Глава вторая

После долгого периода теплой, сухой погоды конец декабря выдался холодным, ветреным и сырым. Осанна большую часть времени оставалась в постели. У нее воспалились и болели суставы, и она облегчала свои страдания, то и дело принимая опийную настойку и все чаще и чаще погружаясь в прошлое. Прю часами читала ей вслух конец потрепанного романа, одного из немногих имевшихся на острове, — его передавали друг другу люди, умевшие читать.

В такие сезоны, когда волны высоко вздымались, и движение кораблей на море замирало, Хэскеллу и Наю почти нечего было делать. Они никогда не брали на мушку честных людей.

Но 31 декабря знаменитый пиратский корабль бросил якорь, чтобы запастись провизией. Этой ночью они помогли двум членам команды пиратского судна освободиться от кошелька, в котором нашли два золотых соверена, три гинеи, кольцо, пригоршню медяков и смешной огрызок, оказавшийся большим пальцем чьей-то руки. При его виде Прюденс стошнило. Желудок по-своему бунтовал против пиратов.

Лия все время бормотала «ну и дела» и, мол, будет позор в приличном доме. И, несмотря на это, умудрялась устраивать так, чтобы у Прайда хотя бы раз в неделю было его любимое сладкое. И не пожалела времени, чтобы убедить Прю мазать лицо липкой мазью, постоянное употребление которой гарантирует такую белизну кожи, как у леди.

Клод Деларуш оставался постоянным поводом для раздражения. Осанна вбила себе в голову, что ей нравится молодой щеголь, и ничто не могло заставить ее переменить свое мнение. Он стал частым гостем в их доме, задавал уйму вопросов и интересовался всем до самой последней мелочи. Однажды вечером Прю заметила, как он стучит пальцем по панелям из кипариса, которыми была обита стена возле камина. Он сделал вид, будто его очаровало совершенно обычное строение дерева. Увидев, что Прю наблюдает за ним, он похвалил прекрасные, ручной работы панели, украшавшие стену, и сказал, что такие же делают и в его стране.

— Если он заскучал по своей стране, очень хорошо. Пора бы ему отправиться восвояси, — проворчал Прайд, проводив, наконец, гостя до двери.

Прю подбросила в огонь охапку выловленных в море дров и опустилась на стул с высокой спинкой, не спуская глаз с голубых языков пламени, лизавших дерево.

— Не верю я этому человеку. У него такие холодные глаза, как у дохлой макрели, и вдобавок он носит слишком много рюшей.

Осанна, дремавшая в кресле, тут же проснулась, услышав последние слова.

— Моя дорогая, джентльмен считает своим долгом хорошо одеваться. Отец Клода связан родством со старейшими домами Европы.

— Все равно мне отвратительна его манера смотреть на меня.

— Любой настоящий мужчина обратит внимание на хорошенькую девушку. А на тебе Божье благословение, потому что ты все больше начинаешь походить на мать. Не могу даже и представить, что бы я с тобой делала, если бы ты взяла внешность отца.

Прю наклонилась, поправляя на бабушке шерстяную шаль, и состроила гримасу.

— Да, бабушка. Ты еще не хочешь пойти спать?

Каждый вечер Осанна с полдюжины раз засыпала в кресле, прежде чем наконец разрешала Прю отвести ее в постель.

Так проходили вечера. С завыванием ветра и с приливом, который переползал через ближайшее болото и просачивался под дом. А в комнаты поднимался промозглый холод, от которого спасал только ревущий в камине огонь, горячие кирпичи и теплые одеяла.

Чтобы угодить бабушке, Прюденс постоянно расчесывала свои длинные каштановые волосы костяным гребнем и полировала кусочком старой шерсти до тех пор, пока они не начинали блестеть, как бронзовый шелк. Каждый вечер она надевала ветхие материнские платья и поношенные башмаки Прайда, «выбрось меня», с шерстяными чулками для тепла.

И каждый вечер ради удовольствия Осанны она делала вид, будто провела день в прогулках по лавкам, как и полагается леди. Тогда как на самом деле она ловила зимнюю форель, охотилась на дичь и собирала остатки желудей, чтобы поджарить их в очаге.

