Один месяц спустя

Яхта, покачивающаяся на утренних волнах, приводит меня в сознание, но именно приятная боль между бедрами заставляет меня открыть глаза и улыбнуться.

Я переворачиваюсь на бок и приподнимаюсь на локте, наблюдая за спящим Рафом. Он, как всегда, лежит на спине, одна татуированная рука исчезает под моей подушкой. Губы приоткрыты, темные ресницы трепещут. Я изучаю ровный пульс на его гладко выбритой шее и задаюсь вопросом, о чем он мечтает. Было бы нарциссизмом надеяться, что обо мне?

Я протягиваю руку и провожу по своей непослушной косе. Знаю, что он думает обо мне, по крайней мере, когда бодрствует. Иначе зачем ему учиться заплетать волосы для меня? Конечно, это безнадежно, но мысль о том, что он тренируется, греет мне сердце.

— Пни меня в голень еще раз, и я отшлепаю тебя сильнее, чем прошлой ночью.

Я подпрыгиваю от его внезапного предупреждения, прорезающего тишину. Когда я ничего не отвечаю, он приоткрывает глаз и сонно ухмыляется.

— Ладно, ладно, ты просто снова любуешься видом.

— Нет, не любуюсь, — неправда, ещё как любуюсь. — Я думаю.

— Голова не болит?

— Заткнись.

Ямочки на его щеках становятся глубже, и он проводит большой рукой по щеке.

— Хорошо, о чем ты думаешь?

— Знаешь, как странно, что ты теперь мой парень.

Он хмурится, напрягая челюсть.

— Ты пытаешься вывести меня из себя до девяти утра?

Я смеюсь, опуская голову на его бицепс и прижимаясь к нему. Мы провели День Святого Валентина в пентхаусе отеля Visconti Grand, а уже на следующий день вернулись на яхту. Но несмотря на то, что Раф сказал о том, что хочет, чтобы вся моя украденная одежда висела рядом с его и чтобы в каждой комнате горели мои девчачьи свечи, ему этого недостаточно. Он также хочет надеть бриллиант мне на палец.

Несколько минут я изучаю, как поднимается и опускается его грудь, наблюдаю, как танцует змейка на шее, как оживают игральные карты на его прессе. Охваченная внезапным желанием нарушить его покой, я провожу линию вниз по его животу к темным волосам ниже пупка.

Он напрягается от моего прикосновения.

— Куда направляется эта рука, Куинни? — шепчет он мне в волосы.

В ответ я обхватываю его теплую тяжесть, медленно массируя его по всей длине, пока он не твердеет в моей ладони. Раф одобрительно хмыкает и откидывает голову на подушку.

Моя рука скользит вверх-вниз по его эрекции, у меня слюнки текут, когда я зачарованно смотрю на него. В холодном свете дня он выглядит огромным. Неудивительно, что моя киска хронически болит. Когда я опускаюсь к его основанию, его часы сдвигаются на моем запястье, обнажая бриллиантовый теннисный браслет.

Тихий стон срывается с его губ, и он наклоняется, чтобы дотронуться до него.

— Красивый браслет, он новый?

Я поднимаю глаза и встречаю его пристальный взгляд из-под полуприкрытых век.

— Да, и он был очень дорогим.

Он прижимается к моей ладони, его пальцы впиваются в мое бедро.

— Блять, кажется, я наконец-то нашел фетиш: ты, тратящая все мои деньги. Этому должно быть какое-то название, верно?

Я смеюсь, проводя большим пальцем по блестящей головке, наслаждаясь тем, как его тело содрогается подо мной.

— У тебя уже есть фетиш.

— Да?

— Угу. Фетиш на трусики.

Он замолкает.

— Ни хрена подобного.

— Да. Ты всегда воруешь мои трусики.

Он разражается сдавленным смехом.

— Ты такая милая, детка, — его рука зарывается в мои волосы и притягивает мой рот к своему. — У меня нет фетиша на трусики, у меня фетиш на «все, что было между ягодицами Пенни».

