Поцелуй чернокнижника

Глава Третья

Адалин медленно возвращалась в сознание, будто кто-то вытягивал ее из сна, из которого не хотелось просыпаться — сна, где эфирное присутствие окутывало ее утешающим объятием, освобождая от боли, страха и вины. Ей хотелось остаться в этих объятиях. Зачем возвращаться в мир, где все рушится, а впереди — только страдание?

Но это была не вся правда. В реальности был Дэнни. Он ждал ее. Он нуждался в ней.

Она открыла глаза. Затуманенное зрение постепенно прояснялось, и вскоре ей удалось сфокусироваться на потолке. Мерцающий свет ближайшего камина едва освещал замысловатые узоры на штукатурке — широкие симметричные завитки расходились кругами и квадратами от центрального светильника, четко вырисовываясь в игре света и тени.

Она нахмурилась.

Где я? Что случилось?

Этот человек столкнулся с нами, и… и у меня случился припадок.

Где Дэнни?

Тревога поглотила Адалин. Ее единственной заботой был Дэнни. С ним все в порядке? Он здесь? Она повернула голову и попыталась встать.

— Дэнни?

— Адди? — внезапно Дэнни оказался рядом, его лицо заполнило все ее поле зрения. Широко раскрытые, встревоженные глаза бегло изучали ее, не упуская ни малейшей детали. — Как ты себя чувствуешь? Ты в порядке? Ты напугала меня до чертиков.

— Не надо… ругаться, — пробормотала она.

Дэнни тихо рассмеялся.

— Ты в порядке, — но смех быстро угас, сменившись тревогой. — Правда в порядке?

Адалин приоткрыла рот, собираясь по привычке сказать, что с ней все нормально. В последнее время это было почти автоматическим ответом — несмотря на постоянную боль или дискомфорт. Но теперь она вдруг осознала: ей и вправду хорошо. Необычно хорошо.

После приступов ее обычно накрывали дезориентация, тревога и изнуряющее истощение, но сейчас — ничего из этого. Лишь странное, но отчетливое ощущение правильности. Разум ясен, тело отдохнувшее. Она чувствовала себя так, словно только что проспала десять, а может, и все двенадцать часов безмятежного сна.

— Я… чувствую себя хорошо. Действительно хорошо, на самом деле.

Она медленно села, не желая испытывать судьбу, и Дэнни отодвинулся, чтобы дать ей пространство.

Она огляделась. Взгляд скользнул от потрескивающего огня в массивном камине к старомодным обоям, от антикварных кресел и диванов с потертой, но богатой обивкой — к изящно вырезанному журнальному столику, и, наконец, задержался на ковре с замысловатым узором. При тусклом свете все вокруг выглядело еще безупречнее, чем прежде — почти нереально.

— Ты уверена? — спросил Дэнни, осторожно коснувшись ее лба ладонью. — Ты не чувствуешь себя… странно? Слабость? Что-нибудь?

Она улыбнулась и медленно подняла руку, чтобы отвести его ладонь.

— Нет. Я чувствую себя прекрасно, Дэнни. Не волнуйся, — она снова оглядела комнату, нахмурившись. — Где этот мужчина?

— Наверху, вроде? Я не уверен.

— Он говорил, кто он? Он… не причинит нам вреда?

— Нет. Он просто отнес тебя сюда и ушел.

Он наклонился ближе и, прищурившись, посмотрел на нее.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

Адалин рассмеялась и кивнула.

— Да, Дэнни, я в порядке. Почему ты мне не веришь?

Дэнни пожал плечами и сел на корточки.

— Не знаю. Просто это было странно, вот и все.

— Что было странно?

— Я имею в виду, у тебя и раньше бывали припадки. Некоторые — довольно сильные. И этот выглядел… очень плохо, — Дэнни отвел взгляд, затем снова посмотрел на нее. — Но когда он прикоснулся к тебе, ты просто… остановилась.

— Остановилась? — переспросила она.

— Да. Ты будто обмякла. Выглядела так, словно просто спишь. Будто ничего и не случилось.

Адалин нахмурилась. Ее сердце сжалось от тревоги, прозвучавшей в голосе брата, — она ненавидела это. Ненавидела знать, что именно она была причиной его страха. В его возрасте он не должен был думать ни о чем серьезнее школьных заданий и обязанностей по дому. Но вместо этого ему пришлось смириться с внезапной утратой обоих родителей, с возможной потерей сестры — и научиться выживать в суровом, безжалостном мире.

Она наклонилась вперед и обняла его. Дэнни без колебаний ответил на объятие.

— Возможно, это было просто совпадение, — сказала она мягко. — Ты же знаешь, приступы бывают разной продолжительности. Может, этот просто закончился сам по себе — как раз в тот момент, когда он прикоснулся ко мне. Но я в порядке. Правда.

Она отстранилась.

— Полагаю, раз мы оба все еще здесь, и он даже потрудился перенести меня на диван, — сказала Адалин, — он не собирается нас убивать?

Дэнни фыркнул.

— При условии, что мы не притронемся к его арахисовому маслу.

Адалин усмехнулась.

— В таком случае, думаю, лучше держаться от него подальше.

— Зато я прихватил нашу воду, — он подтащил к себе рюкзак, расстегнул молнию и вытащил одну из бутылок, протягивая ей. — Тебе стоит немного попить.

— Спасибо, — она открутила крышку, приложила бутылку к губам и за считанные секунды осушила ее до последней капли. Сейчас не было нужды экономить — в этом доме была проточная вода. Они просто пополнят запасы перед уходом. Если проявят уважение к хозяину, она сомневалась, что тот им откажет.

Передав пустую бутылку Дэнни, она вновь оглядела комнату, нахмурившись. Свет от камина отбрасывал на стены дрожащие тени, и все вокруг тонуло в мягкой полутьме. Адалин встала с дивана, подошла к ближайшему окну, отдернула занавеску и выглянула наружу.