К великому негодованию Прю, Клод приходил не реже двух раз в неделю, устраивал спектакль вокруг Осанны, обманным путем выуживая из нее рассказы о славных днях, когда Урия был жив и их дом считался самым процветающим на острове, да что там на острове, можно сказать, на всем побережье.

Помимо злости и отчаяния, Прю начала испытывать и все возрастающее беспокойство. В эти дни Энни Дюваль постоянно болтала о замужестве и о детях, очень прозрачно намекая, что находит Прайда весьма приятным на вид. Хотя Прайду не исполнилось еще и восемнадцати, он очень осмотрительно избегал брачных ловушек. Он возымел привычку, едва завидев хорошенькую блондинку, тут же убегать по боковой дорожке.

Будучи на двадцать минут старше брата, Прю всегда верховодила. Она родилась с духом соперничества, что заставляло ее стремиться к совершенству во всем, за что бы она ни бралась. Она быстрее брата бегала, лучше ездила верхом, метко стреляла и даже отменно играла в карты. И все благодаря заботливой опеке отца.

Это раздражало Прайда и без конца сердило Осанну.

— Прюденс Эндрос, ты будешь причиной моей смерти! — обычно говорила бабушка. — В следующий раз, если я поймаю тебя проказничающей в драных штанах, будто падшая женщина…

Единственные падшие женщины, которых когда-либо видела Прюденс, работали в борделе ее отца. Хотя Урия никогда не признавался, что владеет борделем, все знали, что бизнес вдоль всего побережья принадлежал ему, пока он не продал его мистеру Симпсону, который, поразмыслив, перепродал все Клоду Деларушу.

— Больше не буду, бабушка. — Прю не утруждала себя объяснением, что на самом деле все падшие женщины в «Огненной Мэри» благодаря щедрости моряков, часто посещающих это заведение, одеты гораздо лучше, чем не падшие.


Весь январь сопровождался штормами; и первая неделя февраля была не лучше. Корабли все еще стояли на якоре, и большинство пиратов, которые регулярно нападали на торговцев, ушли в теплые, более богатые добычей воды. Но киты в этом году показались раньше, чем обычно, что сулило тавернам почти такую же удачную торговлю, как всегда.

Шлюп «Полли» с корпусом из круглых кипарисовых бревен неудержимо стремился вперед, прокладывая путь к гавани. А обычно бронзовое лицо Гедеона приобрело бледно-зеленоватый оттенок. Корабль, такой устойчивый, какой только можно пожелать в штормовом море, точно дьявольский танцовщик, раскачивался на легкой зыби.

— Готово, кэп? — крикнул его седой помощник.

— Да, спустить паруса, — пробормотал Гедеон и отвернулся от борта. В тот день, когда он на глазах у команды и в самом деле подарит обед морю, он передаст владение своим шлюпом Тоби, а сам побредет по мелководью, пока не достигнет твердой земли. Он пропалывал кукурузу и хлопок, когда был таким маленьким, что едва поднимал мотыгу. Если понадобится, всегда можно вернуться к прежней работе.

— Где в это время года, кэп, вы собираетесь найти команду? — спросил старик, когда они направились к докам Портсмута.

Гедеон серьезно сомневался, что ему удастся найти людей, чтобы пополнить свою заболевшую команду. На опытных китобоев всегда есть спрос, а сезон был уже в разгаре.

— Мы поставим один вельбот на якорь, а сами будем работать так, чтобы каждый, кто в силах, если понадобится, мог заменить двух других.

— Черт подери, просто позор, что столько человек свалилось от проклятого поноса, когда сезон идет вверх, — проворчал Тоби, наклоняясь к шкотам.

Гедеон стоял на корме и смотрел на воду, ветер ерошил ему волосы и бросал на лоб. Он что-то пробормотал в ответ, но мысли его были заняты более неотложными делами. И среди них ценой, которую он может потребовать за китовый жир. Смогут ли люди, которых он оставил на стоянке, справиться без него? Он опасался, что на берегу по-прежнему орудуют проклятые карманники.

— Это свинина, — проворчал Тоби, согнувшись над шкотами. — Чертову свинью мало посолили, она не годилась для хранения. Я сказал Бену, чтобы он выбросил ее.

