Поглощенные Грешники

Глава девятая

Беспокойство преследует меня, как зуд, который я не могу почесать. Болезнь, которую я не могу вылечить.

Вздохнув, я прижимаюсь лбом к иллюминатору и наблюдаю, как капли дождя скатываются по стеклу. Так вот каково это — быть дурой, охваченной похотью? Это сводит с ума.

Мое тело гудит от возбуждённого электричества, как будто я вечно подключена к электросети. Мой разум продолжает находить все новые и новые вещи, связанные с Рафом, на которых можно зациклиться. Ожидая, пока испечется эта дурацкая лазанья, я думаю о его собственнической хватке на моих бедрах, когда он кончал в меня час назад. А до этого, как он проводил одним отчаянным движением языка от клитора до соска.

Вздрогнув, я подхожу к духовке и приоткрываю дверцу, чтобы еще раз проверить свое творение. Готовка — это не то, чем я планировала заняться после обеда, и не потому, что у меня это плохо получается. Нет, я собиралась пойти с Рори за покупками одежды для рождественской вечеринки персонала, но погода слишком плохая, чтобы плыть на катере.

Жаль. Мне нужен был этот поход по магазинам, как воздух. Как будто если наполнить мои легкие чем-то другим, кроме этого мужчины, мир перестанет вращаться. Бросив прихватку на столешницу, мне приходит в голову другая, более рациональная мысль. Может быть, я не в себе потому, что вес Мартина О'Хара оказался тяжелее, чем я предполагала. Конечно, я собираюсь посмотреть на мужчину, взявшего на себя это бремя, сквозь розовые очки.

В нашем пузыре, обитом красным деревом, мы погрузились в нечто вроде рутины. Мы трахаемся утром, затем Раф готовит яичницу и тосты на закваске, одновременно сердито говоря по телефону на итальянском. Послеобеденное время — ленивое и подпитываемое похотью, сплошное чтение книг Для Чайников и бесконечные игры, в которых проигравший сдается на милость другого. Ночи мы проводим на материке в тепле машины Рафа. Он занимается делами, пока я засыпаю под негромкое гудение печки, с ощущением насыщенности от бургеров и приятной усталости.

Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы достать две тарелки из шкафа, и когда внутренняя сторона толстовки Рафа задевает голые соски, от трения они оживают. Затаив дыхание, я опускаюсь на пятки и опираюсь о столешницу, стараясь пережить это чувство, чтобы не сделать что-то глупое, например, ворваться в его кабинет и требовать, чтобы он снова прикоснулся ко мне ртом.

Черт, не знаю насчет любви, но похоть обжигает. Весь этот секс — наркотик, и теперь мне нужно что-то большее, что-то более действенное.

Поцелуй.

Конечно, этого недостаточно, чтобы заплатить ему миллион долларов, которых у меня нет, но все же. Было бы приятно.

Когда я раскладываю еду по тарелкам, мой сотовый жужжит на стойке с сообщением.

Раф: Джакузи.

Господи, для такого обаятельного собеседника в личной беседе он явно туповат в сообщениях. Но я решаю не отправлять нахальный ответ, потому что он заперся в кабинете на последний час, и я просто счастлива, что он закончил работу. Я беру тарелки и ковыляю через яхту, стараясь сохранить равновесие, пока шторм раскачивает её.

Когда я пинком распахиваю дверь на палубу, мое сердце замирает от увиденного. За тонкой завесой пара и перед яростным штормом Раф растянулся в джакузи, являясь олицетворением татуировок и мышц. Размах его рук до абсурда огромен. Они вытянуты вдоль края, и на расстоянии вытянутой руки от него стоит стакан с водкой. Я смотрю на него, потом на сигару, зажатую между зубами.

— Что мы празднуем?

— Мои потери в четыре миллиона долларов на лошадиных скачках.

— Это моя вина?

— Конечно, — он опускает взгляд на подол толстовки. Под ней ничего нет, кроме стринг и следов от его ремня на моей заднице. — Залезай.

Дождь барабанит по навесу над нашими головами. Ветер со свистом проносится мимо широких плеч Рафа и хлещет меня по коже.

