Поглощенные Грешники

Глава девятнадцатая

Говорят, если ты что-то любишь, отпусти это.

И если ли что-то чуть не убило тебя дважды за неделю, тебе, вероятно, тоже следует отпустить это.

Пока я смотрел, как она мирно спит в моих объятиях, с моей кровью размазанной по ее животу, и спермой, которая блестит на внутренней стороне бедра, две истины укрепились в моей груди.

Во-первых, теперь, когда я узнал, каково это — целовать ее, я бы никогда не поцеловал другую.

Во-вторых, я бы никогда ее не отпустил.

Она была только моя, и ни одна душа на этой проклятой земле не смогла бы вырвать ее из моих холодных, мертвых рук. Нет, именно она должна была быть той, кто отпустит меня, и мне нужно было дать ей достаточно вескую причину, чтобы никогда больше не захотеть моего возвращения.

По телевизору идет футбольный матч, дождь барабанит по окну. Я полулежу на диване моего брата, поднося ко рту очередную чипсину, когда в дверях гостиной появляется Рори.

Я появился дома, в ту ночь, когда выписал чек и нацарапал записку, потому что не знал, куда еще пойти. Анджело открыл дверь с пистолетом в руке, но опустил его, увидев выражение моего лица. Он молча протянул руку, но я только покачал головой. Я не мог даже выровнять дыхание, не говоря уже о своей гребаной руке.

На следующее утро я проснулся и увидел, что его жена стоит над моей кроватью с собакой в одной руке и кухонным ножом в другой.

— Мне жаль слышать, что тебя ударили ножом, — спокойно сказала Рори. — Но что ты, во имя святого фламинго, сделал с Пенни и почему ее телефон выключен?

С тех пор она спорит с Анджело за закрытыми дверями и бросает на меня убийственные взгляды из всех четырех углов дома. Я до сих пор не ел и не пил ничего, что не было бы приготовлено из запечатанного контейнера.

Но сейчас, когда она пробегает взглядом по моим ногам, глаза становятся самыми мягкими за всю неделю.

— Это мои треники?

— Твоего мужа.

Она хмурится.

— Это то же самое, — она бросает взгляд на пакет с чипсами, зажатый у меня в руке. — Это мои закуски?

— Наверное.

Поглаживая пушистый комочек в руках, она очень долго смотрит на меня, а затем вздыхает.

— Ты просто маленький дурак с разбитым сердцем, не так ли?

— Что же меня выдало? — сухо спрашиваю я.

Ее взгляд в печальном замешательстве опускается к моим ногам.

— Новые счастливые носки. О, и тот факт, что ты почти не сдвинулся с места за всю неделю.

Канун Нового года наступил и прошел, а я едва взглянул на фейерверк по другую сторону окна гостиной, не говоря уже о том, чтобы устроить фирменную вечеринку Рафаэля Висконти.

А что мне надо было сделать, надеть гребаный костюм и улыбаться, притворявшись, что под этим всем не бушуют эмоции? Единственная передышка от боли, которая у меня была, когда капитан La Signora Fortuna²² написал мне, что Пенни взбесилась.

Хорошо. Надеюсь, она злится. Надеюсь, она разрушила все, что мне принадлежит. И я надеюсь, что она чувствует себя лучше от этого.

Рори исчезает наверху и возвращается в спортивном костюме, с заколотыми на макушке кудрями и бумажным пакетом под мышкой.

— Терапевтическая собака, — говорит она, сажая Мэгги мне на колени, а сама плюхается рядом со мной, бросает чипсы на журнальный столик и, украдкой оглянувшись через плечо, переворачивает содержимое пакета между нами.

— Никому не говори, но я храню все самое вкусное наверху, — шепчет она, позволяя конфетам сыпаться сквозь пальцы, как будто это горстка золотых монет.

Затем она напоминает мне, что я уже дважды на этой неделе смотрел этот футбольный матч, и переключает канал на какой-то дрянной сериал.

Я беру мармелад, завернутый в прозрачную обёртку, и рассматриваю его на свет.

— Это со вкусом клубники или малины?

Она вздыхает.

— Святой лебедь, этот разрыв действительно разрушил тебя.

