Под крылом судьбы

Вы испытывали чувство ревности? Врагу не пожелаю.

Я впервые столкнулся с этим и не ожидал, что это так болезненно и мучительно. При том, что почвы для возникновения такого чувства у меня как будто бы и не было. Никогда, даже в мыслях, я не признавался Лиле в любви, и она, кстати, тоже. Что же было между нами, если ее измена сумела сокрушить мое устоявшееся мироощущение, непоколебимую уверенность в себе?

Ревность – истинно мужское чувство. Испытываемые мучения, непереносимая боль, постоянно свербящая в голове мысль (догадываетесь какая?) способны перенести только мужчины. И то не все. Помните страшные истории о зарубленных топором неверных женах и их любовниках?

Женщины, конечно, тоже ревнуют, не спорю. Тем более что мы, мужчины, даем им для этого много больше поводов, чем они нам, хотя различие постепенно стирается, благодаря растущей сексуальной активности женщин. Но их ревность иная, не настолько сильна и оглушительна. Потому что женщины живут в постоянном, перманентном (как модно теперь говорить) состоянии ревности. Они ревнуют своих мужчин не только к проходящей мимо девушке со стройными ножками, но и к далекой и потому виртуальной кинозвезде, к свекрови и даже к самой себе («Раньше он любил меня сильнее!»). Один приятель рассказывал, что его жена ревнует к детям.

– Ты их любишь больше меня!

Они так долго и тщательно воспитывают в себе это чувство, что привыкли, сроднились с ним. И если у женщины исчезает объект для ревности, то она чувствует себя обделенной и обманутой.

После того ночного звонка Лиля долго не давала о себе знать, я тоже не испытывал желания общаться. Зачем? Что она может сказать в свое оправдание? Чем смогу утешиться я?

Но разговор был неизбежен, на этом настаивал Михалыч.

– Олег Александрович, швейная фабрика разорена, больше закрывать на это глаза мы не имеем права.

– Михалыч, не обижайся, но твое дело обеспечивать безопасность, а делать выводы о состоянии швейки – работа экономистов, – резко возразил я.

– Вчера мои ребята задержали машину с рулонами джинсовой ткани, а в накладной значились отходы. – Михалыч с трудом сдерживал гнев, необычное, скажу я вам, для него состояние.

– Ну и что, разберитесь и накажите виновных.

– Отчет о результатах ревизии на швейке лежит на вашем столе пятый день, но, я вижу, вы его не открывали.

– Не до этого мне, Михалыч, посмотрю позже, – поморщился я.

– Будь по-вашему. Но если хотите знать мое мнение, то я скажу.

– Не хочу, Михалыч, давай потом, а?

– Но я все равно скажу, потом будет поздно, – настаивал Михалыч.

– Да что там может быть на швейке?! Кредит пролонгирован, Лиля сказала, что в этом квартале они выходят на прибыль...

– Эта сучка разворовала фабрику! – воскликнул Михалыч, не в силах больше сдерживаться.

Надо посмотреть отчет.

– Полегче, Михалыч. Хорошо, сегодня же его посмотрю.

Михалыч молча удалился. Не буду рассказывать, что было написано в отчете, скучно перечислять, но вывод Михалыча оказался правильным. Эта сучка на самом деле разорила фабрику и поставила меня в тяжелейшую ситуацию. Согласно условиям кредитного договора, холдинг выступал гарантом швейной фабрики. Другими словами, долги фабрики вынужден будет оплачивать холдинг, а это пять миллионов долларов!

Я созвал экстренное совещание. Мои работники, профессионалы своего дела, сидели, понурив головы. Я распекал их как двоечников.

– Почему упустили фабрику?! – кричал я. – Для чего вы в таком случае здесь сидите?

– Все квартальные отчеты оказались липовыми, – попытался оправдаться заведующий экономическим отделом.

– А кто вам мешал их своевременно проверить? – не унимался я.

– Вы, – раздался голос Михалыча.

За столом повисла пауза, я ошарашенно уставился на Михалыча.

– Вы, Олег Александрович, запретили все проверки швейной фабрики, информация из банка направлялась только на фабрику, минуя нас. Сигналы о тревожной ситуации вы проигнорировали. Что нам оставалось делать?

– Но этот отчет вы же смогли подготовить!