— Ох, — говорю я, вздрагивая.

Он целует меня, потом целует еще раз, в два раза сильнее. Я вырываюсь из его хватки и снова устраиваюсь на сгибе его руки, дразня его ленивыми поглаживаниями.

Его беспокойное шипение проносится над моим лбом.

— Быстрее.

— Не могу.

— У тебя сломано запястье или что-то в этом роде?

— Нет, я просто не хочу, чтобы ты кончил через шестьдесят секунд.

Я готовлюсь к неизбежному удару. Он быстро и сильно бьет мне по заднице, сопровождая рычанием о том, что я маленькая засранка. Раф переворачивает меня на спину и грубо раздвигает мои бедра, опускаясь между ними. У него растрепанные волосы и опасный взгляд, когда он смотрит на меня сверху.

— Я заставлю тебя кончить через тридцать, как насчет этого?

Дрожь прокатывается от моей головы к киске, где она отдается в моем клиторе в предвкушении.

— Ставлю сто баксов, что ты не сможешь.

— Договорились, — он ловит мое запястье и смотрит на циферблат часов. Когда длинная стрелка доходит до верхней отметки, он ныряет прямо к моему клитору.

Блять.

Он сосет сильно и быстро. Влажный жар, острые покусывания, мышцы спины, напрягающиеся у моих икр. Я виню себя в том, что согласилась на это пари, потому что еще слишком рано трезво мыслить. Мне следовало бы знать, что едва ли продержусь десять секунд под языком этого мужчины, не говоря уже о тридцати.

Я чувствую себя так, словно мои нервы облили бензином, а рот Рафа — зажженная спичка. Зажмуриваю глаза, пытаясь вспомнить самые скучные книги для чайников, которые когда-либо читала. Это, конечно, выбор между Ремонт автомобилей и Взаимный фонд.

О, нет. Раф проводит языком небрежную дорожку от моего входа до клитора, и внутри меня разливается знакомое жгучее давление. Мои конечности тяжелеют, и, будучи жалкой неудачницей, какой я и являюсь, пытаюсь вывернуться из-под него. Он шипит в ответ и удерживает меня на месте одной рукой, в то время как его другая исчезает между моих бедер.

Он поднимает на меня взгляд.

— Мошенница, — ворчит он, прежде чем ввести в меня два толстых пальца.

О, Боже.

Наслаждение нарастает, разливаясь по всему моему телу и заставляя вибрировать каждую мышцу. По мере того, как оргазм накатывает на меня, кайф омрачается раздражением.

Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на него сверху вниз.

— Пальцы — это мошенничество.

Он слизывает мои соки со своей верхней губы, в глазах пляшут веселые искорки.

— Нет, я просто знаю, как обращаться с этой киской, потому что она моя, — его взгляд снова скользит обратно к ней и искрится мрачным удовлетворением. — Вся моя.

— Не твоя, — бормочу я. Отчасти по привычке, я говорила это почти каждый раз, когда мы трахались, а отчасти потому, что зла на то, что проиграла сотню долларов, а еще даже не завтракала.

Его глаза вспыхивают. Он проводит кончиками пальцев по моим складочкам и обводит мой чувствительный клитор, взгляд снова возвращается ко мне.

— Чья это киска, Пенелопа?

— Не. Твоя… — ахаю я, когда он щипает мой клитор. — Признание под пытками — это не настоящее признание.

— Я приму любое признание, — он снова растягивает меня пальцами. — Чья киска, Пенелопа?

Я сжимаю челюсти и когда долго не отвечаю, он впивается зубами во внутреннюю поверхность моего бедра.

— Зависит от обстоятельств! — я вскрикиваю.

Мышцы его спины напрягаются.

— От каких?

Я с трудом сглатываю, зная, что Раф не оставит это, пока я не выскажу ему свои оговорки, поэтому прочищаю горло, внезапно почувствовав, что мне слишком жарко для морозного мартовского утра.