Рори отрывает глаза от сериала о богатых домохозяйках из Беверли-Хиллз, которое мы смотрели. Мы с головой погрузились во второй сезон, и, черт возьми, я думаю, проще интересоваться, кто с чьим мужем спит, чем думать о дыре в форме Пенни, горящей у меня в груди.

— Это со вкусом чего-то красного.

— Да, но…

— Шшш. Ким собирается встретиться с Кайлом лицом к лицу в лимузине по поводу кражи ее чертова дома.

Снаружи с подъездной дорожки доносится урчание суперкара, затем хлопает дверца машины. Рори вздыхает, останавливая сериал.

— Не бери в голову, я знаю этот хлопок. У тебя неприятности.

Я поворачиваюсь к ней.

— Откуда ты знаешь, что это у меня неприятности?

Она сгребает спящую собаку с моих колен и бросает на меня недоверчивый взгляд.

— Ну, не у меня же и не у Мэгги, не так ли?

Входная дверь захлопывается с такой силой, что дребезжат все окна. Голос Анджело гулко разносится по фойе.

— Ну всё, довольно, — он появляется в дверях гостиной, принося с собой холодный воздух и враждебность. — Я неделю терпел это дерьмо, теперь вставай.

Я смотрю на него, кладя мармеладку в рот.

— Нет, спасибо, — я поворачиваюсь к Рори. — Неожиданный поворот сюжета: кажется, это арбуз.

— Оооо, — визжит она, роясь в куче конфет в поисках такой же.

Испепеляющий взгляд Анджело мечется между мной и женой. Он опирается ладонями о подлокотник дивана и стискивает зубы.

— Вставай, прими душ, побрейся, надень что-нибудь без эластичного пояса и жди меня в моей машине через двадцать минут.

— Не могу.

— Почему?

— Ким собирается обвинить Кайла в краже ее чертова дома.

Рядом со мной Рори одобрительно кивает.

— Мы ждали этого весь сезон.

Его яростный взгляд обжигает мою кожу, но мне итак слишком больно, чтобы обращать на это внимание.

— Я же сказал тебе составить план.

— И мой план: взять перерыв, — рычу я в ответ.

— Перерыв от чего?

Мои задние коренные зубы скрежещут друг о друга. Перерыв от всего. От того, что я Рафаэль Висконти, от должности младшего босса и генерального директора, от того, чтобы быть братом, другом, чертовым джентльменом, от всего, что требует от меня выйти из этого дома в мир, где ее нет. Сквозь скучающий взгляд я снова смотрю на него. И внезапно его раздражение смягчается.

— Не делай этого со мной, — тихо говорит он. — Габ снова исчез с лица чёртовой планеты.

— Хорошо. Этот мудак чуть не убил меня.

Его глаза вспыхивают.

— Ты же знаешь, он не хотел этого.

Габ в свое время натворил много безрассудного дерьма, но замена убийцы кошки на Данте превзошла все ожидания. Не знаю, дал ли он ему заточку из стекла или он разбил что-то, просто знаю, что она застряла у меня в животе на глубине восьми сантиметров, едва не задев главную артерию.

Я потерял много крови, но, в конце концов, это была довольно поверхностная рана. Мне удалось хорошенько ударить его по голове острой стороной молотка, прежде чем он ударился о пол. Последнее, что помню, был хриплый голос Габа, бормочущий что-то о том, что он больше не может этого выносить и что он сходит с ума.

Я опускаю взгляд на свои ноги. Счастливые носки не сработали, что подтверждает то, что уже знал: пока Королева Червей в моей постели и в моем сердце, я буду гореть, пока от меня ничего не останется.

Впрочем, это не мешает мне носить эти чертовы уродливые носки.

— Просто дай ему еще несколько дней, детка, — говорит Рори, одаривая мужа самой милой улыбкой. — Он хандрит.

— Раф не хандрит, — ворчит Анджело.

— Сейчас он хандрит, потому что он маленький дурачок с разбитым сердцем.

Глаза Анджело переходят на мои, сужаясь в отвращении. Мне все равно, если он сочтет меня жалким. Я просто знаю, что если он попытается стащить меня с этого дивана, я сделаю шейный захват, независимо от того, есть ли рана в животе или нет.

