Герцог проснулся на следующее утро с чувством предвкушения чего-то приятного. Когда он вспомнил, о чем вчера шла речь, то должен был признаться себе, что переговоры с мистером Свитином Ливерседжем могут оказаться делом вовсе не из приятных, но перспектива вырваться на волю хотя бы на три-четыре дня была достаточно привлекательной, чтобы компенсировать связанные с этим неприятные моменты. И пока он, лежа в постели, ожидал Нитлбеда с горячим шоколадом, с которого обычно в доме начиналось каждое утро, он прокручивал в голове разные планы бегства.
Невозможно было бы даже намекнуть об этом Нитлбеду, потому что тот стал бы навязываться сопровождать герцога. А откажи ему — и Нитлбед немедля обо всем расскажет дяде. Герцог не знал еще, что нужно сделать, чтобы Нитлбед не рассказал дяде об исчезновении племянника, но он верил, что решение придет само собой. Если же лорд Лайонел все-таки узнает о его отлучке, что ж, он вернется в Сейл-Хауз, прежде, чем его светлость сумеет устроить что-нибудь нехорошее, и в худшем случае, хотя бы ненадолго сможет познать очарование свободы.
С деньгами проблем не будет. Он очень бережливо отнесся к той сотне фунтов, которую для него взял в банке Скривен, так что он не возбудит никаких подозрений в поисках нужной суммы. Самое трудное — это собрать чемодан со всем необходимым. Он не имел понятия, где находятся его чемоданы и сундуки. Это была нелегкая задача, и он раздумывал, как бы это разузнать, пока ему не пришло в голову, что проще купить новый чемодан. Может быть, на собственных его чемоданах есть какие-то обозначения. Он точно не помнил, но, кажется, те, кто заказывал для него подобные вещи, имели манию помечать их или его геральдическим знаком или большой, красивой буквой «С».
Потребуются, конечно, рубашки, ночные сорочки, галстуки, расчески, бритвы и множество еще всяких мелочей, обеспечивать которые дело слуги. У него были ящички с одеждой и туалетными принадлежностями, но их брать с собой нельзя. Как нельзя брать с собой и щетки с туалетного столика: ведь они были помечены его знаками. А если взять рубашки и галстуки из гардероба? Нитлбед их быстро хватится, и придется вернуться, не успев сесть в карету. Все же надо рискнуть. Он знал, что можно купить мыло, щетки и чемоданы, но сомневался, можно ли купить рубашку. Ведь рубашки шьют на заказ, как плащи, или штаны или сапоги. Но как незаметно вынести ворох одежды из Сейл-Хауза? Герцог размышлял над этим, когда вошел Нитлбед и тихо поднял шторы.
Герцог сел и снял ночной колпак. На этой огромной кровати он казался странно маленьким и юным, так что не удивительно, что Нитлбед, пожелав ему доброго утра, мягко укорил его за поздний час, в который он лег накануне.
— Я, — сказал он, качая головой, — не думал, что ваша светлость проснется скоро. Этот мистер Мэттью вчера сидел с вами целую вечность, и вы легли так поздно!
— Не говорите глупости, Нитлбед, — ответил герцог, беря у него чашку шоколада. — Вы хорошо знаете, что во время сезона я редко ложился раньше, а иногда — гораздо позже!
— Но сейчас не сезон, милорд! — продолжал Нитлбед. — Больше того, вы часто очень утомляетесь, и его светлость особо обратил мое внимание на это. Он пожелал, чтобы вы восстанавливали силы, используя утренние часы; и я знаю, что если бы он был здесь, мистер Мэттью убрался бы, получив нагоняй. Лорд Лайонел всегда терпеть не мог его назойливости! А кроме того, считаю своим долгом сообщить вам, милорд, что те очень обнадеживающие сведения, которые ваша светлость благоволила сообщить мне вчера вечером способом, который можно назвать конфиденциальным, уже известны всему дому, включая судомоек, получающих не больше шести фунтов в год, и не общающихся со старшими слугами.
— В самом деле? — спросил герцог, поняв, что по чувствам Нитлбеда нанесен тяжелый удар. — Как же это получилось? Может быть, Скривен сделал какой-то намек?
— Мистер Скривен, — холодно заметил Нитлбед, — не станет так ронять себя, пользуясь, как и я сам, доверием вашей светлости. Но чего можно ожидать, ваша светлость, если…
— Нитлбед, — просительно сказал герцог, — я знаю, что вы от всей души называете меня «ваша светлость», и что мои слова обижают вас, но все же, надеюсь, вы извините меня за просьбу этого не делать!