— Если ты будешь хорошо к ней относиться, — шепчу я.

Он лениво улыбается и нежно целует мой клитор.

— Я всегда хорошо к ней отношусь. Что еще?

— Если ты пообещаешь никогда не покидать ее.

Он хмурится, но удерживается от саркастического замечания. Осознание этого смягчает очертания его спины. Я чувствую себя уязвимо. Неудобно. Нуждающейся. Очевидно, что я больше не говорю о своей киске.

Я задерживаю дыхание, пока Раф медленно поднимается по моему телу и прижимает меня к себе. Он касается губами к моим.

— Обещаю, Куинни. Я здесь навсегда.

Я вздыхаю, обхватывая ногами его бедра и притягивая его ближе.

— Тогда она твоя.

Раф насвистывает, готовя завтрак. Насвистывает. Я с удивлением наблюдаю за ним со своего места за столешницей. На нем только черные боксеры и самодовольная ухмылка, и, может быть, я бы предупредила его о каплях масла, брызгающихся из горячей сковороды, если бы так эгоистично не наслаждалась видом.

Он проскальзывает мимо меня под предлогом того, что хочет достать две тарелки из шкафа, но я знаю его лучше. Неудивительно, что он резко останавливается и просовывает руки мне между бедер.

— Чья это киска?

Мой вздох перерастает в смех. Этот мудак спрашивал меня три раза за тридцать минут, и я надеюсь, что новизна ответа «твоя» скоро пройдет. Когда я наклоняюсь и хватаю его член через боксеры, его челюсть напрягается, а взгляд загорается.

— Зависит от обстоятельств. Чей это член?

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в шею, и улыбается.

— Твой, Куинни. На веки вечные. Хотя, если ты немедленно не уберешь руку с моих «королевских драгоценностей», то будешь есть на завтрак очень подгоревшие яйца.

Я отпускаю его, ухмыляясь, как маньяк, наблюдая, как он заканчивает с приготовлением завтрака. Я едва замечаю, как открывается дверь камбуза, пока Раф не поднимает голову и не рявкает что-то на быстром итальянском.

Gesù Cristo, — бормочет он, проводя рукой по волосам.

— Действительно, Gesù Cristo.

Как бы мне ни нравилось жить с Рафом, мне не нравится делить наш дом с кучей людей на его содержании. Он не стал снова открывать яхту как бар, но все равно, чтобы поддерживать ее на плаву, требуется дюжина членов экипажа.

— Раф, нам нужно переехать.

Он хмуро смотрит на меня.

— Но мне нравится, когда между тобой и всеми остальными океан.

Я смеюсь.

— Да, но это постоянный головняк. Кроме того, как я могу разгуливать голышом, если есть шанс столкнуться с старшим помощником командира судна в гостиной?

— Ты хочешь разгуливать голышом?

— Угу.

Он замолкает, пробегая глазами по подолу его толстовки.

— Тогда мы начнем искать.

Боже, может, я больше и не обманываю мужчин ради денег, но их, конечно, легко одурачить другими способами.

Думаю, это было скрытое благословение, что последняя попытка Данте что-то сделать на этой земле разнесло порт в пух и прах. Это дало мне дополнительные три месяца на переделку бара и казино на утесе в Дьявольской Яме, и, должен признать, получилось шедеврально.

Мы решили перестроить здание еще на тридцать метров выше уровня моря, что позволило обезопачить нас от будущих взрывов и предоставить посетителям совершенно беспрепятственный вид на горизонт через панорамное окно. Интерьер оформлен в фирменном стиле Рафаэля Висконти. Лучшие покерные столы, обтянутые бархатом, самые глянцевые рулетки и полностью укомплектованный бар, где подают все когда-либо выпущенные выпуски Клуба Контрабандистов, даже самые редкие.