– Да, для этого пришлось обезоружить охрану фабрики, которая пыталась не выполнить мой приказ и изъять все документы из бухгалтерии. Я сделал это по настоятельной просьбе как экономического, так и финансового отделов, – Михалыч выдержал паузу. – И вопреки вашим указаниям.

– Не зарывайся, Михалыч, – обреченно произнес я, понимая, что он абсолютно прав. – Отложим совещание на завтра.

Вечером, с террасы дома, я наблюдал закат. Кровавый, угрюмый, тяжелый. В голове роились такие же мысли, одна ужаснее другой.

– Значит, ты решил мстить, – за спиной раздался голос Лили.

– Кто тебя пропустил? – Завтра же сменю охрану!

– Ты распорядился не впускать меня? Прячешься?

Никаких распоряжений я не давал и охрана здесь ни при чем, я опять пытался сделать виноватым кого-то другого.

– Что тебе нужно? Зачем пришла?

– Твои люди изъяли документы на фабрике, сменили охрану. Ты пытаешься запретить видеть тебя. Что все это значит? – Надо же, она разгневана!

– Это значит, что управление фабрикой перешло ко мне, ты временно отстранена от должности директора. – Постараюсь быть выдержанным и спокойным. Очень постараюсь.

– Ах, вот как! Я надеялась, что ты мужчина. Не ожидала от тебя такого. Слишком мелочно.

Она по-прежнему чертовски хороша и соблазнительна.

– Давай не будем обсуждать мои мужские недостатки, – поморщился я. – Ты читала отчет о результатах ревизии?

– Ну и что? – воскликнула Лиля. – Это временные трудности, в ближайшие дни мы должны выйти на рентабельность, ты знаешь об этом.

– Нет этого времени. А платить по кредиту надо, очередной платеж послезавтра.

– Заплати деньгами холдинга, со следующего квартала кредит будет гаситься за счет доходов фабрики, – самоуверенно предложила Лиля.

– Нет у меня таких денег, – спокойно ответил я.

На ее лице явно читался испуг, она не ожидала такого ответа.

– Как это «нет денег»? Что за глупости?

– За последние полгода я потерял четыре крупнейших предприятия, мои акции заложены в трех банках. Оставшиеся предприятия холдинга лихорадит из-за бесконечных проверок налоговых органов и милиции.

– Но почему, ведь все было хорошо?

– Максим. Я у него как кость в горле.

Она задумалась, вернее сделала вид, что задумалась. У женщин этот прием отрепетирован.

– В таком случае у меня есть деловое предложение.

– Извини, я не нуждаюсь в твоих предложениях.

– Не язви, Олег, то, что я сейчас скажу, должно тебя заинтересовать. – Она перестала быть красивой и соблазнительной. Передо мной сидела хищница. Рысь, готовящаяся к прыжку. – Передай фабрику, есть люди, готовые взять ее с долгами.

– Кроме кредита туда вложены и мои личные средства.

– О личных вложениях придется забыть, в противном случае с тебя взыщут еще пять миллионов, а передав фабрику, ты сможешь спасти холдинг. – Она была напряжена, ее длинные когти (то есть ногти) впились в ручки кресла.

– Кто эти люди?

Она смутилась, опустила глаза, томно повела плечом, якобы смущаясь моего взгляда, случайно брошенного на ее грудь.

– Ну так кто? – повторил я.

– Инвесторы, кажется иностранные. – При этом она сосредоточенно разглядывала закат за окном.

– Пусть будут инвесторы, чьи это люди?

– Как «чьи»? Западные какие-то, приходили, интересовались...

В нашей стране не бывает инвесторов в обычном понимании этого слова. Любой иностранный бизнесмен, прежде чем вкладывать свои деньги, должен заручиться поддержкой кого-то из власть имущих. Чем больше масштаб инвестиций, тем круче должна быть «крыша». Скажем, у нефтяных корпораций поддержка наивысшая. Иначе нельзя, слишком велик риск. Кто этого не понял, тот уехал.

– Если ты пришла поговорить, то говори.

– Итальянцы по национальности, гражданство у них канадское, бизнес в Сингапуре, зарегистрированы на Кипре. Попробуй, разберись.

– Кто их привел?

Лиля выпрямила плечи и расправила грудь.

