Под крылом судьбы

Я вновь окунулась в давно забытый мир флирта и ни к чему не обязывающих отношений.

Андрей знакомил меня с художниками, поэтами и прочими творческими личностями.

Мне очень понравился один художник с африканскими чертами лица: пухлые губы, глаза навыкате, большой расплюснутый нос, смуглая кожа и кучерявые волосы. Он мимоходом, буквально «на коленке», набросал мой портрет так, что я была просто поражена его мастерством, великолепной техникой, умением прочувствовать нечто нематериальное, особенное... Но потом выяснилось, что дальше набросков не идет, он уже восьмой год работает над каким-то никому не ведомым «шедевральным» («от слова „враль“, – как остроумно подметил Андрей) полотном, а на самом деле пьет и колется.

Мне было невероятно интересно в этом ярком, дурманящем, иллюзорном мире. Даже поборники сексуальной революции, призывая отменить одежду «как чушь собачью» и выставляя напоказ свои ничем не примечательные телеса на громко пропагандируемых мероприятиях, называемых модным словечком «перформанс», не вызывали у меня отторжения.

Одна начинающая художница, недавняя выпускница художественного училища, при мне договаривалась с клиентом. Сначала показалось, что тот хочет заказать портрет, но почему-то она ответила, что придет с подружкой, тоже художницей.

– А зачем тебе на сеансе подружка? – удивилась я.

– Он любит, когда нас двое, – без тени иронии ответила она.

– Не понимаю, как могут писать один портрет одновременно два художника?

– Художница я здесь, на выставке, а у него – девочка по вызову, – улыбнулась девушка и упорхнула, приветливо махнув рукой.

И повсюду меня сопровождал Андрей как телохранитель, а вернее, как гид. Его мягкий воркующий голос приятно щекотал слух, я была заворожена им. Тем более что он все-таки отличался от окружающих его «гениев» некоторым практицизмом. Да-да, именно это мне в нем импонировало. Свойственная этой среде мечтательность, доходящая до истерики, и необязательность создавала ощущение зыбкости, болота, затягивающего в никуда. А Андрей ассоциировался с чем-то более прочным. Как кораблик, с борта которого периодически бросаются спасательные круги тонущим, точнее, увязающим в болоте. К нему тянулись, просили и требовали совета или помощи, капризничали и ныли, проклинали и просили прощения художники, скульпторы и поэты. И никого он не осуждал, внимательно выслушивая и помогая по мере возможности.

Мне понравилось, с каким неподдельным вниманием он выслушивал смешную идею молодого скульптора.

– В стране тысячи памятников Ленину и другим коммунистическим вождям, Андреич, – оживленно жестикулируя, разглагольствовал скульптор. – Сносить их глупо и бессмысленно. Придет новая власть, другие вожди – и что? Нам опять придется их сносить? Архаизм, феодализм, убожество!

Андрей согласно кивал головой, задумчиво почесывая бороду.

– Поэтому я предлагаю следующее: впредь памятники ставить только с отвинчивающимися головами. Пришла новая власть, изменились симпатии народа, пожалуйста, вот вам новый памятник. И ничего не надо ломать. Оперативно и экономно! Как думаешь, Андреич, меня поймут?

– Не поймут, – грустно улыбнулся Андрей.

– И нельзя иначе, обидятся на всю жизнь, – с улыбкой прокомментировал он свое «серьезное» отношение к такой «идее».

Мы стали встречаться все чаще – как старые знакомые, почти как друзья. Выставки, концерты, презентации сборников стихов и «посиделки» – его словечко. Андрей любит собирать творческие тусовки, разномастные, шумные, веселые. Постепенно и меня на этих посиделках стали считать своей. К сожалению, эти мероприятия сопровождаются обильным количеством употребляемого алкоголя и совершенно бесконтрольным полетом их безудержной любовной фантазии. Влюбляются они сразу после первой выпитой рюмки в сидящего рядом представителя противоположного пола, после второй звучат душераздирающие признания, после третьей их руки начинают переплетаться. После четвертой или пятой принятой рюмки я спешу ретироваться, так как их воспаленное воображение начинает реализовываться в страстных поцелуях и (уже в мое отсутствие) других, более откровенных телесных контактах.

Андрей оберегал меня от чужих притязаний, но не мог уберечь от собственных. Однажды он сделал попытку поцеловать меня. Честно признаюсь, было приятно осознавать, что я ему нравлюсь, чувствовать его взволнованное дыхание, смеяться от щекочущей бороды.

– Я не могу, Андрей. – В тот вечер я впервые обратилась к нему на «ты».

Надо отдать ему должное, он взял в себя в руки, глубоко вздохнул:

– Я подожду.