Его верный слуга, не обратив никакого внимания на это замечание, продолжал, как ни в чем не бывало:
— Чего можно ожидать, если ваша светлость написали восемь бумажек насчет вашей будущей свадьбы и оставили их на полу, где их подбирают низшие слуги, которые должны знать свое место и не совать свой нос в дела вашей светлости.
— Ну, ничего, — сказал герцог, — новость будет завтра в «Газетт», и, думаю, ничего страшного не произошло. Нитлбед с укоризной поглядел на него и начал подавать ему одежду.
— Вам ведь я об этом сказал, — успокаивал герцог.
— Я счел бы исключительным обстоятельством, ваша светлость, если бы я узнал об этом не от вас, — сокрушенно ответил Нитлбед.
Герцог подумал, как бы смягчить ситуацию, но тут ему пришло в голову, что это неудовольствие Нитлбеда можно обратить себе на пользу. Ведь пока он дуется, он, не пренебрегая прямыми обязанностями, не будет назойливо вертеться около герцога. Он станет корректным слугой, быстро откликающимся на зов, но ждущим, когда его позовут. Вообще-то подобные взаимоотношения с Нитлбедом, продлись они во времени, доставили бы ему немало неудобства. К тому же он не любил быть в плохих отношениях со слугами. Облокотившись на подушки, он глядел на камердинера, хорошо зная, что Нитлбед примирится с ситуацией. Тот аккуратно повесил на стул синий плащ и стряхивал пыль с сияющих сапог. Герцог подождал, пока он выполнит все это и подберет подходящий жилет, после чего зевнул, отставил чашку и сказал:
— Сегодня я одену дорожную одежду.
В другое время такое капризное поведение герцога задело бы Нитлбеда. Он стал бы упрекать хозяина, осведомился бы о его планах и в конце концов сообщил бы на конюшню, что требуется. Но сейчас он просто поджал губы и унес городскую одежду в гардероб. Такое необычное и зловещее молчание продолжалось во все время туалета герцога. Нарушил его только отказ самого герцога от жакета цвета корбо:
— Нет, не этот. Оливкового цвета, который шил Скотт.
Нитлбед расценил это как вызов и негодовал про себя. Скотт шил для капитана Вейра, был популярен у военных и считался очень модным, но герцог-отец никогда не пользовался его услугами, и фасон жакета слуге не нравился. Однако он позволил себе только неодобрительно взглянуть на хозяина, поклонился и пошел к выходу.
— Меня сегодня целый день не будет, — беззаботно заметил герцог, — и я не знаю, когда вернусь. Так что можете располагать собой по своему усмотрению.
Нитлбед еще раз напряженно поклонился и помог ему одеть крамольный жакет. Герцог поправил манжеты и галстук и вышел в гостиную для завтрака, ощущая себя похожим на своего деда, о котором говорили, что тот был строгий и придирчивый хозяин, распекал прислугу и даже швырял разные предметы в слуг, которые его раздражали.
Но его жестокость достигла цели: когда он снова поднялся в спальню, Нитлбеда там не было. Он подошел к гардеробу и открыл его. Там было столько рубашек, что вряд ли Нитлбед заметит отсутствие нескольких. Он взял шесть для надежности и стал искать ночные рубашки и колпаки. Отобрав их, он взял еще несколько галстуков и прочих мелочей из одежды, свалил все это на кровать и задумчиво осмотрел всю кучу. Попросив у кого-нибудь из нелюбопытных младших лакеев бумаги и бечевки, он мог все это упаковать, но, понял, что сделать это будет не так уж легко. Он оказался прав, мало того, он слегка вспотел и немало понервничал, прежде чем добился более или менее приемлемого результата. Но главное — глядя на узел, он понял, что с таким багажом нельзя будет выйти из дому. А с другой стороны, он подумал о том, что если быстро не уйдет из дому, то столкнется с капитаном Белпером, и страх обострил его ум. Он послал за своим личным лакеем, славным малым, которому было наплевать на его поведение. Когда человек явился, герцог махнул рукой на узел и сказал:
— Фрэнсис, будьте любезны, снесите-ка все это к капитану Вейру! Пожалуй, я еще пошлю капитану записку.