— Здесь холодно!

Ухмыляясь, он медленно затягивается сигарой, огонек на конце светится красным, как предупреждающий знак.

— Я тебя согрею.

С дрожью, совершенно не связанной с тем, что я почти голая в декабрьскую грозу, я ставлю наш ужин на барную стойку, снимаю толстовку и стринги. Свист Рафа беззаботен, но недобрые намерения клубятся в его глазах, как медленно бурлящая лава.

Под тяжестью его раскаленного внимания я вхожу в джакузи. Тепло, подобно объятию, успокаивает боль между бедрами и синяки на коже.

Пытаясь сохранить спокойствие, я устраиваюсь на скамейке напротив него и опускаюсь так, что все ниже плеч погружается в воду.

— Если тебя это утешит, ты не все потерял. Ты выиграл все игры в Mario Kart¹⁰, в которые мы играли.

Он тихонько смеется.

— Да, но ты настолько плоха, что я удивлен, как тебе разрешили иметь водительские права в реальной жизни.

Я хмурюсь.

— Воинственные высказывания для человека, который владеет казино, но не может понять элементарных правил игры в UNO!.

Сдерживая улыбку, он опускает взгляд на мои ключицы.

— Я не концентрируюсь на правилах, Куинни. Иди сюда.

Напряженно выдохнув, я подплываю к нему и останавливаюсь, когда мои колени соприкасаются с его. От его тела поднимается пар, как будто я открыла дверь в сауну. Я сопротивляюсь желанию провести руками по его мокрой груди и погрузить их под воду, чтобы посмотреть, найдут ли мои пальцы плавки или нет. Вместо этого я забираюсь к нему на колени и нахожу ответ между своих бедер.

Когда я издаю сдавленный вздох, он с интересом наблюдает за мной поверх сигары. Он медленно затягивается, затем наклоняет голову, чтобы выпустить дым над моей головой.

— Дай мне попробовать.

Прежде чем он успевает запротестовать, я забираю сигару и кладу ее в рот. Я делаю затяжку, как если бы курила сигарету, и сразу же начинаю задыхаться от сухого дыма, заполняющего горло.

Большие руки ласкают мою спину, и его грудь вибрирует напротив моей.

— Не подавись, — говорит он.

Открыв глаза, я встречаю тот же полный юмора взгляд, что и в первый раз, когда он сказал мне это в баре, после того, как я выпила стопку виски за сто долларов. Сейчас кажется, что это было целую вечность назад, и если бы мне сказали тогда, что я буду сидеть на преогромной яхте моей цели, в его джакузи, с его полутвердым членом, уютно устроившимся между моих бедер, и его часами, все еще висящими у меня на запястье, я бы подумала, что вы сошли с ума.

— Вот, — мягко говорит он, поворачивая меня боком, так что я оказываюсь на сгибе его руки. Одна тяжело лежит на моем бедре, а другая просовывает сигару обратно между моих губ. из-за него я чувствую себя такой маленькой. — Попробуй еще раз, но на этот раз закрой заднюю стенку горла. Её надо посасывать, а не вдыхать.

На этот раз мой кашель не такой сильный, но его смех все еще грохочет у моего плеча. Я тянусь к его водке, чтобы смыть табачный привкус.

— Все равно отвратительно.

— Мм, — говорит он, проводя рукой по моему бедру и животу. — С виски вкуснее.

Я смотрю на стакан в моей руке, испытывая внезапный прилив нервной энергии.

— Черт, все еще пьешь водку? — мои глаза поднимаются к его. — Ты, должно быть, действительно хочешь поцеловать меня.

Проходят жаркие, тяжелые секунды. Мое сердце замирает, когда он переводит взгляд на мои губы, но этот взгляд исчезает так же быстро, как и появился. Он кладет сигару в пепельницу, переключает внимание на тарелки сбоку и меняет тему.

— А это что такое?

Я окидываю наш ужин небрежным взглядом.

— Похлебка.

Он ухмыляется.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не пыталась приготовить лазанью для чистокровного итальянца?

Но я почти не слушаю. Мои мысли все еще застряли на идее поцелуя с ним, и внезапно я не могу сосредоточиться ни на чем другом.