— Гммм? Правильно сделали, — одобрил Гедеон и окинул заботливым взглядом крепкую фигуру, обтянутую тяжелым брезентовым плащом. Несмотря на свои годы, Тоби мог грести гораздо лучше и дольше, чем большинство мужчин вполовину его моложе.

Чем дальше, тем больше Гедеону нравился старый рулевой. Но он не разрешал себе выказывать свое отношение к нему. Это не принесло бы пользы им обоим и чертовски плохо подействовало бы на дисциплину.

— Я заметил, что вы не ели ее, — спокойно проговорил Гедеон, приготовившись набросить канат на одну из деревянных швартовых тумб, вбитых вдоль причала.

Старик усмехнулся и обнажил голые, без зубов, десны.

— Ничего не осталось, чтобы жевать. Поневоле удержался.

— Избегайте плохого мяса, плохого рома и плохих женщин, и вы сумеете дожить до глубокой старости, — заметил Гедеон и позволил себе чуть улыбнуться.

Вечером, когда наступили сумерки, Гедеона одолели другие заботы: сильно упавшая цена на китовый жир и нехватка людей в команде. И кроме того, до «Лики кэск» быстро дошел слух о недавних подвигах двух воришек, которые подстерегали беззаботных моряков на пути между таверной и борделем и отнимали у них заработанное. Или выигранное, если человеку случайно повезло в картах.

— Не больше недели назад три парня с «Доброго друга» остались без пенни. Я слышал, что им не дали шанса даже поднять пистолет, так чертовски быстро обчистила их пара грабителей.

— Я бы не стал беспокоиться о таких, как они. — Юный Бен допил свой ром и постарался не поморщиться. — Я случайно слышал, будто «Добрый друг» находит свой груз в море, не тратя времени на возню со счетами, фрахтом, да и свидетелями.

— Это может быть, — согласился другой моряк. — Но клянусь, однажды я чуть не встретился с Создателем, когда попал в руки к этим дьяволам. Их двое, на вид совсем молодые, но быстрые, черти, как молния. Если бы Лир не наткнулся на нас, когда грабители выворачивали мне карманы, они бы оставили меня с пробоиной в черепе.

Гедеон слушал их истории, как сказки, и, подогреваемый ромом и досугом, все больше и больше распалялся от гнева. Очевидно, это тянется уже довольно долго. Ловкие дьяволы, отдал должное грабителям капитан. Поджидают какого-нибудь вдрызг пьяного бедолагу и между таверной и грязным домом наскакивают на него, отбирая до монеты все, что у него осталось. А потом исчезают в ночи.

Проклятие, почти все из его второй команды слегли, наевшись плохого мяса, и это уже скверно. А нескольким здоровым мужчинам, какие у него остались, угрожает пара негодяев воров. Нет, что-то надо сделать!

Гедеон встал, со скрипом протащил стул по песчаному полу и бросил пригоршню медяков, позволив им раскатиться по столу. Потом поднял один золотой соверен так, чтобы он сверкнул в свете лампы. Этот кружок золота он носил годами для удачи. И похоже, это единственное золото, каким он владел за всю свою жизнь.

Сегодня ночью соверен послужит приманкой.

Окинув, взглядом наполненное дымом помещение, он нарочно покачнулся — для чересчур любопытных. Потом бросил золотую монету на стол, где моряки из его команды играли в кости, и громко сказал:

— Поиграй, Гудж, за меня, а то, боюсь, я сегодня слишком много выпил. Немного свежего воздуха прочистит мне голову.

И, не обращая внимания на изумленные взгляды своих людей — ведь Гедеон никогда не играл и много не пил, — он, пошатываясь, вышел. Вытаращив глаза, моряки смотрели ему вслед.

— Черт, что это нашло на нашего кэпа?

— Дьявол тебя забери, он мужчина или нет? Он же не святой.

— Святой или не святой, я никогда не видел его таким.

— Черт, может, нам пойти за ним?

— Зачем? Посмотреть, как он выблюет в кустах кишки? И чертовски не похоже, что утром он поблагодарит тебя за это.

Одни засмеялись, другие вроде бы призадумались. Кто-то сказал:

— И чертовски не похоже, что утром он поблагодарит солнце за восход. И не говорите мне, что в карманах у него не будет свистеть ветер.