Уже наступила ночь. Небо отливало зловещим серым светом — разломанная луна, ее две половинки, освещали облака, придавая всему внизу призрачные оттенки черного и пепельно-серого. За домом тянулась выжженная, лишенная растительности земля, теряющаяся в густой тьме леса. Но прямо по центру, чуть в стороне, она заметила нечто другое — что-то похожее на разросшуюся стену из живой изгороди. В полумраке трудно было понять, что это.

— Как долго я была без сознания? — спросила она.

— Некоторое время. По крайней мере, несколько часов.

Адалин отпустила занавеску и вернулась к брату как раз в тот момент, когда он встал и потянулся.

— И он не возвращался?

— Нет.

Это должно было означать, что он не собирался причинять им вред — по крайней мере, она на это надеялась. Если бы у него действительно были такие намерения — а причины у него, возможно, были, учитывая, что они натворили, — он мог сделать это уже не раз. Она была без сознания несколько часов, совершенно беспомощна, а он все равно оставил их с Дэнни одних.

Адалин села на диван, потянула к себе тревожный рюкзак⁶, расстегнула его и порылась внутри, пока не нащупала пару протеиновых батончиков.

— Вот, — сказала она, протягивая один брату. — Ешь.

Дэнни застонал и сгорбился.

— Эти штуки на вкус как картон с песком, Адди. Я знаю, что у него на кухне есть настоящая еда, — он поднял ладонь вверх, пальцы чуть согнуты, будто воображаемая баночка все еще была у него в руке. — У меня вот тут была арахисовая паста. Прямо в руке.

Она усмехнулась.

— Но это его еда. А это — наша. И он не предложил нам угоститься. Ты правда думаешь, что сейчас хорошее время испытывать удачу?

С преувеличенно тяжелым вздохом Дэнни взял батончик, разорвал упаковку и медленно, почти с мученическим выражением, разломал его пополам. Он поднес кусок ко рту и откусил, едва сдерживая гримасу.

Адалин тоже развернула свой батончик и откусила. На вкус он действительно был как картон, перемешанный с песком. И все же она продолжала жевать, заставляя себя глотать. Это было лучше, чем ничего. Их припасы были ограничены, и выбирать не приходилось. Еда есть еда. А выживание важнее вкуса.

Она съела только половину, потом завернула остаток обратно и убрала в рюкзак. Дэнни, несмотря на жалобы, доел свой и запил большим глотком воды. Вытерев рот рукавом, он ухмыльнулся.

— Мы должны проверить это место.

Адалин покачала головой:

— Нет. Мы должны остаться здесь и дождаться, пока хозяин вернется.

— Адди, прошло уже несколько часов. Он может вообще не появиться до утра. Почему бы просто не осмотреться?

— Даже если он не покажется до утра, это все равно его дом, Дэнни. И он проявил достаточно доброты, позволив нам остаться, несмотря на… все, — она оглядела брата и нахмурилась: его одежда была изодрана, вся в грязи, волосы взъерошены, на щеках — следы усталости и пыли. Возможно, она сама выглядела не лучше, но ей хотя бы удалось немного отдохнуть. — Тебе стоит поспать.

— Я не могу. Мне скучно, я на взводе, и… мне просто нужно двигаться.

Адалин, как ни странно, чувствовала то же беспокойство — будто ее распирало от энергии. Но это совсем не значило, что они должны красться по чужому дому, каким бы любопытством ни были охвачены.

— Дэнни, мы…

— Пожалуйста? — перебил он, сложив руки в мольбе и глядя на нее снизу вверх большими, по-детски голубыми глазами. Этот взгляд всегда обезоруживал ее. — Я ни к чему не притронусь. Честно.

Адалин тяжело откинулась на спинку дивана, запрокинула голову и уставилась в потолок.

— Уф. Почему я всегда тебе поддаюсь?

Он широко улыбнулся.

— Потому что ты меня любишь.

Она наклонилась вперед и ткнула его пальцем в плечо.

— Ни. К одной. Вещи. Не прикасайся. Ясно? Если он нас поймает, мы скажем, что искали туалет.

— Ну, мне действительно надо в туалет, так что это даже не совсем ложь, да? — в его улыбке промелькнул лукавый огонек.

Адалин усмехнулась.

— Мне тоже. Так что да, не совсем.

Раз тут был водопровод, должен был быть и работающий туалет, верно? Господи, снова иметь возможность нормально сходить в туалет! Одно из тех простых удобств, которые она раньше принимала как должное. Когда она была маленькой, родители пару раз брали ее в поход, но даже тогда копание ямы и сидение на корточках не казались ей особенно веселым занятием.

Закрыв рюкзак, Адалин закинула его за спину. Дэнни тут же последовал ее примеру. Они уже давно усвоили: в этом мире нужно быть готовыми к бегству в любой момент. Что бы ни случилось, все лучше держать при себе.

Они вышли из гостиной, остановившись у порога следующей комнаты. Внутри было темно — все шторы, похоже, были задернуты.

Глупо, подумала Адалин, нащупывая сбоку рюкзака маленький фонарик. Батарейки сейчас редкость, и использовать их просто ради того, чтобы осмотреть чей-то дом, казалось расточительством. Но она не могла сопротивляться любопытству. Сколько еще таких мест осталось в мире?

Она включила фонарик и повела лучом по прихожей, на несколько секунд задержав взгляд — мастерство исполнения действительно впечатляло. Затем, не останавливаясь, она направила Дэнни в левый коридор — подальше от кухни. Она знала: стоит им пройти мимо, и он начнет уговаривать заглянуть внутрь в поисках еды, несмотря на все, что уже произошло. Лучше не рисковать.

