Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

Глава 11 "Героиня фильма ужасов"

Валентина проснулась далеко за полдень, когда Серджиу достаточно настойчиво постучал в дверь, напомнив, что живым людям необходимо принимать пищу горячей хотя бы раз в сутки. Поднос с едой он оставил на пороге, не став дожидаться, пока хрупкая гостья справится с тяжелым засовом. С едой она справлялась тоже долго, потому что овсянка стояла ей уже поперек горла, как и с чувством страха, не отпускавшим ее ни на минуту даже во сне.

В итоге Валентина схватила альбом с красками и принялась перемещаться по замку в поисках вдохновения и спокойствия, но последнее не нашлось даже в библиотеке. Зато получился целый альбом интерьерных зарисовок. Особенно она гордилась прорисованным солнечным светом, струящимся в высокие окна. Валентина сама поразилась, какой же красивой может быть антикварная мебель, прошедшая реставрацию хотя бы при помощи художественной кисти.

Смеркаться начало слишком быстро, и лишь поэтому Валентина оставила альбом на столике, куда граф Александр обычно клал свою книгу, не думая при этом поразить его своим талантом акварелиста, который у нее несомненно имелся. Подтверждением сему факту служило то, что она зарабатывала акварелями на жизнь и время от времени даже повышала на открытки цену без каких-либо потерь в продажах.

Если граф заинтересуется альбомом, это даже хорошо — может даже станет поводом перекинуться за ужином парой фраз, а сейчас надо поспешить в склеп. На удивление, именно в там, где ее обычно больше всего трясло, Валентина почувствовала моментальное облегчение. И даже ломота в костях, преследовавшая ее весь день, в холоде и мраке склепа бесследно исчезла — возможно, надо было еще днем бросить рисование и, укутавшись потеплее, прогуляться по заснеженному саду.

— Отойди, а то зашибу ненароком, — послышался из гроба недовольный голос Дору.

Размышляя над своим нынешним состоянием, Валентина потеряла счет времени и непростительно долго простояла, облокотившись на гроб юного графа, так что после окрика отскочила пулей и случайно ударилась локтем о соседний.

— Простите, граф, — извинилась Валентина довольно громко и вообще отошла на лестницу, потирая руку.

Можно было и не забираться так высоко — не станет же Дору кидаться крышками, а если она боялась графа, то голодный вампир дотянется до жертвы за секунду и никакой шарф, хоть бы она накрутила его по самые глаза, не станет преградой для острых клыков.

Дору скинул крышку и сел, потягиваясь — ничего необычного. Она не стала возвращаться, потому что знала, что он поднимет ее в воздух и с лестницы, закружит и потребует, чтобы она криком сообщила ему про свое головокружение. Все обычно — ей это надоело не меньше графа Александра. Потом его сын заставит ее на той же громкости рассказать ему весь день, вплоть до степени съедобности приготовленной горбуном овсянки. И она покорно принялась рассказывать — вернее, кричать про рисунки. Но граф все не просыпался и не просыпался. Тогда Дору опустил девушку на пол и, заметно вздрогнув, без всякого предупреждения открыл отцовский гроб

— Как давно ты здесь? — повернул он к Валентине обеспокоенное лицо. — Ты пришла до заката?

Она кивнула — все, как всегда. И на этот раз она точно не засыпала.

— Он что, не приходил ночевать?

Валентина приподнялась на цыпочки и заглянула в гроб — впервые: пусто.

— Серджиу! — закричал Дору так громко, что Валентина заткнула уши, вдруг разом прочувствовав то, что должен чувствовать вампир с обостренным слухом, когда рядом с его гробом визжит смертная.

— Дору! — крикнула она с лестницы, но когда выскочила во двор, его уже и след простыл. — Ангел тебя дери!

Весь день светило солнце, было морозно, и сейчас луна прекрасно справлялась с ролью фонаря. Медленными шажками, то и дело останавливаясь, Валентина самостоятельно дошла по галерее до двери, ни разу не поскользнувшись и не обернувшись. Наверное, жертвы тоже легко ощущают спиной опасность, и вот сейчас Валентина чувствовала, что сзади ее нет — опасность впереди.

— Где Дору? — спросила она горбуна, который поджидал ее в гостиной.

Вместо ответа Серджиу строго сказал:

— Я попрошу вас подняться к себе и запереться.

— Это еще почему? — спросила Валентина, чувствуя озноб, хотя гостиную к ужину, как обычно, прилично протопили — специально для нее.

— Сейчас не время задавать вопросы. Это приказ вашего жениха. И вот вам еще,

— горбун вытащил из кармана большое церковное распятие и протянул девушке.

— На всякий случай.

Обычно горбун говорил по-русски медленно, явно вспоминая каждое слово, но сейчас слова вылетали из него, как из пулемета — видимо, речь им была отрепетирована. Валентина сжала распятие и поспешила к лестнице, но горбун, удивив заодно и неожиданной прытью, догнал ее и за локоть потащил в сторону.

— По другой лестнице, пожалуйста.

— Да что происходит? — только на первом пролете железной винтовой лестницы сумела спросить почти шепотом Валентина. — Объясните мне наконец!

До этого она боялась, что горбун выдернет ей руку, замешкайся она хоть на секунду.