Засмеявшись, они вернулись к игре, но Гудж для безопасности опустил соверен капитана в карман. Он потерял глаз, но не мозги. Наступит утро, и капитан Макнейр пожалеет об утрате своей счастливой монеты.

Никто не заметил, как стройный юноша в рваных штанах и темном плаще вскоре выскользнул вслед за Гедеоном.

Оставив в стороне дорогу, Прайд жался к кустам, а потом через болото заспешил к маленькой рощице пальм сабаль и чахлых кедров. По правде говоря, он не ожидал, что нынче ночью им удастся оседлать удачу, потому что в зимний сезон свой товар привозили только китобои.

Но блеск золота заставил его изменить свое мнение. Китобоям не платили золотом. И его отец, и старик Симпсон чаще всего расплачивались с ними кредитными письмами, которые принимались вместо денег в тавернах и в «Огненной Мэри».

Потом он увидел так ясно, как днем, лицо человека с пылающим красным шрамом. Боже, ведь не могло быть двух таких мужчин! Прайд не один раз слышал, как описывали это лицо, когда разговор заходил о пиратах, орудовавших в их краях. Молодой, с соломенными волосами и с отметиной дьявола на правой щеке. Некоторые говорили, что ему одному удалось спастись, когда «Утренняя звезда» Уилла Льюиса пошла ко дну.

Прайд едва мог поверить в такую удачу.

— Всемилостивый Боже! Прю! — запыхавшись, крикнул он несколько минут спустя. — Или я только что видел призрака, или один из людей старого Уилла Льюиса идет сейчас по дороге.

— Уилла Льюиса? Пирата? Ты уверен?

— Высокий, как мачта, широкий, как бык, по крайней мере, в плечах. Волосы почти такие светлые, как задница у младенца. Совсем такой, как папа обычно рассказывал.

— Ух! А ты видел когда-нибудь задницу мл…

— Ты будешь меня слушать или нет? Он так бросил на стол золото, будто это ракушка. И у него «след дьявола» на правой щеке. Я видел его, Прю, я хотел сказать, Хэскелл, ясно, как днем. Ярко-красный шрам размером с яйцо чайки. И именно там, где положено, я помню, как папа рассказывал про него.

Даже в темноте она могла видеть, как искрятся от волнения глаза брата. Ей иногда приходила мысль, что для него их ночные похождения скорее веселая забава, чем дело мести или необходимость.

— Пьяный?

— Надрался в стельку! Он вышел, чтобы только проветрить голову, но идет по дороге. Разве ты не рада? Ведь я говорил, что сегодня нечего и пытаться!

— Говорил глупости, — фыркнула Прю. Что еще им остается делать, если в доме нет ни кукурузной муки, ни масла? — Но я не граблю честных моряков, Прайд. Даже ради бабушки.

— Говорю тебе, он кровавый пират. Сразу видно.

— Он один?

— Кажется, один.

— Тогда мы можем взять его, — без колебаний объявила Прю и, вытащив кремневый пистолет, сунула за пояс штанов. — Встань здесь, — она показала на густые заросли по другую сторону узкой тропинки. — Подожди, пока я выйду, и заходи сзади. Упрись палкой ему в спину.

— Но, черт возьми, Прю, сегодня моя очередь нести пистолет.

— Делай, как я говорю. Я слышу, он уже идет.

У них был только один пистолет, второй они давно продали за молочную козу и бочку соленой говядины. И хотя Прю не любила хвастаться, они оба знали, что она гораздо лучший стрелок, чем Прайд.

И кроме того, как может пьяный пират темной ночью заметить разницу между палкой, упирающейся ему в спину, и холодным дулом второго пистолета?

Гедеон старался идти медленно, помня, что надо немного пошатываться. Если нынче ночью карманники вышли на свою гнусную охоту, пусть они подумают, что его легко ощипать.

Белый песок бледно поблескивал при серебряном свете луны, когда Гедеон приблизился к зарослям, темневшим по краям тропинки. Самое подходящее место для засады, и он приостановился, сделав вид, будто ощупывает брюки для того, чтобы облегчиться в ближайшее болото. Все инстинкты обострились, тело напряглось.

