Подарок

24 глава «Битва у Лондона»

В тот день и всю ночь Томас кашлял без перерыва. У него была высокая температура, он не мог пошевелить головой без боли, а на глаза будто положили кирпичи.

К счастью, Томасу изрядно полегчало на утро. У него не было озноба, лишь кашель иногда. Я грела ему чай и натирали спину мазями. Однако, для безопасности, мы отправили Орсона к маме Томаса, она ещё ни разу его к себе не брала. Сын не заболел, здоровье било ключом, а бабушка забрала его с распростертыми объятиями.

К четырём часам дня ему стало скучно просто лежать и пить. Я спокойно сидела и писала роман, когда он вдруг ввалился в комнату в костюме-кигуруми с криками: «Сразись со мной, женщина». Это было изрядно смешно. Я смотрела на него и еле сдерживала смех. Я закрыла ноутбук и решила оставить работу на какое-то время. Встав напротив Томаса и скрестив руки на груди, сказала:

– Посмотрим, какой из тебя солдат.

– Я с солдатами без защиты не дерусь.

– Ну так надень её и все.

– Я её надел, а ты нет, – сказал он, указывая на костюм.

– Понятно. Но я не знаю, где ты заныкал мой костюм.

– Ня, – Томас наклонил голову вправо и с милым выражением лица подал мне костюм. Я его надела тут же поверх одежды и накинула капюшон с большими синими ушами кролика.

– Теперь-то начнём бой? А то у меня работа. Не могу же я целый день с тобой развлекаться, – я сказала это грубее, чем ожидала. Это не было тем, что я хотела сказать. Ведь я люблю его и хочу днями напролёт тусить с ним.

– Ну, так и работай, тебе никто не мешает, – сказал Томас обиженно и пошёл в спальню.

– Томас, прости, – сказала я, но было поздно.

Слово не воробей – не поймаешь. Я часто рушила многое своими необдуманными словами, а сейчас я обидела своего любимого Томаса. С такой пустой головой недолго и сына в подростковом возрасте до суицида довести.

– Томас, я не хотела… – я не договорила, но дверь спальни захлопнулась перед моим носом. – Томас, я хочу проводить с тобой много времени, но мне надо работать.

– Тебе никто не мешает.

– Томас, не дуйся, пожалуйста, – я все уничтожила. Он обижается очень долго, и что бы я ни делала, все было бесполезно.

– Я не дуюсь, а исполняю твою просьбу.

Я поняла, что ничего не смогу сделать, ведь каждым словом только ещё больше копала себе могилу. Я ушла от его спальни, чтобы продолжить работу, но разве я могла сосредоточиться на истории того мира, если все рушилось в этом? Нет. Я не знала, как исправить свою вину. Я любила его и не хотела обидеть, но резкие слова всегда были моим пороком.

А самое ужасное, что, если обиделась девушка, ей можно что-то подарить или исполнить её обязанность по дому. А если обиделся парень, у которого есть все, что он хочет из материального, ты не получишь его прощение. Тем более Томас. Он был обижен на жизнь. У него все складывалось хорошо, пока он не встретил меня. Ведь я его агитировала его на предложение руки и сердца. Прошло два года, но он все не мог простить за это кого-то из нас четверых. Он мог винить всех. Мог винить себя. Никто не знает, что у него в голове, и о чем он думает, когда не спит ночью.

До девяти часов вечера я пыталась сосредоточиться на работе. Я ходила по квартире из одного угла в другой, но в мыслях была только наша ссора, а везде только следы Орсона: разрисованные стены, потерявшиеся игрушки, одежда, которую Томас ронял на полпути к стиральной машине. Ничего так и не вышло, а самобичевание лишь усилилось. Я решила отвлечься. Еды был полный холодильник, мне не хотелось её. Я могла приготовить что-то, но я терпеть не могу готовить. Заказать что-то? Может Томас что-то хочет? Но откуда мне узнать, если он заперся в спальне, и скорее всего не будет со мной говорить. На всякий случай я решила проверить мою теорию о безответности моих вопросов. Так и вышло.

Я заказала его любимые суши и лапшу с курицей. Через полчаса доставка приехала. Громкий звонок не спровоцировал Томаса выйти из комнаты. Это было странно, ведь он любит поесть. Я решила проверить его. Я постучала, ответа не было. От отчаяния я облокотилась на ручку двери, и она поддалась. Я зашла в спальню. Томас лежал, обнимая подушку ногами и руками. Он сжал её так крепко, будто хотел что-то выдавить. Я подошла ближе и села на кровать. Томас спал. Я погладила его по голове и закрутила у себя на пальце его прядь волос. Его светлые мягкие волосы и невинные карие глаза – вот во что я влюбилась, увидев Томаса впервые. Его тонкие нежные губы, желанные мной уже несколько лет, были слегка приоткрыты и из его рта стекала маленькая капля слюны. Неожиданно он открыл глаза. Я немного испугалась, что он чувствовал все и, наверняка, сто лет назад понял мои чувства к нему. Я считала, что, поранившись однажды с Беллой, Томас будет бояться кого-то любить.

– Что молчишь? – спросил он мрачным голосом.

– А что мне сказать? – я растерялась и, правда, не знала, что сказать.

– Не знаю.