— Отлично, — огрызается он, поднимаясь во весь рост. — Я встречусь с Тором в Бухте один, а затем обязательно принесу коробку тампонов и мороженое.

Он вылетает в прихожую.

— С шоколадной крошкой, — кричит ему вслед Рори.

— И не ванильное, — бормочу я, засовывая в рот Jolly Rancher²³.

— Раф? — мое внимание переключается с меню закусочной на обеспокоенные глаза Рори. — Либби спросила, что ты хочешь заказать? — шепчет она, бросая взгляд на официантку, но обращается ко мне: — Ты в порядке?

Нет, я не в порядке. Свет слишком, блять, яркий, а в моей груди слишком, блять, пусто. Такое чувство, что внутри меня недостаточно энергии, чтобы поддерживать мои кости, и я могу взорваться в любую секунду. И чьей, блять, гениальной идеей было купить бургеры?

Ее громкий смех, мокрая шуба, капающая на клетчатую плитку. Выкладывай деньги, папик.

Меня охватывает ярость, и я сметаю все со стойки. Рори ахает и отступает назад. Взгляды устремляются на меня поверх спин диванов, и тишина потрескивает, как электрический ток.

Я провожу рукой по горлу и устремляю взгляд на полоски света.

— Я подожду на улице, — спокойно говорю я, перешагиваю через кассовый аппарат и выхожу на холодную улицу. Наша охрана смотрит на меня так, словно я сошел с ума. Не знаю, почему, ведь это не такое уж и откровение.

Туман, падающий с черного неба, не охлаждает мою кровь. Я прислоняю голову к стеклу окна и закуриваю сигарету. Когда дым рассеивается, мое внимание сосредотачивается на телефонной будке на другой стороне улицы, и я издаю горький смешок.

Это конец, не так ли? Теперь так будет всегда? Не пройдет и дня, чтобы мне не напоминали о рыжеволосой негоднице, которая разрушила мою жизнь. Когда я не задаюсь вопросом, что она делает. Когда мне не нужно прекращать то, что я делаю, потому что внезапно вспоминаю, что в этом мире существуют другие мужчины, и однажды один из них будет обращаться с ней намного лучше, чем я.

Раздается стук двери, и Рори идет в ногу со мной, прижимая к груди запачканный жиром пакет. Она молчит и настороженно садится на место Пенни. Ее телефон освещает лицо. Несомненно, она пишет брату о моей вспышке гнева.

— Я возмещу ущерб, — бормочу я, включая передачу.

Она смотрит прямо перед собой.

— Ага.

Я на сантиметр опускаю стекло.

— И не ешь этот бургер в моей машине. Он чертовски воняет.

И напоминает мне о дорогостоящих танцах на коленях и совместных молочных коктейлях с моей девочкой.

Она напряженно кивает.

Неловкое напряжение давит на стенки машины, усиливаясь, когда я сбавляю скорость на главной улице. Я ничего не могу с собой поделать, потому что убираю ногу с газа и бросаю взгляд на окно гостиной Пенни. Рори тоже смотрит, а затем тихонько вздыхает.

— Мы с девочками пытаемся связаться с ней каждый день, — грустно говорит она. — Мне просто нужно знать, все ли с ней в порядке.

Мои легкие сжимаются. Сфокусировав взгляд на лобовом стекле, я жму на газ, едва не пропуская Форд Фиесту, едущую навстречу.

— Мне тоже, — бормочу я себе под нос. — Так что старайся усерднее.

Когда мы подъезжаем к дому, Тор прислоняется к колонне, подпирающего крыльцо. Он стоит за пределами света охранных фонарей, и единственная причина, по которой я узнал его, потому что он вздергивает подбородок, когда слышит звук моего двигателя, и из-за ослепительного блеска его чертового пирсинга в носу.

— Что этот придурок здесь делает?

Рори замечает его через несколько секунд после меня и крепче прижимает к себе собаку.

— Понятия не имею. Мы его ненавидим, верно?

Я на секунду задумываюсь. Вражда в этой семье быстро проходит, за исключением тех случаев, когда некоторые ее члены совершают особо глупые поступки, например, взрывают порт.