Однако из-за одной рыжеволосой красотки я все еще пью водку и делаю глоток как раз в тот момент, когда плечо Анджело касается моего. Я смотрю на опускающееся за горизонт солнце и сдерживаю ухмылку. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что мой брат кипит от злости, у него такая манера дышать, как у носорога, когда он на грани того, чтобы что-нибудь разбить.

Его тон холоден как лед.

— Это худшая идея, которая когда-либо приходила тебе в голову.

Я лениво оглядываю гостей, проходящих через двери и любующихся видом.

— Правда? Все выглядят так, словно отлично проводят время.

— Ты же знаешь, я не это имел в виду.

— Я разделяю мнение Анджело, — раздается шелковистый шепот слева от меня. Я поворачиваюсь и встречаю самодовольную ухмылку Тора. — Это совершенно ужасная идея, cugino, и мне чертовски это нравится.

Да, ему нравится, потому что мы наконец-то пришли к соглашению. Я получаю треть Бухты, а он сорок девять процентов от моего нового блестящего бара на утесе.

— Тебе не понравится, когда ты будешь уворачиваться от пуль, придурок, — Анджело бормочет себе под нос и смотрит в сторону лифта. — Кстати, где моя жена?

— Ходила по магазинам с… Пенни, — я чуть не говорю «с моей», но останавливаю себя. К сожалению, она не моя жена.

Пока.

— Мне не нравится, когда они тусуются вместе.

Теперь я пронзаю его обжигающим взглядом, раздраженно подергивая пальцами.

— Почему?

— Потому что она учит ее разным вещам.

— Например?

— Например, как играть в Блэкджек. Теперь у Рори это хорошо получается, — он отпивает из своего стакана с виски, его глаза мрачнеют. — Скажи мне, почему я проигрываю каждую раздачу, которую мы разыгрываем? Что-то здесь не так.

Мы с Тором обмениваемся удивленными взглядами. Анджело редко играет в азартные игры и, вероятно, даже не знает, что такое подсчет карт. Но я не доношу на свою невестку. На следующей неделе мы начинаем новый сезон «Настоящие домохозяйки Атланты», и, блять, я не буду смотреть этот сериал в одиночестве.

Я украдкой смотрю на часы и провожаю взглядом Анджело до лифта. Пенни, Рори, Рэн и Тейси весь день ходили по магазинам, а потом провели вечер, принаряжаясь в доме моего брата. Моей девочки не было всего несколько часов, но мне уже не терпится увидеть ее, почувствовать, поцеловать. Боже, такими темпами я даже соглашусь пялиться на нее, как влюбленный придурок, с другого конца комнаты.

Двери лифта звякают, и из них доносится знакомый смех. Я поворачиваюсь и смотрю, как Пенни и девочки входят в комнату.

Следующий вдох застревает у меня в горле. Она еще даже не сняла шубу, но я уже могу сказать, что вид у неё потрясающий. Золотые кольца, большие рыжие волны и облегающее платье на несколько оттенков темнее. Ее взгляд обводит комнату, затем останавливается на мне.

Ее улыбка раскалывает мое сердце надвое.

Сжимая покерную фишку в кармане, я ставлю стакан и подхожу поприветствовать ее, затем наклоняюсь для поцелуя, и крепче сжимаю ее затылок, когда она отстраняется.

— Плюс чаевые, — бормочу я, украдкой крадя еще один. — И НДС.

Я краду третий поцелуй, чувствуя ее улыбку на своих губах.

— Здесь очень красиво, — говорит она, отходя полюбоваться видом. Я следую за ней, как щенок, наслаждаясь тем, как низко висящее солнце отбрасывает золотистый отблеск на ее лицо и заставляет блестеть тени для век. — Но я в замешательстве. Это ведь не ночь открытия?

Я подхожу к ней, собственнически обнимая ее за талию.

— Не совсем, Куинни, — я оглядываюсь вокруг, затем тяну ее в нишу. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Ее лицо вытягивается.