— Очень хорошо, ваша светлость, — ответил тот, к счастью, не проявляя ни удивления, ни интереса. Герцог достал блокнот и карандаш и нацарапал: «Гидеон, умоляю, сохрани этот узел до моего прихода вечером. Сейл.» Он оторвал листок, сложил его и отдал Фрэнсису.
— Послушайте, Фрэнсис… — осторожно начал он.
— Ваша светлость?
— Можете ли вы выйти из дома, — спросил герцог с грустной улыбкой, — так, чтобы вас не видел ни Нитлбед, ни Борродейл, никто?
— Конечно, ваша светлость, — отчеканил Фрэнсис.
— Спасибо! — ответил герцог с искренней признательностью.
Он удивился бы, получив возможность прочесть мысли лакея. Тот и года еще не пробыл на службе у самого доброго хозяина, которого когда-либо имел и к которому относился с живой симпатией. По его мнению, которым он охотно делился с друзьями, не было более бедного малого, чем его маленький герцог, и порядочному человеку просто нельзя было спокойно смотреть на то, как всякие старые олухи издеваются над ним, не говоря уже о милорде, который изнуряет герцога всякой ерундой, чтобы загнать его в Бедлам. Ему было вовсе не наплевать на дела герцога и поэтому ужасно любопытно, какую хитрость (в этом он не сомневался) тот задумал. Во всяком случае, он почувствовал, что появилась возможность показать нос этим олухам и прихлебателям, и он жалел, что приличия не позволяют ему самому предложить хозяину свои услуги, чтобы их всех провести.
Герцог с тревогой посмотрел на часы. Угроза появления капитана Белпера нарастала. Он порылся в гардеробе, достал с вешалки длинный, серый дорожный плащ с высоким воротником и перламутровыми пуговицами, цилиндр и шарф. Вроде, брать было больше нечего; он убедился, что визитная карточка, которую он взял у кузена Мэттью, у него в кармане, вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице.
Портье, сидевший в кресле у дверей, встал и сообщил, что только что доставлена посылка от Мантона. Это навело герцога на мысль, что в такое путешествие надо отправляться с парой хороших пистолетов, и, потому несмотря на опасность встретиться с капитаном Белпером, он зашел с посылкой от Мантона в библиотеку и там распаковал ее. Пара пистолетов в кожаном футляре выглядела изящно и зловеще. Герцог взял один из них и несколько раз спустил и снова отвел курок. Не стоит отказываться от такого приобретения. Он положил футляр в большой карман, а в другой — порох и заряды и подумал, что в Бэлдоке можно будет попрактиковаться.
В зале герцог застал Борродейла, вышедшего из своей квартиры в задней части дома, и прошествовавшего по залу в сопровождении двоих лакеев. Борродейл спросил, будет ли его светлость обедать дома, и, бросив взгляд на его сапоги, — не желает ли он, чтобы ему подали лошадь.
— Нет, спасибо, — вежливо ответил герцог, — мне ничего не надо. Если придет капитан Белпер, скажите, что вы не знаете, когда я вернусь.
— Очень хорошо, ваша светлость, — поклонился Борродейл, — а когда ожидать вашего возвращения?
Герцог улыбнулся и любезно заметил:
— Но ведь если вы будете знать это, как же вы скажете капитану Белперу, что вы этого не знаете?
Прежде, чем тот смог оправиться от удивления и сообразить, что к чему, герцог ушел.
Первой его целью был Главный почтамт на Ломбард-стрит. Он приехал в наемной карете, что само по себе было приключением: ведь он прежде в них не ездил. Но на почтамте его ждало разочарование: оказывается, почту увозили из Лондона вечером, поэтому ему следовало уезжать сегодня в полдевятого вечера, если воспользоваться их каретой. Дюжий гражданин в котелке сжалился над его неопытностью и направил его на Алгайт Хай-стрит на постоялый двор «Голова сарацина», где была стоянка дилижансов. Когда герцог, поблагодарив, спросил его, как туда добраться, тот развеселился, сказал, что сразу видно новичка и пожелал ему, чтобы его не запачкали пролетающие мимо кабриолеты. «Голова сарацина» оказалась большой, оживленной гостиницей, с двумя галереями вокруг мощеного дворика. Даже в одиннадцать утра, когда большинство карет уже отбыло, в офисе было много людей, желавших заказать места на одну из следующих. Герцогу, когда подошла его очередь, досталось место рядом с козлами в экипаже, отбывавшем в Эдинбург в восемь утра, он должен был прибыть в Бэлдок около полудня. Тогда он заказал номер на одну ночь, отмахнулся от какой-то дамы, пытавшейся всучить ему кресс-салат, отказался от предложения одного мужчины приобрести дверной коврик и отправился на поиски магазина, где можно купить чемодан.