— Ваш жених все вам объяснит, — ловко ушел от ответа горбун и так же ловко перелетел через несколько ступенек, а она уже запыхалась его догонять.

Наконец горбун отпер, как оказалось, всегда закрытую вторую дверь в ванную комнату и пропустил девушку перед собой.

— Помните, что вам следует немедленно запереться? — Валентина кивнула. — У нас у всех будет тяжелая ночь.

— Серджиу…

— Никаких вопросов!

И горбун захлопнул дверь прямо перед ее носом.

— А что делать с распятием? — выкрикнула Валентина из ванной комнаты.

— Надеюсь, вам ничего не придется с ним делать, — голос горбуна наложился на скрежет поворачиваемого в замочной скважине ключа, который на пару со словами заставил Валентину задрожать еще сильнее. — А так действуйте, как герои фильмов: держите распятие перед собой и ни в коем случае не оборачивайтесь.

— А оно на него подействует?

Вопрос ушел в тишину — Валентина от страха не смогла вовремя открыть рот, а сейчас оставалось только приложиться губами к холодному серебру и закрыть глаза, хотя и так из-за закрытых ради тепла ставней в ванной комнате царила полная темнота. Опустив распятие к замирающему сердцу, Валентина стала пробираться к двери, ведущей в спальню, которая отворилась со зловещим, ранее не замеченным ею, скрипом. Держа распятие прямо перед собой, она быстро отыскала фонарик: в комнате никого не оказалось. К счастью! Зажав распятие под мышкой, она справилась с засовом и села на прикроватную скамейку, держа распятие перед собой — как и подобает героине фильма ужасов. А начиналось все, как в сказке. Может, немного готической, но совершенно безобидной.

Проблемы у псевдо-отца начались на второй год ее учебы — и со здоровьем, и с финансами одновременно. Она не могла требовать с него денег — на каком основании? А у матери денег не было совсем: брак обернулся для нее полным фиаско. У престарелого американского мужа оказалась целая куча долгов, на которые уходила вся его зарплата. Мать ему нужна была не в качестве жены, а в качестве второго добытчика в семью. Документы находились в процессе, и она верила, что хоть в этом официальный муженек ее не обманет и покорно работала на черной работе. Мать, которая всю жизнь строила мужикам глазки и делала себе маникюр на случай, что именно сегодня ей подарят кольцо с бриллиантом. Кольцо подарили — только куплено оно было опять же в долг, который мать сама же и выплачивала. Валентина тоже взяла кредит и пошла присматривать за детьми, решив, что это куда лучше работы официанткой. К тому же, ее ценили за то, что она еще и учила шалопаев рисовать. На личном фронте все казалось таким же безоблачным, хотя Валентина не спешила загадывать наперед, как делала ее мать, лелея надежду подать когда-нибудь на воссоединение с дочерью. Пока же Валентина пыталась построить собственные отношения со Станиславом, который работал с финансами и был достаточно перспективным женихом. Так она говорила матери, чтобы та не нервничала, что девочка с болезнью Ежи осталась без присмотра. Она еще и смотрела за самим Ежи, навещая дома и в больнице, потому что считала его если и не отцом, то уж точно своей семьей. Расходы росли, Ежи уже не мог обходиться без сиделки, но они как-то справлялись. Стас по началу полностью платил за квартиру, которую снимала Валентина, заодно оплачивал и все коммунальные услуги, а потом она все чаще и чаще стала находить просроченные счета и пустой холодильник, а вскоре обнаружила и пустой шкаф.

Стас ушел молча, не прощаясь. Валентина вызванивала его долго, потом нашла его новый адрес через друзей. Сидела под дверью, ждала, когда вернется с работы — адреса офиса она никогда не знала. Понимала, конечно, что унижается, но уйти сил не было — душу грела надежда, а вдруг все еще будет хорошо… Той ночью Дору не уставал попрекать ее и был прав. Но что он, бездушный монстр, знает о растоптанной девичьей гордости?

Валентина все сильнее и сильнее сжимала распятия, держа его торцом, чтобы не видеть глаз Христа. Она от него отвернулась, когда Спаситель миллионов отвернулся от нее: по воскресеньям она больше не заглядывала в костел, в наушниках стала звучать музыка группы "William Control" — да, говорила она себе, мы действительно платим высокую цену за любовь, когда любим не того, кто готов любить нас вечно… В любимой песне под названием "Умрем вместе" ей особенно нравилась фраза: закрой глаза и ничего не бойся.

Сейчас Валентина попыталась применить это самое правило, но темнота перед глазами сделалась еще более зловещей, чем была та, что окружала ее вокруг, вне круга из электрического света. Она почувствовала слезы, но не отпустила распятия, чтобы смахнуть их. От мокрого лица вреда не будет, а вот за оброненное распятие Спаситель может и отказать в помощи. Хотя к чему ему помогать той, кто по собственной воли связалась с силами тьмы? По собственной ли? Она помнила знакомство с братьями, а момент, когда давала им согласие на участие в игре, полностью стерся из памяти и знала она о нем лишь со слов Дору. Да разве ж это сейчас важно? Она одна в темной запертой комнате, вся в соплях и с серебряным распятием в руках. Что может быть хуже? Оказаться в этой комнате с вампиром.