— О боже, что ты наделал…

Я беру ее за подбородок и целую в губы. Это мой новый, приятный способ заставить ее замолчать. Всегда срабатывает как заклинание.

— Ты видишь всех этих мужчин здесь? Они все для тебя.

Она хмурится.

— Ты меня сводничаешь?

— Дела идут не так уж плохо, — пока что. — Я имею в виду, что они выстроились в очередь для посещения Grotto. Подумал, что ты, возможно, захочешь сначала немного поразвлечься с ними.

Ее глаза расширяются, и она оглядывает комнату, как будто видит ее в новом свете.

— Серьезно? — она подходит ближе и понижает голос до театрального шепота. — Ты хочешь сказать, что я могу жульничать и обмануть здесь любого?

— Вытряси из них всё дерьмо, детка.

— Но я же стала правильной.

Я недоверчиво смеюсь.

— В тебе нет ничего правильного. Никогда не было и не будет.

Она пристально смотрит на меня, ее шок сменяется волнением.

— Но что, если…

— Этого не случится, — хотя я не видел Габа с тех пор, как он, прихрамывая, вышел из церкви, его люди здесь в полном составе. Со своими шрамами, татуировками и угрожающими хмурыми взглядами они ужасно стараются слиться с целями, но, тем не менее, они здесь. Конечно, я тоже буду следить за ней, как ястреб. Мне не о чем особо беспокоиться — я проверил всех игроков. Это авантюристы-ловкачи, а не профессиональные преступники. Они попытали счастья в одном из наших казино, потому что думали, что это сойдет им с рук, а не потому, что думали, что смогут постоять за себя, если их поймают.

— Я не могу поверить, что ты это сделал, — визжит она, обхватывая меня руками за плечи и толкая дальше в нишу. Она целует мою шею, прокладывая себе путь к подбородку и рту. Ощущения ее мягкого тела, прижатого к моему, достаточно, чтобы у меня появился стояк школьника.

— Я люблю тебя, — шепчет она, когда добирается до моего уха.

И что думаете? Этого достаточно, чтобы моя кожа, блять, запылала.

Напротив меня Анджело ерзает на своем месте. Он поднимает виски к губам, но опускает его обратно, не сделав ни глотка.

— Черт побери.

Белмарш, адвокат, болтающий без умолку по другую сторону от него, вздрагивает.

Веселый взгляд Нико буравит меня. Мы заключили пари — сколько времени пройдет, прежде чем Анджело потеряет самообладание и застрелит из пистолета парня, с которым Рори играет в Блэкджек.

— Вам еще что-нибудь нужно, мистер Висконти?

Я поднимаю взгляд и встречаю приторно-сладкую улыбку Лори. Ленивым движением запястья я подаю сигнал к следующему раунду.

— Тебе не нравится новое место работы, Лори?

Она забирает мой пустой стакан и ставит его на поднос.

— Мне все нравится. В конце концов, она на суше. А вот что мне не нравится, так это то, у нас на два официанта меньше, — она замолкает, склонив голову набок. — Даже если они были маленькими мерзкими сучками.

Она говорит об Анне и Клаудии, Пенни хотела, чтобы они ушли, и я не раздумывая уволил их.

— Я найму тебе новых официантов, — говорю я. — Даже лучше тех.

— Пятерых. Летом в этом заведении будет по-настоящему оживленно.

Визг отвлекает мое внимание на другой конец комнаты. Это Рори, вскакивающая на ноги и празднующая победу. Когда она подпрыгивает, размахивая выигрышем, Анджело тоже вскакивает.

— Хватит, — рычит он, запечатлевая собственнический поцелуй на ее губах. — Садись.

— А, это, должно быть, ваша прекрасная жена, — говорит Белмарш, вставая, чтобы поприветствовать ее.

Рори приостанавливается, поджимает верхнюю губу в отвращении, затем отталкивает Анджело и восклицает: — У тебя есть жена?