— Жизнь или кошелек!

Нападавший еще не успел выскочить и встать перед ним, как Гедеон взмахнул ремнем и хлестнул по направленному ему в грудь пистолету, отправив его вместе с владельцем на землю. Потом он скорее почувствовал, чем услышал, что второй уже у него за спиной, и, повернувшись, схватил одной рукой худое запястье, вывернул руку и послал второго воришку в плаванье вслед за первым.

— Проклятье! Ты же говорил… — крикнул первый, и голос его дрожал от страха. Или от злости.

— Пр…

— Заткнись! Черт возьми, Най, ничего толком сделать не можешь!

Великий Боже, да это же дети!

— Заткнитесь оба! — проревел Гедеон. Соединив руки парня за спиной, он крепко стянул их ремнем. Второй все еще плашмя лежал на земле, и Гедеон пнул его ногой. Он не хотел убивать маленьких негодяев, но считал нужным быть с ними пожестче. Пришло время преподнести им урок. — Так, все в порядке. Сейчас я отведу вас домой, и вы по дороге не станете выкидывать фортели, если не желаете себе зла. Тот, что стоял, дрожал, словно фал при полном ветре, и Гедеон почувствовал, что начинает смягчаться. Нет, так не годится. Черт возьми, если они достаточно взрослые, чтобы охотиться за человеком, махать у него под носом пистолетом и отнимать заработанное тяжелым трудом, значит, они достаточно взрослые, чтобы претерпеть наказание. И поскольку здесь ближе, чем в Принсесс-Анн, закона нет, то он проследит, чтобы они полностью вкусили плоды домашней дисциплины!

— Веди! — гаркнул Гедеон. — Если твой отец не стянет с тебя штаны и не отполирует тебе задницу, тогда я сам, черт возьми, сделаю это вместо него! Вам повезло, что я не потащу вас к судье через пролив!

— Если вы тронете меня хоть пальцем, я вырву вам печенку и затолкаю в… — выкрикнул парнишка пощуплее. Гедеон с силой дернул конец ремня, стягивавшего парню руки, тот невольно подался вперед, и моряк, услышав, как коротышка со всхлипом втянул воздух, пожалел, что дернул так сильно. Но, дьявол его забери, болтливый маленький подонок совал ему в лицо пистолет, и это воспоминание снова рассердило Гедеона.

— Скажи, где ты живешь!

— Нигде, — крикнул болтливый, а второй бормотал что-то звучавшее почти как извинение.

— Хочешь попробовать еще раз? — Наклонившись, Гедеон приблизил лицо к парню, которому ремнем связал сзади руки. Малорослый он или нет, но капитан почти не сомневался, что вожак именно этот. Потому что второй, бедняга, хотя был и повыше и шире в плечах, почти что плакал.

— Нигде, — зарычал на него малорослый. — Я уже сказал вам, у нас нет дома… мы… мы сироты!

— Черт возьми, почему я должен верить тебе? — проговорил Гедеон. Маленький бесенок так сильно дрожал, что у него чуть ли не стучали кости. Гедеон повернулся ко второму, бессознательно переместившись так, чтобы загородить коротышку от резкого холодного ветра, дувшего с пролива. — Ладно, парень, теперь скажи мне правду. — Он был почти уверен, что они ему врут. Неужели надеются, что он отпустит их, чтобы они продолжали свое мерзкое дело?

— Сес… брат говорит правду, сэр. Мать умерла, когда мы были маленькими, а отца убили пираты.

— Гммм! Больше похоже, что его повесили за воровство, — проворчал Гедеон.

— Нет, совсем не так! Его захватили пираты! Один из команды добрался до берега на бочке из-под соли, и он перед смертью рассказал, как все случилось. Честно, если это неправда, чтоб мне сдохнуть! Мы думали, что вы…

— …кто-то другой, — закончил за него малорослый. — Мы бы никогда не рискнули остановить вас, если бы знали, что вы были… ах, что вы не были…

Гедеон находил очень забавным их затруднение. Эти юные язычники заслуживают быть поджаренными на адском огне, но тогда, наверно, будет слишком поздно спасать их.