К черту все это. Искусство убеждения принесло мне часы шестизначной суммы и набитые кошельки, а я не могу убедить этого единственного мужчину совершить скромный поступок — прикоснуться своими губами к моим?

Пора усилить давление.

Обвивая руками его шею, я поворачиваюсь так, что оказываюсь верхом на нем. Его глаза подозрительно сужаются, но когда я откидываюсь назад настолько, что моя грудь показалась из воды, выражение его лица становится более податливым.

— Я целуюсь лучше, чем готовлю, — шепчу я, двигая бедрами так, чтобы моя киска скользила по всей длине его члена.

Моя кожа танцует, когда он обхватывает ладонями мои бедра и сжимает ягодицы.

— Да?

Я наклоняюсь, приближая свое лицо к его так близко, что наши губы находятся на расстоянии волоска друг от друга.

— Да.

Когда он сокращает расстояние еще больше, мое дыхание становится поверхностным. В ушах шумит от смеси ливня и учащенного сердцебиения. Он действительно собирается это сделать.

Его губы касаются моих.

— Докажи это.

На мгновение мы вдыхаем воздух друг друга, между нами пляшут искры «что, если» и «может быть, да».

Я сгораю от предвкушения, но притворяюсь достаточно беспечной, чтобы сказать: — Хорошо.

Он откидывается на бортик, раскинув руки, как гребаный король. Снова эта довольная ухмылка, к которой я привыкла за последнюю неделю. Я вижу ее каждый раз, когда мой аватар Принцессы Пич¹¹ выбывает из гонки.

— Ладно.

Прерывисто вздохнув, я следую его примеру, протискиваюсь между его бедер и запускаю пальцы в его волосы. Последнее, что я вижу, прежде чем мой рот приближается к его, — это похотливый взгляд. Прежде чем наши губы соприкасаются, я отклоняюсь от курса и нежно целую его ямочку. Благодаря его собственной подлой тактике я прекрасно знаю, что поцелуй в любое место, кроме губ, не считается.

Его живот напрягается, прижимаясь к моему, а затем расслабляется с сардонической усмешкой.

— Ты чертова дразнилка, ты знаешь это?

Вместо ответа я переключаю свое внимание на его горло. Потянув за короткие волосы, чтобы откинуть его голову назад, я целую его пульс так, как хочу поцеловать его губы. Медленно, небрежно. Нежно облизываю языком и жестко посасываю ртом. Когда его горячее шипение раздается над моим ухом, я издаю звук, похожий на порнографический, но я не уверена, что он предназначен только для театральности.

Его член шевелится у меня между бедер, и мысль о том, что он возбуждается от проделки школьного уровня, опьяняет меня смесью похоти и власти. Я отстраняюсь, чтобы поддразнить его по этому поводу, но он протягивает руку и хватает меня за шею. Раф молча наблюдает за мной, сжимая челюсти, и в глазах горит огонь. Когда он говорит, его тон спокоен.

— Ты в полной заднице, Куинни.

Дерьмо.

Он преследует меня до другого края джакузи, хватает за лодыжку и тянет обратно в воду, когда я пытаюсь перелезть через бортик. Он прижимает меня к скамейке своим твердым телом. Когда я предпринимаю жалкую попытку оттолкнуть его, он хватает оба моих запястья, поднимает их над головой и прижимается носом к моему.

Несмотря на холод, пронизывающий мои руки и грудь, мне жарко всем телом. Бросив на меня взгляд, полный неприкрытой злобы, Раф опускает голову и впивается в мою грудь, гневно посасывая ее, прежде чем прикусить мой сосок. Все нервные окончания в моей киске вспыхивают, отчаянно желая большего.

Я прижимаю свои сиськи к его лицу в безмолвной мольбе, получая его одобрительный стон. Его хватка на моих запястьях усиливается, и когда я запрокидываю голову, вид его мышц и сухожилий, напрягающихся на предплечьях, когда он удерживает меня, сводит с ума.

Прежде чем я успеваю подумать об этом, я обхватываю ногами его талию, облизываю бицепс и впиваюсь зубами в его мускулы.

