытой оказалась в том месте, где про закон о Границе сказано. И слова незнакомые на кусок бересты аккуратно выведены.

Увидев это, решил, что достаточно она усердия проявила и ума, стал ей слова новые объяснять, да показывать, как правильно их называть. Поначалу пугалась она, робела, на вопросы мои отвечая, потом привыкла и сама уж начала меня обо всем расспрашивать. И столь бойкого она оказалась ума, что не на все вопросы даже я сразу ответить мог.

Когда подошло к концу лето, Ядвига уже говорила по-лесному так бегло и складно, и даже песни наши петь могла, что решил я — теперь можно и по лесу с ней ехать.

Пока собирались мы в путь, пока я думал, к кому сначала отправиться, к кому — позже, уже покрылись деревья золотой листвой, настала осень теплая, сухая и ясная. Хотелось мне Ядвиге все красоты леса Нави показать, и хоть можно было раньше в путь отправляться, дожидался я самых красивых и теплых дней.

Ядвига же извелась, путешествия дожидаясь. Привычны ей были и сборы в дорогу, и суета, и езда верхом — что удивило меня немало. Да только волновалась она, украдкой плакала — с Милавой, воспитанницей своей, встретиться страсть как хотела. Не смог я ей отказать, когда робко, глаза в пол опустив, попросила она меня сначала во владения Яги заглянуть. Туда мы и направились.