— Мы обещаем не надоедать вам… или кому-нибудь еще… никогда, — поклялся тот, что дрожал. Но Гедеона не тронуло обещание болтливого щенка. В особенности после сказок, которых он наслушался.

Но, черт возьми, что он будет делать, если они говорят правду и нет никого, кто бы занялся их исправлением? На мгновение задумавшись, Гедеон чуть отпустил конец ремня, стягивавшего руки коротышке, и оставил без внимания тощего бесенка, с сатанинскими ужимками корчившегося перед ним.

Только этого они и ждали — один дергался, чтобы освободиться, а второй бросился бежать.

— О нет, ничего у вас, бесенята, не выйдет! — С ловкостью, обретенной еще в юные годы, когда он плавал гарпунером на китобоях в северных морях, Гедеон прыгнул и, схватив одного за плечо, а второго за край рубашки, со всей силой, какая в нем была, стукнул их друг о друга.

Головы аж затрещали, от проклятий согрелся воздух. Гедеон запоздало подумал, не треснули ли у них от удара горшки с мозгами.

— Сатанинские отродья, если вы прямо мне не ответите, я, черт возьми, сделаю с вами то, что вы заслужили!

— Вы позволите нам уйти? — прошептал коротышка, зажав голову плечами и раскачиваясь из стороны в сторону. Гедеон хотел осмотреть мальчишку, чтобы проверить, нет ли у него какого-нибудь ушиба, который уже не вылечить, но не рискнул. Маленькое ничтожество, похоже, пнет его туда, где больнее всего, и опять попытается рвануть.

— Я сделаю лучше, — загадочно пообещал Гедеон. И, повернув двух парней спиной к себе, заставил их топать впереди по направлению к пристани.

Прюденс лихорадочно придумывала, что же делать. Голова разрывалась от боли, а сердце от страха. Они могли признаться, что у них есть дом и бабушка, которая определит меру наказания. Но поверит ли он им? А если поверит и потащит их в таком виде домой, что сделает бабушка?

Он расскажет ей, чем они занимались, а она посмотрит им в глаза, и они тут же умрут от стыда! Боже милостивый, как они докатились до этого? Ведь вначале все казалось таким разумным — заботиться о бабушке, а заодно мстить подлому племени, которое убило отца.

И неважно, сколько ошибок они наделали. Что еще ей оставалось? Идти работать в «Огненную Мэри»?

— Пошевеливайтесь, или я брошу вас в болото и оставлю змеям на съедение, пусть они жуют вашу тощую шкуру!

Прю охотно пошла бы на такой риск, но ей не представилось шанса. Рассвирепевший великан тащил ее за связанные запястья, как какого-то дикого зверя.

— Вовсе не обязательно ломать мне руку, — проворчала она, ускоряя шаг, словно пытаясь ослабить напряжение ремня.

— Я сломаю тебе не только руки, если ты вздумаешь рыпаться.

Приходится ему верить. Этот человек, наверно, убил больше людей, чем она видела за всю свою жизнь.

— Ммм… вы могли бы оставить нас здесь, в начале тропинки, — пробормотала она, хриплый голос дрожал от холода и от страха. — Мы обещаем никогда больше не делать этого.

— Не делать чего?

Мысли вихрем пронеслись в голове. Если она признается, что они очищали кошельки моряков более-менее регулярно в течение почти трех лет, вряд ли он позволит им уйти, отделавшись только взбучкой.

— Иг-г-г-рать в грабителей, — выдохнула она.

— Играть? Ха-ха! А мне и в голову не пришло, что это игра. Пара вонючих щенят тычут в нос человеку чертов кремневик! Он совсем не походил на гусиное перо!

— Он не был заряжен. — Папин пистолет! Дьявол, где он? — Это правда, я даже не умею стрелять из него. Видите ли, мы его нашли, и… тогда… мы… я…

— Скажите лучше, украли.

Впереди показался ряд складов, ведущих к причалу. Прю и Прайд быстро прошагали мимо них, то и дело сталкиваясь. Огромный бык связал за спиной их запястья и держал, ухватившись за свободный конец ремня. Прю ощущала сзади на шее его дыхание, там, где шапка из чулка во время драки опасно сдвинулась набок. Если эта штуковина соскользнет и волосы сползут вниз — она будет разоблачена. И скорей всего, бедная бабушка потеряет их. А в ее возрасте и в ее состоянии она нуждается в помощи внуков. Лия останется только до тех пор, пока ей будут платить жалованье. Гаитянка напоминает об этом с угнетающей регулярностью.