Коридор с деревянным полом был устлан узорчатым ковром на всю длину. Стены украшали картины — пейзажи и натюрморты, без единого человеческого образа. В нишах стояли скульптуры, преимущественно животных, выполненные в классическом, почти музейном, стиле.

Комнаты, в которые они заглядывали, были обставлены со вкусом — даже ванная, куда они поспешили по вполне очевидной причине. Некоторые помещения сбивали с толку: для чего они предназначались? Гостиная? Семейная комната? Кабинет? Сколько мест нужно человеку просто для того, чтобы посидеть?

Но внимание Адалин привлекла комната в самом конце. Широкое, открытое пространство с полированным деревянным полом, похожим на танцпол, и высоким потолком, украшенным резными узорами. Высокие — футов по десять — окна тянулись вдоль обеих стен, а с потолка свисали три массивные многоярусные люстры.

Когда луч фонарика скользнул по дальнему краю комнаты, глаза Адалин расширились — она замерла. На низкой сцене в самом конце стоял один-единственный предмет: черный рояль с обитой кожей скамейкой. Его лакированная поверхность поблескивала в свете.

— Вау, — прошептал Дэнни.

— Да, вау, — отозвалась Адалин, входя в зал.

Но чем ближе она подходила к сцене, тем отчетливее ощущала — что-то не так. Волосы на затылке встали дыбом. У нее возникло странное, сбивающее с толку чувство, будто за ней наблюдают. Она остановилась в нескольких шагах от рояля, обвела комнату лучом фонарика. Никого. Только Дэнни у одного из окон — он отодвинул угол занавеси и с интересом выглядывал наружу.

— Это огромное место, — сказал он. — И все в его распоряжении.

Адалин натянуто улыбнулась и попыталась отмахнуться от тревоги. Наверное, это просто остаточные ощущения после припадка.

— Мы этого не знаем, — сказала она. — Как и не знали, что он вообще тут появится. Вполне могут быть и другие.

— Тоже верно.

Она поднялась на сцену и подошла к пианино. Вблизи инструмент оказался еще прекраснее. Она провела пальцами по гладкой поверхности откидной крышки — ни пылинки. Ни следа времени. Как такое большое помещение может быть настолько чистым, если хозяин здесь один?

Но мысль тут же утонула в нарастающем волнении, когда она приподняла крышку, обнажая клавиши. Сколько прошло времени с тех пор, как она играла? Слишком много. Преодолеть соблазн было невозможно. Она положила пальцы на клавиши и нажала несколько нот.

Звук эхом разнесся по залу — чистый, громкий, чуть фальшивый. Она вздрогнула, услышав, насколько ярко и резко прозвучала музыка в пустоте. Но несмотря на искаженный тон, эти ноты стали самыми красивыми из всего, что она слышала с тех пор, как Раскол лишил мир музыки.

— Адди! Ты же сказала — ничего не трогать!

Она виновато обернулась к брату… и ахнула, едва не уронив фонарик. В тени у двери что-то мелькнуло. Вспышка. Глаза. Яркие, синие — горящие — и в следующее мгновение исчезли.

— А я говорил тебе оставаться в гостиной, мальчик, — раздался голос.

Он был низким и глубоким, и акустика зала усилила его так, будто сам дом подхватил это звучание. По коже Адалин пробежала дрожь — точно такая же, как тогда, в первый раз. Только теперь сознание было ясным, свободным от боли, и мурашки сопровождались чем-то еще… будто внутренний отклик, трепет, проникающий до самой сути.

Ни один голос еще не действовал на нее так.

— Э-э… мы искали ванную? — сказал Дэнни, бросив на сестру быстрый взгляд. — Верно, Адди?

Адалин отдернула руку от клавиш и шагнула назад, будто пианино внезапно обожгло ее.

— Да. Ванная, — выдавила она.

— Правда? — мужчина приблизился, ступая почти бесшумно. Его черты стали отчетливы, когда он вышел в луч фонарика. — И вы, полагаю, как-то прошли мимо той, что через две двери от входа?

Щеки Адалин вспыхнули. Она неловко переступила с ноги на ногу и прочистила горло.

— Эм… на самом деле, нет. Не заметили. Мы просто… осматривались. Но ничего не трогали! Ну, кроме… — она махнула рукой в сторону пианино. — Извини. Просто… твой дом такой большой. И красивый. И…

Она замолчала, когда он подошел ближе. Свет фонарика полностью осветил его лицо, и дыхание у нее перехватило.

Длинные темные волосы спадали на плечи, обрамляя поразительно красивое лицо с резкими, почти вырезанными чертами. Аккуратно подстриженные усы и борода подчеркивали очертания губ. Узкий, прямой нос придавал облику аристократическую строгость, а густые, выразительные брови нависали над ярко-цитриновыми глазами — почти неестественно золотыми.

Шрам — тонкая, чуть изогнутая линия — начинался немного выше левой брови, пересекал ее, проходил под глазом и исчезал где-то на середине щеки.

Но даже это не портило его внешность. Напротив — добавляло нечто необъяснимо привлекательное.

Он выглядел, как будто сошел со страниц любовного романа. Сильный, мрачный, невозможный.

И он был близко. Достаточно близко, чтобы она уловила запах — кожа и кедр. Неожиданно теплый, почти домашний аромат. Успокаивающий. И манящий.

Она уставилась на него снизу вверх — он был минимум на фут выше, — и могла поклясться, что где-то рядом с ним звучала музыка. Едва уловимая мелодия, которую она скорее чувствовала, чем слышала — она касалась сознания, как ветер краев занавески: невидимо, но ощутимо.

— Ого, ничего себе, — прошептала она.