Вокруг нашего столика раздаются смешки. Анджело зажимает нос, качая головой.

— Черт возьми. Знал, что мне следовало остаться дома и посмотреть игру.

Сжав задницу Рори и что-то мрачно прошептав ей на ухо, он направляется в более цивилизованный угол комнаты, где Кас и несколько его деловых приятелей курят кубинские сигареты. Белмарш неловко извиняется и уходит, в то время как Рори садится на место своего мужа.

— Как долго ты ждала, чтобы воспользоваться этим?

— С тех пор, как пошла к алтарю.

Я стираю свое веселье тыльной стороной ладони.

— Я впечатлен. И также впечатлен твоими новообретенными навыками мошенничества.

Смеясь, она протягивает руки, показывая, что они слегка дрожат.

— Это не для меня. Я становлюсь слишком нервной, — она вздыхает. — Я не знаю, как Мисс Ловкая Плутовка32 это делает.

Мой взгляд падает на Пенни, которая стоит в баре с Тейси. Они склонили головы друг к другу, их глаза блуждают по комнате. Пенни говорит тихим шепотом, в то время как Тейси хмурится, внимательно слушая, несомненно, принимая во внимание все советы, которые она ей дает.

Ирония судьбы — я чертовски ненавижу мошенников. И все же я здесь, устраиваю мероприятие, организованное специально для моей вороватой девчонки с липкими пальцами, которая может обманывать всех, кого ей заблагорассудится. В любом случае, думаю, что нарушил все правила и моральные нормы, которые установил для себя.

Но есть еще кое-что, что мне до смерти хочется нарушить.

— Заставь ее выйти за меня замуж, — выпаливаю я.

Подходит официант с напитками, которые мы заказали, и шприцем с белым вином для Рори. Она делает глоток, с трудом скрывая свое веселье.

— Успокойся, прошел всего месяц.

— Ты вышла замуж за моего брата через месяц.

— Да, но только потому, что он умолял.

Я пристально смотрю на нее.

— Что?

— О, святой лебедь. Не говори ему, что я тебе это сказала. Он и так на меня зол.

Я ничего не говорю. Мы оба знаем, что это всплывет в ту же секунду, как только Анджело выведет меня из себя.

Рори помешивает кубики льда в своем напитке.

— Купи ей подходящее кольцо, и она, возможно, просто скажет да.

Мой смех горький.

— Я купил ей так много колец, что, когда она надевает их вместе, она становится похожа на Мистера Ти33.

Я устраиваюсь на своем месте, на самом деле не слушая свою невестку, которая проповедует о ценности терпения, так как лишком занят, любуясь видом Пенни в баре. По правде говоря, несмотря на мой инстинкт древнего человека надеть ей на палец кольцо, чтобы весь мир знал, что она моя, логическая часть меня может уважать ее нежелание пока связывать себя узами брака.

Она потратила так много времени, пытаясь понять, чего она хочет в жизни, теперь она нашла это и хочет какое-то время наслаждаться этим как Пенни Прайс.

И это нормально. Мне тоже нравится, когда она — Пенни Прайс.

Ночь темна и неприветлива. Над парковкой навис туман, превратив фигуры, выходящие из бара, в искаженные тени. Я завожу машину, включаю подогрев сиденья Пенни, затем прислоняюсь к багажнику, ожидая, когда она выйдет.

Как всегда, ее громкий смех предупреждает меня о ее присутствии. Она, пошатываясь, выходит в свет уличного фонаря, держась за руки с Рори и Рэн, а Тейси по другую сторону от Рэн.

Первой меня замечает Рори.

— Раф! — кричит она. — У нас все в силе на воскресенье?

Кивнув, я показываю ей большой палец вверх.

— Хорошо. Я купила еще этих арбузных штучек, и… ой!

Ее каблук подворачивается под ней, но мой брат выскакивает из тени и хватает ее за талию.

— Боже, Сорока. Тебе нужна вода и бургер. Пойдем, — он подхватывает ее на руки и несет к ожидающей машине.