Я видела, как трудно ему было сдержать себя, но что я могла поделать?

Близился день открытия выставки. Выставлялись впервые собранные воедино работы давно умершего художника. Один известный писатель неожиданно упомянул его в одном из последних романов, и в стране проснулся интерес к его творчеству. Действительно, ранние работы художника были хороши, но особый интерес для публики был в картинах последних лет, в период, когда он полностью выжил из ума и его безумная фантазия выражалась на холсте мрачными и низменными сюжетами. Некоторые работы поражали фантасмагорической порнографией, отталкивали и пугали. Но именно это и вызывало восторг публики, важно прицокивающей языками. К сожалению, и Андрей разделял это восхищение.

– Тебе кажется это грязным? Ведь в этом наша сущность, родство с природой, а оно не может быть чистым, наши животные инстинкты руководят нашей же духовной жизнью. Разве не так?

В чем-то он прав, сегодня секс и любовь неразделяемые понятия, любовь даже стала отходить на второй план, если вообще еще не исчезла.

От грустных размышлений и «сладострастных» мечтаний оторвал меня тот, кто, будь он понастойчивее (например, как Андрей), то, возможно, добился бы того, чего... чего... Чего надо, того бы и добился!

– Слушаю тебя, Олег, – холодно проговорила я.

– Рима, очень важный разговор, конфиденциальный, надо встретиться.

Ни капельки эмоций! Хочешь встретиться, пусть даже по делу, – будь нежнее.

– Некогда мне, Олег, мы готовимся к выставке.

– Какой еще выставке? – Он думает, что в мире не существует проблем, кроме его собственных.

– Это неважно, я занята, позвони через пару дней, пока, – классная получилась фраза, без интонаций, на одной ноте, с умеренной порцией вредности. Сейчас будет уговаривать.

– А почему не приглашаешь? Или я не достоин? – удивился Олег.

– Тебе это интересно? Хорошо, пришлю пригласительный билет, – съязвила я.

– Приду с удовольствием, но встретиться нам нужно непременно сегодня.

Так, придется-таки встретиться. А то, глядишь, побежит жаловаться папе. Где? У него? Ни за что! Ему надо, пусть сам и приезжает. Ко мне? Наташа опять будет пялиться. В ресторане? Исключено. Ладно, пусть приезжает сюда, и черт с ней, с Наташей.

– Хорошо, приезжай в магазин, – вообще-то и Андрей обещал подъехать, показать афишу. Ну и что? У меня с ним только деловые отношения. Да какие бы они ни были, Олега это не касается.

Олег подъехал через пятнадцать минут.

– Рима, я рад, что у тебя все в порядке, – улыбнулся он.

– Олег, я тороплюсь, давай к делу.

– Ты кого-то ждешь? – нахмурился Олег.

Черт его подери!

– Нет, просто у меня много дел, – как можно спокойнее ответила я.

– Хорошо. Рима, я хочу заложить акции холдинга и получить под них кредит.

– Что надо подписать? – спросила я.

– Ты не понимаешь или притворяешься? – изумился Олег.

– Я знаю, ты глубоко порядочный, исключительно правильный и очень ценимый моим папой человек, – я говорила очень спокойно, почти без ехидства. – Надо, значит надо. Давай твои бумаги.

– Не язви. Подпиши и ничего не говори отцу, я потом ему все объясню.

Это что-то новенькое!

– Я правильно тебя поняла? – уточнила я. – Не говорить отцу?

– Правильно. Я хочу реализовать проект, который поможет холдингу решить все финансовые проблемы. Не хочу заранее волновать дядю Женю.

Они всегда меня используют в своих интригах, я это проходила. Дудки!

– Тогда ты должен все объяснить.

– Для этого я и приехал. Мы должники, акции многих предприятий заложены в разных банках. Причем долг нарастает ежедневно. Проблемы не разрешить обычными методами. Поэтому я решил купить банк.

Название банка повергло меня в шок. Крупнейший государственный банк, в его приобретении наверняка заинтересованы самые крупные личности в стране, если не сам Максим. Он в своем уме?

– Парадокс в том, – продолжал Олег, – что они хотят продать его чисто, по всем правилам, чтобы никто, особенно за рубежом, не обвинил наших чиновников в коррупции. Понимаешь?

Я кивнула, они приучили меня молчать, когда сами изрекают.

– И вот тогда я его и куплю, ведь они не готовы предложить высокую цену, потому что не ожидают конкурентов. Понимаешь?

– Не задавай этот идиотский вопрос!

– Да-да, извини, – я почувствовала, что он загорелся, в нем проснулся настоящий мужской азарт, я бы сказала, страсть, – потом будут проблемы, но это уже потом, отобьемся. Я ведь буду не один, со мной крупнейшие предприниматели страны, если надо, создадим партию, у нас, какая-никакая, но демократия.