— Блять, — шипит он, отпуская мои руки. — Ты только что укусила меня?

Я серьезно смотрю на него.

— Знаешь, как говорят. Ешь богатых¹².

Мгновение он недоверчиво смотрит на меня, затем его глаза яростно сверкают, а руки сжимают мои бедра.

— Так, все, Куинни, повернись.

Мое тело реагирует раньше, чем мозг. Раньше, чем мозг успевает понять, что, черт возьми, я делаю, не говоря уже почему. Я крепко обхватываю бедрами его талию, но когда он начинает разворачивать меня, то соскальзываю с него. Единственное, что я могу сделать, чтобы не повернуться, — это поднять ногу и упереться ею в его грудь. Моя задница соскальзывает с сиденья, а голова погружается под воду.

Руки Рафа скользят мне под мышки и возвращают меня в исходное положение. Его веселое выражение лица сменяется пониманием, когда он встречает мой взгляд.

— Повернись, Пенни, — тихо говорит он.

Когда я не отвечаю, он снова пытается повернуть меня. Я снова ставлю ногу ему на грудь. Его взгляд скользит по ней, затем снова поднимается ко мне.

— Нет, — шепчу я.

Мой голос спокоен, но намек кричит сам за себя.

Я не хочу, чтобы он трахал меня, как других. На самом деле, от одной этой мысли мне хочется поджечь весь мир. По крайней мере, выследить этих девушек и сделать с ними такое, за что меня посадят в тюрьму.

С каждой молчаливой секундой уязвимость накатывает на меня волнами. Огонь между моих бедер затухает, превращаясь в едва заметный жар. Я в нескольких мгновениях от того, чтобы пнуть его как следует и отпустить неприятное замечание, чтобы защитить мое эго, когда он отодвигает ногу и сокращает расстояние между нами. Грубо схватив меня за запястье, он сдергивает меня с сиденья и занимает мое место, а затем сажает к себе на колени, так что я оказываюсь верхом на нем.

Мой кайф шаткий и его невозможно скрыть. Я прерывисто вздыхаю и сглатываю сухость в горле. Когда рука Рафа опускается под воду и нежно раздвигает мои бедра, он поднимает на меня ленивый взгляд.

— Это то, чего ты хочешь, Куинни? — спрашивает он так тихо, что я едва слышу его из-за шторма. Он сжимает подбородок, проводит большим пальцем по щеке, изучая мою реакцию. — Чтобы я трахнул тебя вот так?

У меня скручивает желудок. Я чувствую себя так, будто стою на самом краю обрыва, приглашая этого мужчину столкнуть меня с него. Я защищаюсь, отступая от края.

Опустив руку между его бедер и обхватив его член, я говорю: — Тебе не кажется, что трахаться только сзади уже как-то избито?

Низ его живота напрягается под моими костяшками пальцев. На короткое мгновение его глаза темнеют от раздражения, но остывают до безразличия, когда он отпускает мою челюсть.

Он откидывает локти назад, как будто готовясь к приватному танцу.

— Тогда покажи, что у тебя есть, — говорит он скучающим тоном.

Его внезапное безразличие ранит, но в конечном счете я знаю, что это лучше, чем что-либо более нежное. Все, что будет труднее забыть, когда это закончится.

С трепетом в животе я понимаю, что понятия не имею, что делаю. Я никогда не была сверху, и при холодном свете дня я не могу спрятать свою неопытность в подушке. Я сглатываю и приподнимаю задницу ровно настолько, чтобы потереться о его эрекцию. Блять. Он такой твердый, такой гладкий, что ощущение распространяется от моего клитора по венам. Он откидывает голову на бок, наблюдая за мной скучающим взглядом из-под полуприкрытых век, пока я прижимаюсь к нему бедрами и становлюсь более скользкой, более чувствительной, более отчаянно нуждающейся в трении.

Я опускаю руку под воду и хватаю его у основания, он тихо шепчет блять, когда его член входит в меня. Но с каждым пройденным сантиметром боль становится сильнее, распространяясь в живот и подрывая мою уверенность.