– Антон, – сказала, как отрезала.

Теперь наступила моя очередь терзать ручки кресла. Помогло, сдержался. Мне вспомнилось, как Антон отговаривал меня от идеи продать фабрику, а ведь были отличные покупатели, навар составил бы не меньше миллиона, и я избавился бы от этого сомнительного кредита. Вероятно, они давно сговорились, и Лиля сознательно вела дело к краху. Теперь им все достанется бесплатно.

– Значит, Антон. Это не он был с тобой в ту ночь? – Все-таки я сорвался!

– Нет, не он. У него, если хочешь знать, есть своя любовница. – Она презрительно и почему-то брезгливо посмотрела на меня.

– Меня это не интересует. – Я изобразил безразличие, не уверен, что у меня это получилось.

– Зато интересует его жена, – съехидничала Лиля.

– Тебя это не касается. А Антону можешь передать, что я подумаю над его предложением. – Я встал, чтобы завершить этот тошнотворный разговор.

– Подожди. – Она протянула руку к моему плечу (в этом месте у меня наверняка останется след от ожога). – Прости, я не хотела, чтобы ты плохо думал обо мне... так получилось.

Если я что-нибудь отвечу, то она продолжит словоизвержение. Молчу, быстрее бы ушла.

– Это получилось случайно, понимаешь...

– Не надо оправдываться. До свидания.

– Но выслушай меня! Ты сам во всем виноват! Тебе постоянно некогда, и даже уделяя мне время, находясь со мной в постели, ты всегда был не со мной. Да, я это чувствовала, не смей мне лгать! – Вообще-то я молчу, даже если бы я попытался вставить хотя бы слово, то вряд ли сумел бы. – Тот, с кем я была в ту ночь... это была простая случайность... мы выпили... он подарил колечко... тебя не было дома... я звонила... а он – сын очень крупного человека... слишком молод и настойчив... я была не в силах его прогнать.

– Хорошо. До свидания. – Что я мог еще сказать? Шлюха.

– Знаю, она любит тебя, я видела, как она ревновала. Но у вас ничего не получится...

– Заткнись! – не выдержал я.

– Не дождешься! Я люблю тебя и могла бы быть тебе хорошей женой. – В воздухе повисла пауза, показалось, что теперь можно перевести дыхание. Отнюдь, она просто меняла обойму в пулемете, но я ошибся – она продолжила: – Можно я останусь? Вот увидишь, все будет хорошо. И с фабрикой мы что-нибудь придумаем, я столько узнала о Максиме, это тебе поможет, мы справимся.

– Все. Заявление об уходе можешь оставить в приемной.

– Ну что ж, – женщины умеют изображать гордость, а ведь секунду назад была готова ползать у меня в ногах. – Ты обижен? Расстроен? Разочарован? А чего ты хотел? Это была сделка, обычная сделка, которая теперь завершена. Ты владел мною, я владела фабрикой. Теперь я не желаю иметь с тобой ничего общего. И я не жалею, что встречалась с тем болваном в ту ночь. В постели он куда изобретательней, чем ты.

Она ушла, громко хлопнув вдерью.

Михалыч поставил меня перед тяжелым выбором.

– Олег Александрович, несмотря на наше согласие передать швейную фабрику, давление на нас не ослабевает. Министерство труда наложило санкции на наши соляные копи, там обнаружены незаконные иммигранты.

– Откуда они взялись? – удивился я.

– Соседи, бегут от своего процветающего капитализма к нам на заработки. Нам это выгодно, мы платим им втрое меньше, и они счастливы.

– Надо было предвидеть эти неприятности! – я стукнул кулаком по столу.

– С местным комитетом по труду все было улажено, но пришло указание из центра.

– Что еще?

– Приостановлено финансирование наших строительных компаний, проверяется целевое расходование государственных средств. И находят нарушения. Дело идет к тому, что нам предъявят иск, – спокойно проговорил Михалыч.

– Ясно, – отозвался я. – Твои предложения?

Он вздохнул, неожиданно поднялся, вышел из-за стола, открыл холодильник и вытащил бутылку виски.

– Давайте выпьем.

Не перестаю удивляться Михалычу.

– Ну, давай. – В этот момент мне почему-то вспомнилась Лиля; я представил ее с другим мужчиной, скулы сводит.