Он изогнул бровь — ту самую, со шрамом, — и выждал. Его взгляд не отпускал, и чем дольше она смотрела, тем меньше могла дышать. Широкие плечи, уверенная осанка, и даже несмотря на строгий черный костюм старомодного покроя, было ясно: он силен. Не просто физически — целиком.

Мог ли кто-то испытать оргазм просто от чьего-то присутствия?

— «Ого, ничего себе?» — повторил он сухим тоном. — Почему ты здесь, Адалин? Из всех мест, которые ты могла попытаться ограбить, почему выбрала мое?

— «Ограбить»? Кто вообще так говорит? — удивленно спросил Дэнни.

Мужчина бросил на него мимолетный взгляд.

— Люди, говорящие по-английски.

— Жгешь, чувак, — протянул Дэнни с ленивой интонацией.

Их перепалка вырвала Адалин из оцепенения, но она все еще не могла отвести глаз от мужчины.

— Дэнни, тише. У нас закончился бензин на дороге, и мы искали укрытие.

Он молчал несколько секунд. Адалин слышала, как люди говорили «он посмотрел прямо сквозь меня», но это было нечто иное, большее — ей казалось, что он смотрит прямо в нее. И в нем было что-то знакомое, что-то, что вызывало желание сделать пару шагов вперед, чтобы стереть оставшееся между ними расстояние. Что-то, что заставляло ее захотеть прикоснуться к нему.

Мышцы на его челюсти дрогнули.

— Можете остаться до утра, но с первыми лучами солнца уйдете — по доброй воле или силой.

Эти слова мигом развеяли все глупые, наивные, романтические фантазии, которые могли закрасться в ее мысли. Это была реальность. Здесь все было иначе, не как в книгах. Плечи Адалин поникли, она отвела взгляд и кивнула.

Его предложение было щедрее, чем она могла надеяться — по крайней мере, он не выставлял их в ночь.

Но мысль о Дэнни все еще не давала ей покоя. Еще совсем недавно это место казалось идеальным — тихим, безопасным, таким, где он мог бы остаться после ее ухода. А теперь? Что им делать?

— Спасибо, — сказала она.

Мужчина нахмурился, словно не знал, как реагировать на ее слова, но легкое замешательство тут же исчезло. Он повернулся и направился к двери, бросив через плечо:

— Оставайтесь в гостиной.

— У тебя еда есть? — спросил Дэнни. — Мы буквально умираем с голоду.

— Дэнни, — строго сказала Адалин.

Мужчина остановился, его спина выпрямилась, будто он резко напрягся.

— Разумеется. Видимо, взлом и проникновение — это работа, вызывающая зверский аппетит.

Адалин нахмурилась, ее тело напряглось.

— Мы сказали, что сожалеем. Мы думали, здесь никто не живет.

— А я сказал, что вы можете остаться на ночь. Если этого недостаточно — а, судя по всему, так и есть, — тогда, пожалуйста, идите в кладовую. Я накормлю вас, маленьких попрошаек, чтобы вы были сыты, когда я вышвырну вас отсюда.

Маленькие попрошайки.

Она прикусила губу, чувствуя, как по телу проходит волна гнева. У нее не было права злиться — не в такой ситуации. Мир рухнул, всем приходилось выживать. И все же… Именно она вломилась в его дом. Он, по сути, делал им одолжение.

Но то, что он помогал им больше, чем был обязан, не означало, что он не вел себя как мудак. Или что они с Дэнни обязаны это терпеть.

Дэнни нахмурился и открыл рот, но Адалин встала рядом с мальчиком и крепко схватила его за руку, заставляя замолчать.

— Нет, спасибо, — сказала она. — Мы бы не хотели беспокоить тебя еще больше, чем уже побеспокоили. Мы найдем другое место для ночлега и избавим тебя от неудобств, связанных с необходимостью вести себя прилично хотя бы одну ночь.

Мужчина повернулся к ней лицом, нахмурившись и прищурив глаза.

— Вы ворвались в мой дом…

— Мне не нужно напоминание о наших «преступлениях», — отрезала Адалин, делая шаг вперед. Ее сердце колотилось так сильно, что казалось, он мог его услышать. Это было безрассудно, может даже опасно, но остановиться она уже не могла. — Я была там, помнишь? Мы просто ищем безопасное место, где можно пережить ночь, и немного еды. Да, мы поступили неправильно, войдя без разрешения. После этого ты нам ничего не должен. Но это не дает тебе права оскорблять нас и унижать.

Она посмотрела на Дэнни — тот смотрел на нее широко раскрытыми глазами — и крепче сжала его руку.

— Пошли, Дэнни. Мы уходим.

Она провела брата мимо мужчины, не удостоив его даже взгляда.

Это ведь было именно то, чего хотел Меррик: чтобы эти двое просто исчезли — вместе со всеми потенциальными проблемами и осложнениями, которые они могли принести. Его дом останется в целости, запасы — нетронутыми, а разум — свободным от раздражающего присутствия смертных. Это должен был быть момент небольшого торжества, удовлетворения, которое приносит правильно принятое решение.

Самостоятельный уход Адалин и Дэнни был идеальным исходом. Для всех.

Почему же тогда ее уход — быстрый, решительный, без единого взгляда в его сторону — ударил по нему куда сильнее, чем любые обидные слова?

Он был зол. Конечно. Но… еще и разочарован. И даже расстроен. Смущен. Охвачен каким-то тревожным, бессмысленным беспокойством. Это не те чувства, которые должен испытывать древний бессмертный с силой, выходящей за пределы понимания. Удовлетворять нужды пары случайных людей? Ниже его. Люди вообще были ниже его достоинства — за века они доказали, что видят в таких, как он, лишь чудовищ и уродцев. Почему он должен был проявлять хоть каплю сострадания к их виду?