Блять. В этом положении он гораздо глубже, и я не уверена, что смогу это вынести. К тому времени, как я опускаюсь наполовину, мои глаза наполняются слезами. Он смотрит на мои ногти, впивающиеся в его плечо, и его взгляд смягчается.

— Ты не делала этого раньше.

Это утверждение, а не вопрос, но я все равно напрягаюсь от желания уклониться. Прежде чем я успеваю это сделать, он кладет руки мне на бедра и медленно опускает на себя.

— Расслабься, — шепчет он, прижимаясь к моей шее. — Позволь мне войти в тебя, Куинни.

Я бы рассмеялась, если бы думала, что это не будет звучать горько. Правда в том, что этот мужчина уже так глубоко во мне, что я не знаю, как мне его вытащить.

Я обхватываю его за шею и запрокидываю голову к горизонту, охваченному штормом, пока он двигает моими бедрами медленными, осторожными движениями. Боль перерастает в восхитительный жар, а влажное трение о мою киску делает мои мышцы податливыми.

Теперь, привыкнув, я начинаю двигать бедрами сама, в погоне за собственным удовольствием. Стон Рафа лелеет мою шею. Его руки перемещаются к моей спине, и он проводит пальцами по позвоночнику, останавливаясь, чтобы провести большим пальцем по сердцу на пояснице.

— Эта чёртова татуировка, — шипит он, впиваясь зубами в ключицу и прокладывая дорожку поцелуев по груди. — Я бы заплатил Тейси любые деньги, чтобы она набила ее на тебе навсегда.

В глубине моего разума проносится язвительный ответ о том, что моему следующему врагу с привилегиями, вероятно, это не понравится, но он так и не выходит из меня. Вместо этого я пропускаю пальцы через его волосы и притягиваю его лицо к своей груди. Моя татуировка. Мы. Я не хочу сейчас думать о временных вещах.

Я набираю темп, пытаясь отбросить реальность. Раф подстраивается под мой ритм, захватывая инициативу, сжимая мою шею и жестко трахая меня. Его зубы кусают мои соски, грудь скользит о мою, он такой теплый, большой и пылкий. Каждый толчок ощущается как разжигание огня, я хочу продолжать толкать его, пока не воспламенюсь.

Его губы прижимаются к местечку за моими волосами.

— Хочешь узнать секрет? — я могу только кивнуть в ответ. — Я тоже никогда этого не делал.

Его признание скользит по позвоночнику и душит меня. Я оттягиваю его голову и прижимаюсь лбом к его. Наши рты так близко, что я чувствую вкус его последней затяжки сигары.

— Правда?

Встретив мой взгляд, он замедляет свои толчки. Малейшая тень беспокойства омрачает его черты.

— Да, — бормочет он в ответ. — Думаю, я просто не могу перестать нарушать правила ради тебя.

Моя кожа танцует в экстазе. Мысль о том, что для него это тоже в новинку, вызывает у меня чувство высокомерного удовлетворения. Ощущая странную потребность вознаградить его за честность, я прижимаюсь к нему и удерживаю себя в таком положении. Его глаза закрываются, а когда он снова открывает их, они наполнены новой яростью. С ворчанием он переносит меня на другую сторону джакузи и прижимает спиной к бортику.

Его толчки резкие и неумолимые. Его хватка на моей шее неотвратима. Он обхватывает рукой мою голову и стискивает зубы.

— Я не в силах вынести тебя, детка. Посмотри, что ты со мной делаешь, — его следующий толчок ощущается как наказание. — Ты превращаешь меня в гребаное животное.

Когда его глаза опускаются к моим губам, я ухмыляюсь.

— Ну вот, у тебя снова такой вид, будто ты хочешь меня поцеловать.

Он хрипло смеется.

— Нет. Просто интересно, как бы они выглядели вокруг моего члена.

Взволнованная, я пытаюсь вывернуть лицо из его хватки, но он только крепче сжимает мою челюсть. Я никогда не делала этого раньше, и мысль о том, что я могу быть слишком ужасной для него, заставляет меня содрогнуться. Это явно написано на моем лице, потому что его глаза сужаются, а бедра замедляются.

— Ты и этого не делала?

— Я берегу минет для брака, — выпаливаю я.

