После развода. Ты мне нужна (СИ)

Глава 3. Лиза

Мне кажется, что между нами сейчас начнётся настоящая потасовка, потому что я закипаю за секунду после его слов.

Он говорит со мной так, словно имеет право приказывать. Словно я игрушка в руках умелого кукловода.

Тяну одеяло на себя резко, как раз в тот момент, когда он разжимает ладони. Из-за толчка лечу вниз, ударяясь головой об угол рядом стоящей тумбы.

Ударяюсь не просто до шишки, а до приличного ушиба в височной доле, откуда тут же капает струйка крови.

Паша вскакивает, откидывая планшет в сторону, подбегает ко мне, помогая встать.

— Господи, Лиза! — вертит мою голову в разные стороны. — Что ты устроила? У тебя кровь хлещет.

— Я устроила?

От обиды голос даёт слабину, выдавая меня с потрохами.

— Ты бы просто знал, как я тебя сейчас ненавижу, Паша… — меня трясёт, — я даже смотреть на тебя не могу. Он устал, видите ли… от семейной жизни. А я что, самая счастливая на свете? Хожу и каждый день улыбаюсь, да?

— Вот именно поэтому я и предложил разойтись!

Он рявкает, а после всё же берёт себя в руки, медленно выпуская воздух через рот.

— Прими же ты, мы как соседи с тобой. Между нами только дети. И всё. Разве это семейная жизнь?

— Многие так живут, Паш. Да и что нам мешало наладить интимную часть? Ты же не жаловался, откуда мне было знать, что тебе мало? Как я вообще могла залезть к тебе в голову и прочитать мысли?

— Я сам… — он осекается, даёт себе передышку, — я сам недавно только понял, что у меня… — снова делает паузу, и каждая такая заминка как взмах палача перед казнью, — что у меня чувства к другой.

И занавес.

Резко скидываю его руки, по телу бежит дрожь, холодно так, что я трясусь.

— Возьми одеяло и уходи спать в гостиную.

Говорю не своим голосом. И кажется, он по одному моему тону понимает, что это не обсуждается.

Что это приговор. Нам.

Паша молча забирает спальные принадлежности, останавливается лишь на секунду в дверях, бросив мне, что рану надо обработать. Будто я и без него не в курсе.

Перед зеркалом я вижу ту версию себя, с которой раньше не встречалась. Глаза бешеные от злости, щёки красные, а зрачок расширен. Губы же, наоборот, плотно сжаты.

На белой ткани ночнушки алое пятно крови. Я смачиваю ватный диск в прохладной воде, стираю следы и прикладываю его к ушибленному месту.

В голове повторяется его фраза про чувства к другой. Как заезженная пластинка ездит по мозгам.

Даже не помню, как останавливаю кровь, как ложусь спать. Да и сплю ли я вообще? Сон прерывистый и беспокойный.

Утром вскакиваю довольно рано, но уже слышу мальчиков, которые собираются в школу.

Словно по инерции иду будить Полину. Она, конечно же, хнычет, что не хочет в школу. И я честно не хотела быть бешеной собакой, но срываюсь.

Прикрикиваю на неё, в ту же минуту себя коря. Ведь дочь ни в чём не виновата. Это я не в силах справиться с эмоциями.

Полина обиженно дует губы.

Внизу никого нет. Даже следа на диване, указывающего на то, что Паша спал здесь. Внутри щемит.

Уехал ночью? Или не спал вовсе?

Детям пока ничего не говорю. Да если бы я знала, что вообще говорить.

Они интересуются о моём синяке, я придумываю небылицу о том, что поскользнулась в ванной на кафеле и упала. И они верят.

Мальчики забирают Полину с собой, все уходят, дом погружается в тишину. И меня придавливает бетонной плитой. Все чувства достигают эпицентра, а слёзы дают волю.

Рыдаю. Рыдаю так, словно оплакиваю ушедшего.

Я хороню нашу семью.

Только после трёх часов истерики вспоминаю, что вообще-то записана на маникюр. И радуюсь этому. Мне нужно отвлечься, нужна хоть какая-то передышка, иначе сожру себя сама.

Пусть Лена, мой мастер, лучше щебечет мне на ухо все сплетни, которые собрала. Пусть я лучше окунусь в чужую драму, чем буду участницей своей собственной.

Лена и правда меня отвлекает, я этому радуюсь. Съедаю аж три конфеты, шоколадные, с кремовой начинкой. По взгляду понимаю, что Лена видит изменения во мне, но, благо, ей хватает ума и такта, чтобы промолчать.

Если мне сейчас задать вопрос: «Что со мной?»

Либо я снова впаду в истерику, либо буду злой и агрессивной. И тот, и тот расклад меня не устраивает.

С новыми ногтями пудрового оттенка и с вырванной душой выхожу из салона.

Домой не хочу. К детям не хочу. К родственникам тоже.

Никуда не хочу. Но есть слово «надо».

Не успев сесть в машину, я словно в сюрреалистическом фильме ловлю взглядом знакомую фигуру. Паша улыбается, спина ровная, движения чёткие.

Он демонстрирует свою уверенность.

Той, которую сейчас держит за руку. И той, кого нежно целует в щёку.