Но мысль о том, что Адалин проведет ночь в другом месте — пусть даже она, скорее всего, уже провела там не одну — внезапно вызвала в нем тревогу. Странную, сбивающую с толку.

Как он мог одновременно чувствовать такое беспокойство и раздражение?

Он резко развернулся на каблуках и встретил их у самого входа в бальный зал.

— Ты пойдешь со мной на кухню, Адалин. Даже если гордость не позволяет тебе находиться под одной со мной крышей, это не повод лишать брата еды и безопасности этой ночью.

Она остановилась. Мгновение спустя она выпустила руку брата, повернулась и с суровым выражением лица направилась обратно к Меррику. Она ткнула в него пальцем. В темных глазах полыхнул гнев.

— Не смей использовать моего брата против меня.

И было в ее ярости что-то… волнующее. Воздух, казалось, загустел от энергии — резкой, живой, смертной. Энергии, которая поразила его своей мимолетной природой и именно конечностью, делая ее особенно притягательной. Где-то глубоко внутри него вспыхнул отклик, не просто магический — это было нечто новое. Опасное. Непонятное. Нежеланное, но захватывающее.

— Я лишь забочусь о его благополучии. Кто-то же должен, — ответил он.

Она уставилась на него, как будто он заговорил на другом языке.

— Чувак, — пробормотал Дэнни. — Ты будто специально хочешь, чтобы она тебя пырнула.

Меррик бросил на мальчика короткий, но выразительный взгляд.

— Взрослые разговаривают, мальчик.

— Нет, он прав, — прорычала Адалин, не отводя от него взгляда.

— Еда и кров — вот и все, — продолжил Меррик. Хотя сам до конца не понимал, зачем так настаивает на ее присутствии. Вряд ли он считал это разумным. — Утром, когда будете уходить, можешь ругаться на меня сколько влезет — несмотря на мою доброту.

Адалин сжала челюсти, брови сошлись на переносице. Она глубоко вдохнула, раздув ноздри.

— Ты вообще умеешь предлагать помощь, не ведя себя при этом как высокомерный придурок?

Меррик почувствовал отголосок головной боли, возникшей после того, как он отодвинул ее болезнь. Он зажмурился и прикусил губу, лишь бы не зарычать.

— Я не тот, кого можно назвать… обычным человеком, — сказал он как можно спокойнее.

— Да это и так понятно, — фыркнул Дэнни.

— Дэнни! — рявкнула Адалин.

— Ладно-ладно! Это не я тут злодей, помнишь? — Дэнни вскинул руки в протесте.

Адалин не сводила глаз с Меррика, скрестив руки на груди.

— Ты хочешь, чтобы мы остались, или нет?

Больше, чем я считал возможным всего несколько минут назад. Больше, чем даже осознаю.

— Для меня было бы удовольствием принять вас, — процедил он сквозь зубы.

Уголки ее губ дрогнули, и лицо озарилось медленной, лукавой улыбкой. В глазах вспыхнуло насмешливое веселье.

— Тебе стоит потренироваться в том, чтобы звучать убедительно. Но, честно говоря, это было не так уж сложно. Для нас было бы честью принять твое приглашение.

Часть его хотела разозлиться — за ее смену настроения, за то, что он мог воспринять это как вызов, как проявление власти, которой у нее не было. Но он не злился.

Возможно, она действительно обладала какой-то необъяснимой властью над ним.

Видеть ее с такой ухмылкой было нестерпимо захватывающе. Этот намек на озорство, порочность на невинном личике подтолкнул его воображение к чему-то гораздо более возбуждающему, но он знал, что не может позволить себе зацикливаться на таких похотливых мыслях.

Он взмахнул рукой в сторону коридора:

— Тогда после вас. Надеюсь, вы помните дорогу.

Адалин и Дэнни вышли вперед. Меррик последовал за ними. Дэнни, который шел первым, вдруг обернулся и оглядел их обоих, прежде чем остановить взгляд на Меррике.

— Эм… а как тебя зовут? — спросил он.

— Меррик.

— Круто. Я — Даниэль. Но все зовут меня Дэнни.

— Я не спрашивал.

Адалин тихо фыркнула.

Меррик лишь покачал головой и тяжело вздохнул, пока они пересекали фойе и направлялись в северный коридор.

— Ваш «шепот» прекрасно разносится по дому. Я слышал ваши имена, пока вы крались, как слоны.

Дэнни ухмыльнулся, но тут же споткнулся и отступил назад, замахав руками, чтобы не упасть.

— Смотри под ноги, — бросила Адалин.

— Это ковер! — возмутился он. — Он буквально выскочил из ниоткуда.

— Если ты уже считаешь меня раздражающим, подожди, пока не разобьешь что-нибудь, — пробурчал Меррик.

— Мы вообще-то ничего не сломали! — возразил Дэнни.

— Правда? Значит, окно разбилось само по себе за несколько мгновений до того, как вы вошли внутрь?

— Это был не я! Окно разбила она, так что…

— Вау, спасибо, Дэнни, — с сарказмом сказала Адалин.

Меррик едва заметно усмехнулся.

— Настоящий джентльмен, не хуже меня, мальчик.

— Я знаю, да? — довольно ответил Дэнни, с улыбкой подхватывая язвительный тон.

Он первым повернул на кухню, а Адалин и Меррик пошли следом. Меррик направился к буфету.

— Проходите, садитесь.

Они подошли к столу в дальнем углу кухни. Адалин поставила на него фонарик, направив вверх, чтобы создать мягкий круг света на потолке. Скинув рюкзаки, они плюхнулись на стулья рядом друг с другом.

— Ты всегда бродишь по дому в темноте, Меррик? — спросил Дэнни, постукивая пальцами по столешнице.