Его глаза вспыхивают чем-то сердитым, и он вжимается в меня чуть сильнее.

— Лгунья. Ты не веришь в брак.

— Верно, — выдыхаю я, приподнимая колени, чтобы он мог войти еще глубже. Белые искры летают у меня перед глазами. Я так близко. — Брак — это проигрышная игра, дорогой.

Его мрачный смех пробегает по моим губам.

— Да? И что бы ты потеряла?

— Мою свободу, достоинство, гордость.

Он снова качает головой, недоверчиво ухмыляясь. Глядя на мои ногти, впивающиеся в его бицепс, он опускает руку к моему клитору, потирая его маленькими, дразнящими кругами. Пальцы на ногах подгибаются, и если бы не его железная хватка на моем лице, я бы запрокинула голову и заплакала, обращаясь к проливным небесам.

Вместо этого я могу только смотреть ему в глаза, пока он разбирает меня на части. Теперь его взгляд стал другим, в нем появилось что-то задумчивое, гасящее похоть.

— А что бы я потерял?

Я сглатываю.

— Если… бы мы поженились?

Господи, даже в гипотетической ситуации, у этих слов странный привкус во рту.

Он входит в меня, но останавливается и замирает. Перестает дразнить мой клитор. Все так же молча, он кивает.

Я прерывисто выдыхаю.

— Ты бы потерял половину своего дерьма, когда я бы забрала его у тебя при разводе.

Мгновение он пристально смотрит на меня, а затем разражается смехом неверия.

— Я вдруг вспомнил, почему предпочитаю, чтобы ты зарывалась головой в подушку, когда мы трахаемся, — рычит он. — Ты слишком много болтаешь.

Его рука перемещается с моей челюсти на рот, заглушая ладонью мои стоны. Я сопротивляюсь его удержанию, только потому что он с интересом наблюдает за мной, когда я это делаю. Чистая похоть в его выражении лица и горячий, тяжелый вес, прижимающий ко мне, сводят меня с ума.

Мой оргазм агрессивен и ошеломляющ, проносясь сквозь меня подобно урагану, которому наплевать на разрушения, которые он оставляет после себя.

Когда я прихожу в себя, мои чувства обостряются настолько, что я понимаю, что он совершенно неподвижен. Мой следующий вдох смачивает его ладонь. Он убирает ее и проводит пальцем по моей нижней губе, его глаза следят за движением. Когда он снова поднимает на меня взгляд, выражение его лица мрачное. Что-то в этом сжимает мое сердце. Я не решаюсь даже дышать, не говоря уже о том, чтобы пошутить.

Как только напряжение начинает нарастать, он снова входит в меня, медленно и обжигающе. Он попадает в ритм, но не увеличивает темп. Ни когда я наклоняю бедра, ни когда обхватываю его за талию.

Раф медленно трахает меня, размеренно. И когда его пальцы нежно скользят вниз по моему боку, ужасное осознание обрушивается на мое сердце: мы вообще не трахаемся.

Этому есть другое название, и оно не принадлежит нам. Это постоянно по сравнению с нашим временным, серьезно по сравнению с нашим случайным.

К моменту, когда его живот напрягается на моем, и он наполняет меня своим теплом, я сдерживаю эмоции, подступающие к горлу. А когда его дыхание восстанавливается, осознание этого, кажется, поражает и его тоже.

Он бросает взгляд на грозу, проводит рукой по затылку, отталкивается от меня, и, несмотря на тошноту, я протягиваю руку и хватаю его за запястье, прежде чем он полностью исчезнет, потому что так, кажется, еще хуже.

Его взгляд неуверенно задерживается на часах на моем запястье, затем скользит по руке и останавливается на моем лице.

Я сглатываю.

— Спорим на сто долларов, что я обыграю тебя в Mario Kart.

Мы слушаем стук дождя, а затем он, наконец-то, кивает.

— Давай двести, и договорились.

Я наблюдаю, как изгибается его покрытая татуировками спина, когда он выпрыгивает из джакузи и хватает полотенце с бортика.

Мы оба знаем, что я не выиграю, но я бы предпочла проиграть ту игру, чем эту.