Распорядившись доставить покупку к капитану Вейру, герцог занялся такими мелочами, как покупка мыла, зубного порошка, бритвы. Он отправился в Бедфорд-Хауз, где с удивлением обнаружил, что щетки, расчески и тому подобное стоят очень дешево. В конце концов он сделал столько мелких покупок, что вынужден был отправить и их к своему кузену.
Было около восьми, когда он, после дневных хлопот, достиг Олбени. Проходя Роуп-Уолк, он встретил знакомого, совершавшего вечернюю прогулку, который с любопытством взглянул на его сапоги и сказал:
— Только что прибыли из деревни, герцог? Не знал, что вы в городе. Собираетесь в гости к кузену? Он дома, я видел, как он вошел в дом всего час назад.
— Я ужинаю у него, — ответил герцог.
— Ну, надеюсь, увидимся в «Уайте» завтра. Герцог что-то пробурчал в знак согласия и пошел дальше. Когда он пришел к капитану Вейру, кузен грубо спросил его, не собирается ли он превратить его жилище в склад.
Герцог улыбнулся:
— О, у меня и в мыслях не было ничего подобного! Просто ты и представить себе не можешь, как я был занят!
— Но, Адольф, разве дело дошло до того, что ты сам теперь будешь доставлять свое белье от прачки? — спросил Гидеон, показывая на огромный узел на полу.
— Значит, Фрэнсис смог все это притащить? Молодец! — кивнул герцог, снимая верхнюю одежду. — Гидеон, я решил сбежать!
— Замечательно! — одобрил кузен. — Расскажи мне все!
Герцог прошел с ним в гостиную и сказал:
— Нет, лучше не надо, если ты не возражаешь.
— Тогда ничего не рассказывай, — произнес Гидеон, протягивая ему стакан хереса. — Поверь мне, Адольф, я не собираюсь чинить тебе ни малейших препятствий.
Герцог подумал, что не может быть в этом до конца уверен. Старший кузен готов будет помочь ему в его трудных предприятиях, но стоит мистеру Ливерседжу начать его шантажировать, как тот без сомнения создаст на пути герцога не одно препятствие. Он снова улыбнулся и начал пить херес. Гидеон, знавший эту милую, невинную улыбку, осуждающе сказал:
— Адольф, ты замышляешь что-то нехорошее.
— О, нет, — ответил Джилли, — я просто очень устал быть собой и хочу воспользоваться твоим советом: попробовать побыть просто мистером Дэшем. Быть Герцогом Сейлом страшно утомительно.
— Как? Разве я давал тебе такой совет? За это отец потребует моей головы на блюде.
— Вчера вечером. Я уже попробовал начать новую жизнь. Человек, которого я встретил в Сити, назвал меня новичком. Думаю, он прав: я совсем зеленый. Ну, ничего, научусь, Я ведь уезжаю.
— Так я и думал. В этом несчастном узле — твои пожитки?
— Да, и чего мне стоило вынести их так, чтобы Нитлбед не заметил! Может быть, он будет искать меня здесь. Пожалуйста, скажи ему, что со мной все нормально, чтобы он не поднимал паники.
— Положись на меня, Адольф, я, если не сделаю точно так, как ты желаешь, то по крайней мере запутаю твою свиту. Они ничего не узнают.
— Бедный Нитлбед, — сказал герцог. — Боюсь, он будет в отчаянии. Сегодня утром я поступил с ним несправедливо. Плохо волновать его, но я так больше не могу! Они обращаются со мной как с ребенком или идиотом. Я шагу не могу ступить, чтобы они не побежали вызывать карету или предлагать мне перчатки, или не спрашивали, когда я вернусь. Да, я знаю, что ты скажешь, но я не могу! Я пытался, но черт возьми, сколько можно вспоминать, как Борродейл давал мне леденцы, когда я был в немилости, или как добрый Чигвел сказал моему дяде, что это он разбил окно в красной гостиной, и как Нитлбед ухаживал за мной, когда я болел, и так далее!