Меррик замер у двери кладовой и бросил взгляд назад, как раз в тот момент, когда Адалин положила руку поверх руки брата, останавливая его пальцы. Как бы скептически он ни относился к людям, они были чувствительны, проницательны. А ему, как всегда, было жизненно важно скрыть свою сущность — так, как он делал веками.

— В большинстве комнат горят свечи, но я живу здесь много лет. Я довольно хорошо знаком с планировкой дома. Я считаю расточительным использовать свечи, когда мне не нужен дополнительный свет для навигации, — Меррик открыл дверь кладовой. — И я не часто имею привычку бродить по коридорам глубокой ночью, юный Даниэль. Обстоятельства сегодняшнего вечера распорядились иначе.

— Здесь еще кто-нибудь живет? — спросила Адалин.

— Нет, — Меррик вошел в кладовую, он предполагал, что для их человеческих глаз там было черно как смоль, но он мог совершенно отчетливо видеть запасы, которые накопил за последние несколько лет. Какими бы ни были его сомнения по поводу общения с людьми, он не мог отрицать удобства методов консервирования продуктов, которые они изобрели за последнее столетие или около того.

— Значит, ты здесь один?

— Да.

И он любил одиночество.

Меррик выбрал несколько помидоров и огурцов из корзин на полках — он предпочитал беречь банки с консервами на случай, если в долгие зимние месяцы свежий урожай иссякнет, — и пачку маслянистых крекеров.

Он отнес еду на кухню.

Дэнни уставился на Меррика огромными, сияющими от восторга глазами.

— Я так и знал! Я же говорил тебе, что здесь есть еда, Адди!

Глаза Адалин расширились, когда они остановились на продуктах в руках Меррика.

— У тебя есть свежие овощи?

Меррик наклонился и аккуратно высыпал содержимое из рук на стол.

— Да. А у вас, по-видимому, бесконечный запас вопросов.

На лице Адалин мелькнула вспышка раздражения, губы сжались.

— Это была шутка, Адалин, — поспешил сказать Меррик. Он хотел, чтобы она осталась, так зачем же снова отталкивал ее? — Извините за резкость. Полагаю, годы в изоляции сделали меня немного ворчливым.

Выражение лица Адалин смягчилось, она кивнула.

Меррик разорвал упаковку крекеров и положил ее между ними.

— У меня всегда был обширный сад, еще до того, как мир изменился.

Дэнни тут же схватил несколько крекеров, засунул два в рот и с довольным стоном начал жевать.

Адалин посмотрела на овощи.

— Хорошая идея. Но у многих, особенно в городах, не было возможности выращивать что-либо. А теперь… это даже не вопрос желания. Мы просто не можем оставаться на одном месте достаточно долго.

Меррик подошел к буфету, достал две тарелки и вынул нож из подставки.

— Полагаю, сейчас как никогда трудно содержать хозяйство. Там, снаружи… все плохо?

— Очень плохо, — сказал Дэнни, прежде чем засунуть в рот, и без того набитый едой, еще один крекер.

Когда Меррик вернулся, он нахмурился: стол вокруг Дэнни был усеян крошками. Он поставил перед мальчиком одну из тарелок, смахнув несколько упавших кусочков. Это будет сложнее, чем он думал.

Вторую тарелку он поставил перед Адалин и положил на нее нож.

— Спасибо, — сказала она, взяла нож и принялась резать помидор.

— Мои редкие вылазки в изменившийся мир были вскоре после раскола Луны, — сказал Меррик. — Я подозреваю, что маленькие городки в этом регионе — не лучшее отражение общей картины. Насколько все плохо?

Дэнни громко сглотнул.

— Ты разве не видел? Города теперь — просто охотничьи угодья для монстров.

Меррик знал о монстрах всю свою жизнь — в конце концов, сам был одним из них. Но его встречи с другими сверхъестественными существами были редки. Пару походов в близлежащие города после Раскола лишь подтвердили его опасения: так же, как и лунный свет усилил его магию за пределами всего, что он мог себе представить, он пробудил и других, тех, кто давно ушел в тень. Но все, что он знал — это крупицы. Он поймал себя на том, что хочет узнать больше. Ему жадно не хватало информации.

— Какие монстры? — спросил он.

Адалин перестала нарезать огурец и с интересом взглянула на него, склонив голову.

— Ты правда ничего не слышал?

Дэнни схватил ломтик огурца с ее тарелки и тут же отправил в рот.

— Я был самодостаточен задолго до того, как все это случилось, — заговорил Меррик. — Но были припасы, которые я посчитал достаточно важными, чтобы рискнуть и отправиться в путь. Я видел немало странного за те пару поездок, но с тех пор прошло уже несколько месяцев. Сейчас я предпочитаю оставаться здесь, в безопасности. Другие способы получать информацию извне работали, пока было электричество. Теперь мне остается только спрашивать. Хотел бы услышать, что видели вы.

— Везет тебе, — пробормотал Дэнни с набитым ртом.

Адалин нахмурилась и бросила на него строгий взгляд. Ее глаза метнулись к упаковке с крекерами. Она взяла пять штук, а остальное молча положила на тарелку перед братом.

Меррик тоже нахмурился. Хотя он не планировал есть с ними, он выдвинул стул напротив и сел, скрестив ноги.

— Это ни к чему, Адалин.

Она взглянула на него, не понимая.

— Что?

— Здесь достаточно еды для вас обоих. Сегодня тебе не нужно делиться своей порцией с братом.

Щеки Адалин залил легкий румянец.

— Мы уже брали еду здесь. И ты вполне ясно дал понять, как к этому относишься.

Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

— После всех препирательств, что довели нас до этой точки, ты вполне заслужила приличную порцию. Не так ли, юный Даниэль?