— На данный момент.

Мои глаза встречаются с его, когда я захлопываю водительскую дверь. Я не разрываю зрительный контакт, даже когда обхожу машину и открываю дверь Рори. Она заходит в дом, шепча на ухо своей собаке «фас, Мэгги, фас», когда проходит мимо него.

Лицо Тора светится ленивым юмором, когда он впивается в меня взглядом, засовывает руки в карманы и заходит в дом вслед за мной.

— Спортивки, cugino? Мне что, мерещится?

— Тебе будут мерещиться звезды, если не уберешься к чертовой матери из этого дома, — спокойно отвечаю я.

Его непринужденный смех следует за нами с Рори на кухню. Она не торопится, выглядывая из-за барной стойки, пока берет для нас тарелки и столовые приборы. Тор прислонился к стойке, словно не слыша меня.

— Ты в последнее время вообще отвечаешь на звонки?

— Да, прям как ты, когда свалил в отпуск на три недели.

Он напряженно выдыхает.

— Да ладно тебе, cugino. Я все объяснил. Что, блять, я должен сделать, чтобы ты взял себя в руки? — он окидывает осуждающим взглядом зеленые носки, торчащие между моими трениками и кроссовками Nike. — Что бы ты завязал с этим?

Я игнорирую его, перекладывая бургер на тарелку и кормя Мэгги картофелем фри.

— Домохозяйки собираются в Амстердам в этом эпизоде, да? — спрашиваю я Рори.

— Ага. Очевидно, они устроили самую безумную ссору за ужином.

— Gesù Cristo²⁴, — восклицает Тор, бросается ко мне, хватает бургер и швыряет его в раковину. — Давай просто на минутку поставим паузу в твоем нервном срыве. Вся Бухта у моих ног. Каждый бар, клуб и казино. Я владею всем на сто процентов, никакого Данте и в помине нет. Чего ты хочешь?

Я кладу ладонь на стойку и смотрю на него.

— Я хотел этот гребаный бургер.

Он игнорирует меня.

— Ради тебя я подпишу любой трудный для понимания контракт, который ты захочешь, и даже не буду его читать.

Я и забыл, каким настойчивым может быть этот придурок. Затем бросаю взгляд на Рори, и она одаривает меня кривой ухмылкой.

— У тебя разбито сердце, но ты не дурак. Воспользуйся ситуацией, Раф.

Я сдерживаю ухмылку.

— И что, по-твоему, я должен сделать?

В ее глазах вспыхивает огонек, как будто тьма внутри нее рвется наружу. Она подхватывает Мэгги и гладит ее, как Доктор Зло гладит Мистера Бигглсуорта в фильме «Остин Пауэрс».

— Думаю, тебе следует ударить его.

— А я думаю, что это отличная идея.

Тор стонет.

— Да бляяять. Ладно, — он выпрямляется, потирая руки и разминая шею, обходит стойку и устраивается по другую ее сторону. — Только не выбей мне зубы, моя улыбка — моя лучшая черта.

Я мою костяшки в раковине. Кровь, как моя, так и Тора, просачивается между листьями салата и одиноким маринованным огурчиком, а затем стекает в канализацию. За спиной я слышу низкий гул нашего сериала, доносящийся из гостиной. Передо мной снова начался дождь, стуча по кухонному окну.

Вздохнув, я поднимаю руки к встроенным лампам. Рассечение кожи и близко не доставляет такого удовольствия, когда это не для нее.

Позади меня Рори прочищает горло, я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее отражением в залитом дождем стекле.

— Она ушла.

Я сглатываю.

— Ушла?

— Я дозвонилась до Мэтта. Она подсунула ему под дверь записку, — шепчет Рори.

Мое сердце поднимается к горлу и застревает там, заставляя меня задыхаться.

Я сглатываю, с трудом, и пытаюсь дышать как человек, из которого только что не вышибли жизнь.

Упираясь окровавленными костяшками пальцев по обе стороны раковины, я снова встречаюсь с ее отражением.

— Скажи Тору, что я хочу сорок девять процентов. И своему мужу, что я вернулся.