— Куда вы нас тащите? — спросила Прю.

Никакого ответа. Губы непокорно скривились, и Прю посмотрела на брата. Сделай же что-нибудь, без слов потребовала она. Ты же мужчина. Придумай какой-нибудь способ, чтобы заставить его освободить нас.

Им пришлось бегом миновать доки. Другого выбора не было. Или бежать, или их руки выдернулись бы из суставов. А потом не успели они опомниться, как оба плюхнулись лицом вниз в лодку.

— Мерзавец! — крикнула Прю, сплевывая грязную, полную песка воду.

Огромная нога в сапоге осторожно наступила ей на шею.

— Если не хочешь, чтобы я утопил тебя прямо сейчас, дрянь помойная, заткни глотку.

Слова прозвучали совсем не успокаивающе. Хуже того, не успела она выбраться из-под сапога, как поняла, что лодка отошла от пристани и направляется к внешнему проливу.

Прайд неподвижно лежал рядом с ней. Неужели он умер? Может, сломал шею, когда подонок с дьявольской отметиной швырнул его в лодку?

Она убьет его собственными голыми руками. Заставит его заплатить, даже если это будет последнее, что она в жизни сделает!

Прайд, черт возьми, ведь ты не уйдешь и не оставишь меня одну. Этого я не вынесу! Ты часть меня — ты нужен мне! Проклятие. Ведь ты не посмеешь бросить меня!

Сможет ли она одна справиться с этим быком? Сможет ли налететь так внезапно, чтобы сбросить за борт?

Он слишком большой. И слишком могучий. И главное, слишком жестокий. В следующую же минуту он, не задумываясь, убьет ее.

Усевшись, она вблизи изучала этого человека, потому что ее глаза хорошо видели в темноте. Лодка предназначалась для шести гребцов, но он без напряжения справлялся один, легко орудуя веслами.

— Что вы собираетесь с нами сделать? Боюсь, мой брат тяжело ранен, — дрожащим голосом проговорила она.

— Не очень-то похоже. Он слишком хитрый, чтобы умереть молодым.

Они быстро удалялись от берега, и звуки пирушки в таверне замирали вдали. Прю изогнула руку и потрогала локоть Прайда. По крайней мере еще теплый.

— Вы собираетесь сделать из нас пиратов? — решила выведать она.

— Ах, так ты хочешь знать свою судьбу? Она сжала губы при звуке его смеха. Неприятный, как и следовало ожидать.

— Прежде всего, дьявольское отродье, я собираюсь научить вас кое-каким манерам.

Манерам? Она бы скорее поверила, что голубая рыба пеламида научит их скакать на лошади.

— Вы планируете утопить нас, да?

— О нет, у меня на уме для вас обоих что-то совсем другое.

— Мы не делали ничего плохого! Мы только забирали часть нашей собственности!

— Часть вашей собственности! Прежде всего, дерзкий поганый щенок, я сделаю так, что вы оба узнаете, что это такое — честно работать целый день за честную дневную плату. Может, тогда вы научитесь правильно судить, что ваше, а что не ваше.

Вот как! Этот проклятый головорез наконец довел ее до бешенства!

— Честная дневная работа! Да сможете ли вы распознать честность, убийца и негодяй, даже если ее швырнут вам в ваше отмеченное дьяволом лицо?

— Негодяй? Ладно. Меня называли и похуже. А сейчас задрай свой люк, пока я не влепил тебе так, что вывернет кишки. Я никогда не славился терпением.

Прю горестно смотрела в сторону берега, теперь едва различимого вдали. Через несколько недель им стукнет по восемнадцать. Бабушка обещала устроить вечеринку, которой Прюденс совсем не хотела, потому что ей не нравились приглашенные. А сейчас она думала совсем иначе и поймала себя на том, что мечтает о компании добрых друзей со сладким пирогом и глинтвейном, с пением и танцами… и даже с этой свиньей Альбертом Терстоном.

Загрузка...