Дэнни замер с крекером в руке и бросил взгляд на сестру. Затем посмотрел на свою тарелку — только сейчас он, видимо, заметил, сколько уже съел. Хотя Адалин взяла всего пять штук, почти вся упаковка оказалась у него. Его брови поникли, на лице промелькнула тень вины, и за ней — теплая, щемящая печаль.

— Все нормально, Адди. Ты можешь поесть еще, — сказал он, осторожно подвигая упаковку с крекерами обратно в центр стола.

Адалин посмотрела на Меррика. Он кивнул в сторону еды.

— Ешь и рассказывай. Считай, что это плата за информацию. Честный обмен — еда и кров за истории.

— Ты странно разговариваешь, — заметил Дэнни.

Адалин незаметно толкнула его локтем, прежде чем положить в рот дольку помидора.

Меррик приподнял бровь и перевел взгляд на мальчика.

— А ты — нет?

— Не-а, — сказал Дэнни и с выражением на лице сложил губы в утрированную букву «а».

Меррик медленно вдохнул и на мгновение замолчал, позволяя себе задуматься. Он ведь хотел уединения. Хотел одиночества. Но сейчас… он хотел, чтобы Адалин осталась. Хотел, чтобы она была рядом. Хотел слышать ее голос, чувствовать ее присутствие, ощущать магический резонанс ее маны. Хотел кормить ее.

Он знал: эти желания противоречили друг другу. Но сейчас потребность в информации и необъяснимая тяга к ней перевесили стремление к изоляции.

И вот — ее глаза. Темные, внимательные, настороженные. Не те, что пылали в зале, полные гнева и страсти, — а иные. Глубокие.

— Я не отсюда, — наконец сказал он. Не то чтобы он жаждал делиться прошлым. Лгать было делом привычным — необходимым. Но всякий раз это оставляло ощущение грязи на душе.

— Хм, — сказал Дэнни. — Круто.

Очевидно, тема ему наскучила, потому что он снова с головой ушел в еду.

Облегчение, которое Меррик испытал от внезапной потери интереса со стороны мальчика, было абсурдно сильным — но оно длилось недолго.

— Откуда ты? — спросила Адалин.

Черт.

— Из Европы, — отмахнулся Меррик. — Но давным-давно эмигрировал. Так вы говорили о монстрах?

Она откусила ломтик огурца.

— В основном, это всякие чудовища, которых мы все видели в фильмах ужасов или слышали о них в древних легендах. Они начали появляться после того, как Луна раскололась. Ходили слухи, что некоторые люди… ну, будто бы сами превращались в них.

— Я не так много фильмов смотрел. Можешь объяснить подробнее?

Меррик уже сталкивался с ходячими мертвецами и множеством духоподобных сущностей, когда покидал свое поместье. Ему нужно было знать, что еще там — и насколько достоверны были древние тексты, которым он посвятил столько лет.

— Оборотни — просто жуть, — сказал Дэнни.

— Дэнни, — строго одернула его Адалин.

— Ну а что? Это правда! Мы видели одного, когда выбирались из города. Единственное, что нас спасло — кто-то другой начал в него стрелять. И знаешь что? Эта тварь даже не дрогнула.

— Мы слышали о них потом еще несколько раз, — сказала Адалин, нахмурившись. — Они воют, как волки, только голос у них глубже… жуткий, нечеловеческий. И самое страшное — когда понимаешь, что они переговариваются между собой.

— А еще повсюду ревенанты, — вставил Дэнни.

— Ревенанты? — переспросил Меррик.

— Ходячие мертвецы, — ответила Адалин. — Волки страшны, потому что они чудовищны, а мертвые… они часто все еще выглядят как люди. Но это уже не люди. Они идут на все живое, как будто чувствуют, где есть жизнь. И они дико агрессивны. Как бешеные звери. Можно повредить их тела, замедлить их или даже временно обезвредить, если ударить достаточно сильно — или попасть куда надо. Но единственный способ остановить их окончательно — сжечь.

— Что значит «попасть куда надо»?

Адалин нахмурилась и опустила взгляд. В ее чертах проступило напряжение, и сердце Меррика тревожно екнуло — ему не нравилось причинять ей беспокойство.

— Ранения действуют на них почти как на живых. Не похоже, что они чувствуют боль, но… если повредить ногу — она перестает работать нормально. Понимаешь, о чем я?

— Адди сбила одного из них машиной, пока мы ехали сюда, — сказал Дэнни. — Просто чтобы он не погнался за нами.

— И он все равно полз за нами по дороге, — добавила Адалин. — Я ехала почти пятьдесят миль в час, когда врезалась в него. Обычный человек погиб бы на месте.

Меррик провел пальцами по короткой бороде. Их рассказ был лишь еще одним подтверждением его собственных догадок — Луна служила неким мистическим замком, удерживавшим силы магии, жизни и смерти. Ее разрушение нарушило законы, которые раньше казались естественными для этого мира.

Адалин на секунду прикусила нижнюю губу.

— После того, как это случилось, сама природа будто сошла с ума. Землетрясения, наводнения, торнадо, грозы — не просто сильные, а безумные. Кажется, цунами смыло побережье. Электричество исчезло почти сразу — и надолго. Ни интернета, ни связи, ни радио, ни ТВ. И как будто этого было мало — все, кто погиб, просто… восстали. И пошли убивать выживших. Мы видели того оборотня, да, — продолжила она, — но были и другие. Однажды мы встретили невероятно красивого мужчину, сияющего золотым светом, с крыльями… но глаза у него были ледяные. А однажды — демонические существа на крыше. Клянусь, они выглядели как ожившие горгульи. И мы видели духов — они появлялись ночью. А другие выжившие рассказывали еще больше.

Раздражение и тревога кольнули Меррика. Он сдержался, но внутреннее беспокойство, вполне обоснованное, нарастало.

— Другие выжившие? У вас ведь нет где-то там спутников, о которых вы мне не сказали? — спросил Меррик, внимательно глядя на нее.