Гидеон криво улыбнулся и сказал:
— Ясно, у тебя не хватает духу объявить им всем, что ты мужчина и сам себе хозяин, и ты решил показать им это, так?
— Наверное. Я так не думал, но, должно быть, ., что так оно и есть. Я очень хочу стать свободным! Если бы не представился случай, я бы продолжал переживать, но пальцем бы не пошевелил, чтобы помочь себе. Гидеон, я, должно быть, похож на живую вяленую рыбу!
— Да. Но неужели эта серая рутина смогла дать тебе возможность приключения, Адольф? Вот уж не предполагал!
— Небольшое приключение! — рассмеялся герцог. — Мне предстоит кое-что сделать самому, не знаю, что из этого получится, но попытаться надо. Раз в жизни посмотрю, что это значит — не быть герцогом с суетливыми слугами, поддакивающими каждому слову, подхалимами, в поклонах достающими землю носом: «да, ваша светлость», «нет, ваша светлость»! Думаешь, это для меня плохо кончится?
— Нет, малыш, я думаю, ты хорошо понимаешь дело и сможешь справиться. Другое дело — понравится ли тебе, когда никто тебе не служит. — Он усмехнулся. — Но тебе это не повредит: слишком долго с тобой нянчились. Надеюсь, приключение окажется волнующим, и ты убьешь множество великанов и драконов. Хотел бы я посмотреть на это.
— Ну, нет, этого не жди, — ответил герцог, качая головой. — Тебе покажется, что я медлю с великанами и драконами, ты выйдешь из терпения и, отодвинув меня в сторону, сам начнешь убивать чудовищ. Подозреваю, что если ты будешь рядом, мне самому делать уже ничего не придется. Я все время спрашивал бы, что мне делать дальше, ведь так оно всегда и бывало, а от привычек нелегко отделаться! А ты очень категоричный и властный малый, Гидеон.
— Что ж. Когда вернешься, ты заткнешь меня за пояс!
— Очень возможно, — ответил Джилли, ставя пустой стакан. Вошел Рэгби и поставил блюда на стол. Гидеон отослал его. Герцог сел за стол.
— Как мило. Дядя говорил, что можно научиться всему, было бы желание! Я могу подковывать лошадей. Да, он всегда желал, чтобы я стал более самостоятельным. Но как разозлился бы он, если бы узнал, что я затеял! Я трясусь, как бланманже, при одной мысли об этом.
— Наблюдая за тобой, — сухо заметил кузен, — могу тебе заметить, что ты вовсе не трясешься перед моим отцом!
— Ну, конечно нет, он ведь сделал мне много доброго. Но я не люблю, когда он сердится на меня, у меня от ругани болит голова. Я хочу тогда ускользнуть, стать незаметным, и обычно мне это удается.
Гидеон улыбнулся.
— Твоя увертливость мне известна. И ей-богу, я думаю, что сейчас ты делаешь то же самое! Не морочь мне голову всякими туманными словами о приключениях! Тебя гонят из дому более серьезные причины. Какой басней ты одурачил своих верных слуг?
Герцог виновато посмотрел на него.
— Сказать тебе правду — никакой, — ответил он. — Нельзя ускользнуть незамеченным, если предупредить людей!
— Господи, Джилли! Ты хочешь сказать, что ушел, не сказав им ни слова?
Герцог кивнул. Мгновение Гидеон удивленно смотрел на него. Потом рассмеялся.
— Ну, это — самая сумасбродная штука, о которой мне случалось слышать, и странно подумать, что именно ты, а не кто-нибудь, мог такое выкинуть. Адольф, я больше не считаю тебя безнадежным! Ты, конечно, сможешь поставить на уши весь ваш дом, от моего отца до последнего лакея, и это принесет им большую пользу. Не возвращайся слишком скоро! Пускай это будет для всех уроком, пусть они перепугаются и не скоро забудут об этом. Потом ты некоторое время сможешь наслаждаться покоем. Налей себе, и выпьем за твое освобождение — пей до дна!
Герцог повиновался и подвинул бутылку кузену.
— Нет, за приключения мистера Дэша! — сказал он.
— Как угодно, — улыбнулся кузен и лихо выпил.
Герцог последовал его примеру. Когда он ставил бокал, его взгляд упал на кольцо на руке. Он снял его и передал Гидеону.
— Сбереги для меня! Сейчас оно может нарушить мой маскарад.