– И почему это надо скрывать от отца? – спросила я.

– Он не любит политических рисков, кроме того, любое его вмешательство может навредить его же репутации. На чаше весов только мое имя.

– А на другой чаше Максим?

– Да. – Он о чем-то задумался, но тут же продолжил: – Но бояться его не стоит. Я пришел за твоей поддержкой.

Ни за что! Он хочет втянуть меня в свои игры, положить и мое имя на эту пресловутую чашу, но мне плевать на весы и амбиции.

Я взглянула на часы. С минуты на минуту подойдет Андрей.

– Олег, ты понимаешь, что с тобой вместе рискую и я?

– Да, Рима, понимаю, – твердо проговорил Олег. – И знаю, что ты меня поддержишь.

– Почему ты в этом так уверен?

– Потому что ты веришь мне, потому что ты хочешь, чтобы я оставался порядочным человеком, мужчиной, наконец.

Как мне надоели эти мужские игры!

– А если я тебе скажу, что мне плевать, кем ты себя представляешь?

Олег удивленно посмотрел на меня.

– У тебя кто-то есть?

Ну вот скажите, как можно было сделать такой вывод из моих слов?

О боже, язык мой – его приятель!

– Чушь. – Я все-таки попалась. В собственный капкан. – Ладно, подписываю, другого выхода действительно нет. – Быстрей бы уходил.

– Спасибо, – Олег глубоко вздохнул, но его глаза мне совсем не доверяли.

Лихорадочно схватив ручку, я склонилась над бумагами. В этот момент случилось то, чего мне хотелось меньше всего: в кабинет вошел Андрей. Олег, поначалу равнодушно взглянув на Андрея, вдруг окаменел, оледенел, одеревенел.

– Римочка, я не вовремя? – улыбаясь, спросил Андрей.

Наташка, змея, специально его не остановила!

– Здравствуйте, Андрей, подождите, пожалуйста, в зале, я скоро освобожусь, – официально ответила я.

– Конечно, – Андрей вышел, снисходительно взглянув на Олега.

Олег заполыхал, как сопло космического корабля.

– Кто это, и какое он имеет право разговаривать с тобой таким тоном?

– Олег, он просто приятель, мы спонсируем его выставку. – Дура, и почему я всегда оправдываюсь?.. – А что?

– Нет, ничего, – он продолжал испускать протуберанцы недовольства. – Он мне не нравится.

– Олег, – постараюсь погасить пламя. Но только ледяной водой! – Мне все равно, нравится он тебе или нет. Это мой друг, и главное, чтобы он нравился мне. В конце концов, это не твое дело. Пойми, право выбирать себе друзей и знакомых принадлежит мне и никому больше. Не обижайся, но это так. И никак иначе.

Олег смутился, даже растерялся. Надо его добить.

– Я не навязываю тебе друзей, знакомых... и подружек. И вправе требовать от тебя того же.

– Да-да, прости, я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. – Вдруг он опять остолбенел. – Этот тип – твой дружок?

– Хватит, оставь меня в покое! – закричала я. – Забирай свои бумаги и уходи!

Олег молча забрал бумаги и вышел. Пригласительный билет на выставку остался лежать на столе.

Тот вечер я провела дома. Головная боль, мучавшая меня после встречи с Олегом, постепенно успокаивалась благодаря сыну. Его возня на ковре, боевые действия против какого-то фантастического монстра завершились наконец полной и безоговорочной победой Павла, после чего он миролюбиво устроился на моих коленях.

– Ма, а кто такие лесбиянки?

Я постепенно стала привыкать к его необычным вопросам, но этот поставил в тупик.

– Сынок, где ты услышал это слово?

– По телику.

Педагоги учат не уходить от прямых вопросов детей, а давать исчерпывающие ответы, естественно, щадя при этом их психику. Ну что ж, попробую.

– Лесбиянки – это две женщины, которые дружат, вместе гуляют, держа друг друга за ручки. Иногда они даже живут вместе.

– Как мы?

– Нет, конечно. У нас по-другому.

– А они целуются?

– Наверное.

– А ты с папой никогда не целуешься. Только со мной, – при этих словах он призадумался, – значит, меня ты любишь больше, чем папу.

– Тебя я люблю больше всех на свете!

Павлик не обратил внимания на мой нежный порыв. Весь в отца.

– Сегодня я видел лесбиянок, целый автобус.

– Где ты мог их видеть? – изумилась я.

– Мы с няней гуляли, а к магазину подъехал автобус с иностранными бабушками. Они держали друг друга за ручки!