Адалин удивленно округлила глаза и быстро покачала головой.

— Нет. Мы с Дэнни уже много месяцев одни. Когда все началось, мы вырвались из города как можно скорее. Таких, как мы, было много. Сначала мы держались в группах, но со временем… когда припасы начали заканчиваться, а из тьмы стали вылезать все более страшные существа… люди начали терять человеческий облик. Стали жестокими. Отчаянными. Последняя группа, с которой мы были, закончилась катастрофой. Пара мужчин поссорилась из-за еды, и все переросло в стрельбу. Трое погибли, многие были ранены. А потом, когда мертвые восстали… стало еще хуже. Мы собрали все, что смогли унести, и ушли. С тех пор я избегаю больших городов, езжу только по проселочным дорогам и стараюсь держаться подальше от людей.

Такова уж суть человеческой природы — даже перед лицом ужаса и гибели, люди не могут перестать враждовать. И хотя история Адалин не удивила Меррика, он все равно почувствовал нечто. Он ощутил груз, лежащий на ее плечах, ее страх, ее печаль, ее изнеможение — ее боль.

Но он почувствовал и другое. Силу. Упорство. Защитный инстинкт. Несмотря на болезнь, она сумела провести себя и брата сквозь кошмар.

Меррик хоть немного, но понимал, что значит быть смертным. Понимал, через что ей пришлось пройти. И восхищался тем, что она выстояла.

Он гордился ею.

— Сколько вы уже одни? — тихо спросил он.

Адалин опустила взгляд и, слегка задумавшись, начала водить пальцем по столу, гоняя крошку по кругу.

— Сто три дня.

С той легкостью, с которой она назвала эту цифру, было ясно — она ведет точный счет.

Возможно, потому что знает, что времени у нее осталось немного.

Меррику хотелось протянуть к ней руку, утешить ее, но даже если бы она этого хотела — а это было маловероятно — он не знал, что сказать или как себя повести.

Дэнни широко зевнул, громко и затянуто.

Адалин взглянула на брата, потом — на почти пустую тарелку перед собой. Она выглядела удивленной, будто не заметила, сколько съела, пока говорила.

Ее взгляд вернулся к Меррику.

— Спасибо. За еду… и за то, что позволил остаться на ночь. Мы можем вернуться в… гостиную? Обещаю, по пути ничего не сломаем.

Если им предстояло остаться, это был самый безопасный вариант: помещение в центре дома, минимум мебели и хрупких вещей, рядом с входной дверью — удобно будет выгнать их утром. Но Адалин выглядела изможденной, измученной, до предела уставшей. Он не мог заставить ее спать на диване — подушки были жесткими, подлокотники — твердыми, а кресла — неудобными. Комната была хороша для приема гостей, но не для сна.

— Я провожу вас в спальню, — сказал Меррик после небольшой паузы.

Глаза Адалин округлились.

— Спальню?

— Хочешь сказать, мы будем спать в настоящей кровати?! — удивленно воскликнул Дэнни.

Меррик положил ладони на стол и неторопливо поднялся.

— Да. Комната. С кроватью. Это ведь и подразумевается под словом «спальня», не так ли?

Смущение на лице Адалин не исчезло.

— Но я думала…

— Я стараюсь быть хорошим хозяином, — сказал он. — Сегодня вы мои гости. И, соответственно, получатели моей доброй воли.

Он шагнул в сторону и протянул руку ладонью вверх, предлагая ей принять его помощь. Кожа словно затаила дыхание в ожидании прикосновения.

— Примешь предложение? Или мне нужно снова стать снисходительным ублюдком, чтобы ты хоть на миг задумалась?

Адалин снова покраснела, смущенно улыбнулась, но все же вложила свою руку в его.

— Ну… вообще-то ты уже им был.

По его руке прошла острая волна, мурашками пробежав по коже. Он едва сдержал дрожь. Ощущение прокатилось до живота, где вспыхнуло маленькое пламя.

— Был?

Она слегка улыбнулась, один уголок губ поднялся чуть выше другого. Ее темные глаза, даже при тусклом освещении, светились теплом и озорством.

— Кажется, твои социальные навыки уже идут на поправку.

— В таком случае, мне стоит позаботиться о том, чтобы выгнать вас с первыми лучами солнца, — сказал он, позволив себе легкую улыбку, — пока твое влияние не зашло слишком далеко.

— Ты флиртуешь с моей сестрой? — спросил Дэнни, стоявший рядом с Меррик.

Адалин резко повернула голову к брату и быстро выдернула свою руку из руки Меррик.

— Дэнни!

Меррик сжал пальцы в кулак, как будто это могло смягчить его внезапное чувство пустоты, и опустил руку.

— Даниэль, знаешь поговорку «Детей должно быть видно, а не слышно»?

— Нет. А тебе знакома поговорка «чувак, не будь мудаком»?

Адалин сжала губы в тонкую линию и закрыла лицо рукой.

— Дэнни…

— Что? Разве чувак и мудак не одно и то же? Ты уже называла его мудаком!

— Значит, молодой мистер Даниэль сегодня будет спать на лужайке? — спросил Меррик.

— Да ладно тебе! Почему это нормально для нее говорить такие вещи, но не для меня? — требовательно спросил Дэнни. — Это потому что ты флиртуешь, не так ли?

Изо всех сил стараясь подавить раздражение, Меррик откашлялся. Ему не нужно было ни перед кем отчитываться, особенно перед человеческим подростком — хотя это не помогало, если быть честным с самим собой, он должен был признать, что мальчик был прав.

— Если хотите, я покажу вам комнату.

— Пожалуйста, — ответила Адалин, — пока он не сказал что-нибудь еще, и уже я не заставила его спать снаружи.