Рори машет друзьям через плечо.

— Позвоните мне завтра!

Я изумленно наблюдаю, как Пенни прощается с Тейси и Рэн, а затем подходит ко мне. Она сосредоточена на земле, явно решив не разделять участь моей невестки.

— Привет, красавчик, — мило говорит она, усаживаясь на пассажирское сиденье. Я захлопываю за ней дверь и обхожу машину. Оказавшись за рулем, я сдвигаюсь в сторону, чтобы получше разглядеть ее.

— Хорошая ночь?

Она прикусывает нижнюю губу и смотрит на меня сквозь густые ресницы.

— Самая лучшая. Смотри!

Она кладет сумку себе на колени, и все ее украденные вещи вываливаются наружу. Деньги, которые она выиграла, кошельки, которые она украла, часы, которые она стащила. Затем поднимает Ролекс к лунному свету и щурится на них.

— Хотя я не уверена, что эти настоящие.

Качая головой, я обхватываю ее подбородок и украдкой быстро целую.

— Ты маленькая грязная воришка, ты знаешь это?

Ее ухмылка становится шире.

— Несомненно.

Она смотрит на меня слишком долго. Когда ее взгляд начинает нагревать воздух внутри машины, мои глаза сужаются.

— Что?

— Ничего.

— Не надо мне «ничего», Куинни. Я думал, ты усвоила этот урок на прошлой неделе, — в прошлый раз, когда она сказала мне «ничего», я перекинул ее через колено, чтобы отшлепать, пока не сказала мне, что это за «ничего».

Пенни сосредотачивается на своем улове, медленно складывая вещи обратно в сумочку.

— Хорошо. У меня есть для тебя подарок.

— Лучше бы это были не подержанные часы.

Я удивлен, что ее смех звучит так нервно.

— Это не так. Вот, — она опускает руку в карман на пассажирской двери и достает маленькую коробочку из-под украшений, затем кладет ее на консоль между нами, и я смотрю на нее, раздражаясь до боли в груди.

— Мне не нравится всё это современное дерьмо, Пенн. Если ты делаешь мне предложение, я выброшу это чертово кольцо в окно, и, может быть, тебя вместе с ним…

— Боже, заткнись и открой.

Я сжимаю челюсть, бросаю на нее последний предупреждающий взгляд, затем открываю коробочку.

Мгновенно, моя кровь стынет. Что-то образовывается у меня в горле, и я не могу выдавить ни слова, не говоря уже о правильно построенном предложение.

В конце концов, мне удается выдавить из себя сдавленное: — Ты его не надела.

Не могу поверить, что я не заметил, что на ней его нет.

Ее рука поднимается к груди.

— Я везучая с кулоном или без него, — тихо говорит она. — У меня есть ты, у меня есть друзья, у меня лучшая работа. Я самая везучая девушка на свете.

Ее пальцы скользят по моим, и она забирает у меня коробку.

— Мои носки тебе не помогли, и ты не последовал совету своей мамы верить, что ты везучий. Так что, может быть, это поможет.

Кулон в виде четырехлистного клевера мерцает, когда она поднимает его с подушечки и подвешивает в пространстве между нами.

— Я повесила его на новую цепочку, она немного длиннее. И более мужественная, — Пенни подавляет неловкий смешок. — Вот, позволь мне надеть это на тебя.

Я ничего не говорю, когда ее мягкие руки тянутся к моей шее. Не могу. Кажется, блять, не могу думать ни о чем, кроме того, что тупо одержим этой женщиной.

— Вот, — она просовывает цепочку под воротник моей рубашки и поглаживает мою грудь, затем смотрит мне в глаза.

Мгновение я смотрю на нее в ответ, в то время как мое сердце разрывается на части.

Моя рука находит ее волосы, а губы — ее рот.

Моё сердце горит, и я влюблен в королеву, которая зажгла спичку.


Загрузка...