– Прости меня, Томас, – наконец, сказала я, собравшись с мыслями. – Я безумно счастлива проводить вместе с тобой время, просто сегодня я хотела поторопить тебя к началу боя. Я не хотела сказать, что мне это не нравится, и я хочу быстрее закончить.

– Ну ладно.

– Ты, правда, прощаешь меня?

– Нет.

– Ну Томас! Что мне сделать? Я твои любимые наборы суши заказала и лапшу. Хочешь?

– Я хочу, чтобы ты… Помыла мне голову.

– Серьезно? Так просто?

– Ну да. Не буду же я изгаляться над тобой. А вот помыть голову я хочу, но мне же нельзя. Я же болею.

– Хочешь, прямо сейчас помою тебя! – я хотела скорее загладить свою вину.

– Не. Хочу сначала суши, ты же заказала их, да?

– Они на столе на кухне.

Томас вскочил с кровати и побежал на кухню. На столе стоял пакет с едой, поэтому он, как маленький ребёнок, сел на стул, поджав колени к груди. Его глаза загорелись желанием и любопытством. Я торжественно открыла пакет под импровизированные фанфары и расставила на столе наборы роллов и лапшу. Томас стал хлопать руками, подражая тюленям, когда они просят еду. Я дала ему палочки и пододвинула суши поближе к нему. Томас взял один ролл, подкинул его и поймал ртом, с аппетитом прожевав. Он улыбнулся набитым ртом. На его губах были крошки риса.

– Я – хороший тюленчик? – сказал он, прожевав.

– Хороший. Только у него рот большой, и он может позволить себе есть такие большие куски.

– А я что нет?

– Нет, конечно, можешь. Ты же сильный и независимый мужчина. Только собаку купить надо.

– Почему независимый? У меня есть ты. Я от тебя завишу.

– Ну да. Кто ж тебе еду готовил, если бы не я, да?

– Я б в ресторане заказывал.

– Обидно.

– Почему? Я завишу от тебя в эмоциональном плане, ты же моя жена, – эти слова были сладки, как мёд, но жалили, как пчела. Ведь я его жена формально. Просто мать его ребёнка.

– Не хочешь пойти умыться? У тебя суши по всему лицу размазаны, – на его губах был рис, на подбородке соевый соус.

– Да, хочу. Но я хочу поиграть в «лошадку», – «лошадка» – это игра, в которую он играл с Орсоном. Он садил сына на плечи и катал на себе.

– Но ты же понимаешь, что я не смогу тебя поднять?

– Конечно, я и не надеялся. Я хочу тебя покатать, – Томас тут же сел на корточки.

Я положила ему руки на плечи, закинула ноги на торс. Он схватил их, поднялся и пошёл в сторону ванной. Я прижалась к нему всем телом, положив голову ему на затылок. Как я не хотела его отпускать! Я хотела, чтобы он был моим всегда. Всегда был со мной. Томас снял костюм, затем футболку и сел в ванну в шортах. Я замерла на какое-то мгновенье, вспомнив, что вчера в подобной мокроте произошло самое прекрасное в моей жизни после рождения Орсона.

– Я жду… – сказал Томас голосом ребёнка.

Я включила воду и душем стала поливать его голову. Его мягкие волосы так и выскальзывали из моих рук, когда я намылила их шампунем. Сразу в памяти всплыл Орсон, как он купается, резвится в ванной, расплескивает всю воду, играет в капитана корабля среди надувных уточек и корабликов и строит башни из пены. Я смыла шампунь и хотела использовать на волосы Томаса остатки бальзама, но он встал. Он задумчиво посмотрел на дно ванной и тяжело выдохнул.

– Знаешь, – сказал Томас мрачным голосом, – почти два года назад я узнал об измене Беллы. В тот день я ненавидел весь мир. Всех людей, которых я знал, я был готов обвинить в этом. Пока не понял, что никто не виноват, – по его щеке скатилась слеза. – Я понял, что для каждого существует свой человек. Я понял, что глупо винить Беллу в её измене. Она нашла своего человека, хоть и сделала больно мне. Я понял, что сделал бы то же самое, если бы нашёл своего человека. Но я прозрел только тогда, когда увидел, что в сложное время, только ты была рядом… когда я нашёл своего человека в тебе, – Томас посмотрел на меня красными от слез глазами. – Только тогда я смог простить Беллу. Ведь у меня есть ты и Орсон. Кто мне ещё нужен? – ему было больно, я это видела. Но боль скорее была от того, что он осознал, как долго был слеп, как долго был в плену гормонов.

Томас снова вспомнил ту любовь, ту нежность, с которой он относился к Белле. Вспомнил боль, которую принесла ему она. Но было видно, что эта боль больше ему не так важна, как раньше.

Я была счастлива, что Томас стал моим, так, что не могла связать и слово со словом. Хоть мне и было больно так же, как и ему, из-за случившегося два года назад, ведь Томас был частью моей семьи, частью меня самой. И хоть измена Беллы стала причиной наших близких отношений, я понимала, чтоо за это ей «спасибо» никогда не скажу. Из глаз потекли слезы радости, счастья, что я тоже нашла своего человека.

– Почему ты плачешь, красотка? Разве я сказал что-то грустное?

– Это слезы радости, Томми, – он улыбнулся и обнял меня своим мокрым телом.

Я прижалась своей головой к его груди, услышала его сердцебиение. Вот о чем я мечтала все эти два года. Больше мне ничего не нужно.