Михалыч достал бокалы, налил и предложил:

– Давайте до дна, Олег Александрович.

– Ну давай. – А ведь она действительно хороша в постели... Надо выпить.

Мы осушили бокалы, отдышались и уставились друг на друга.

– Уезжайте, Олег Александрович, – сказал Михалыч.

– Ну давай, – непроизвольно повторил я, как заезженная пластинка, продолжая вспоминать Лилю. И наконец до меня стал доходить смысл сказанного. – Что ты сказал?

– На вас активно формируется компромат, скоро начнется атака в прессе, депутаты потребуют привлечь вас к ответственности. Мы не в силах это остановить.

– Подожди, Михалыч. – Надо сосредоточиться, но и виски хорошее, ничего не скажешь. – Давай подумаем.

– О чем тут думать, Олег Александрович, – протянул Михалыч. – Пять миллионов – швейка, примерно столько же зависает на остальных проектах, дорога в банки нам закрыта. Процесс пошел, многие в стране, а в первую очередь Максим, уже навострили когти.

Жизнь какая-то когтистая пошла.

– Значит, нам необходимо десять миллионов, так? – «Дорогостоящая шлюшка мне досталась», – мелькнуло в голове.

Михалыч согласно кивнул и налил еще виски.

– Да, Олег Александрович, думаю, с такими деньгами мы смогли бы отбиться и заткнуть всем рты.

Мы снова выпили. В голове судорожно блуждали разные мысли. Но бежать хотелось меньше всего. Мне нравится бывать в других странах, но только в качестве гостя или туриста.

Поставив опорожненный бокал на стол, я обратил внимание на заголовок в газете, разложенной на столе: «Приватизация государственного банка».

– Тогда нам ничего не остается, как купить банк!

Михалыч сильный мужик, но и напиток попался неслабый.

– Не понял?

– Купим банк. – Я ткнул пальцем в газету. – Что тут неясного?

– А на какие шиши, позвольте спросить? – Нет, он все-таки крепкий мужик, соображает.

– Слушай меня внимательно, Михалыч. У этого банка только один покупатель – Максим. Что сделаем мы? Объединим всех его врагов и в складчину купим банк. Он не ожидает конкурентов и, соответственно, намерен купить банк по дешевке, а мы неожиданно предложим большую сумму, понимаешь?

– А где вы их возьмете, врагов и деньги? – рассудительно спросил Михалыч. – Тут речь пойдет о семидесяти, если не больше, миллионах.

– Заложу весь холдинг, привлеку партнеров. Куплю банк и постепенно со всеми рассчитаюсь.

– Что-то легко у вас все получается. Может, еще по одной?

– Хватит, Михалыч. За работу! – Я взглянул в его мечтательные глаза, ставшие таковыми под влиянием виски, и добавил: – С завтрашнего дня!

План был простым и трудным одновременно. Максим успел многим насолить и многих обидеть. Его поступками были недовольны крупнейшие предприниматели и банкиры страны и, соответственно, опекающие их «крыши». Но в одиночку каждому из них тягаться с Максимом было невозможно. А объединяться в альянс тихие враги Максима боялись, никто не хотел быть зачинщиком. Так вот, я решил рискнуть и попытаться организовать антимаксимовый союз. Естественно, никаких иллюзий я не питал, в случае малейшей опасности предполагаемые соратники отрекутся от меня; мало того, зная их осторожность и жадность, весь риск, как политический, так и финансовый, я брал на себя взамен на финансовую поддержку. Формально это выглядело как обычные кредиты под залог моих предприятий. После покупки банка, если операция завершится успешно, я постепенно рассчитаюсь с кредитами, а чтобы снизить процентные ставки и тем самым удешевить свои долги, предложу своим кредиторам еще и долю в приобретаемом банке. Все должно пройти успешно, необходимо сыграть на их самолюбии и страхе потерять все вслед за мной. Я стану экспериментальной «овечкой Долли». Если дело выгорит, то они вслед за мной поднимут головы. Если же я прогорю, то они подожмут хвосты и начнут присматривать подходящие дома где-нибудь в Ницце или во Флориде.

А что касается тебя, дорогая Лиля, то выметайся из моей головы. Не до тебя теперь!