Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

Глава 5 "Будущий свекр"

Александр Заполье сидел в кресле, закутавшись в женскую шаль, точно человек, чувствующий холод. Он сжимал в руках книгу, но смотрел поверх нее на огонь, и пустое сердце его скакало вверх и вниз в такт языкам пламени в камине. Он ждал, когда сын с невестой спустятся к ужину, чтобы счастливое лицо Дору вернуло ему нервное равновесие. Александр прокручивал в памяти события вечера и искал в своем поведении огрехи, которые могли вызвать панический ужас, промелькнувший во взгляде русской девушки.

Решение сына жениться на смертной привело графа в шоковое состояние, из которого он все искал выхода и никак не находил. За эти две недели он несколько раз пытался поймать Валентину одну, чтобы откровенно поговорить об ее чувствах к Дору. Увы, жених, казалось, и на секунду не расставался с невестой. Невероятным было и то, что сама Валентина, презирая смертельный холод, каждый вечер ждала пробуждение Дору в фамильном склепе. Этот вечер не должен был стать исключением, но стал из-за несчастного сугроба.

_ ААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!

Граф, вскочив с постели, так шарахнулся головой о крышку гроба, что та отлетела аж к окну, от которого Дору еле успел отскочить.

— Замолчите вы! Оба! — закричал граф, позабыв об аристократической сдержанности.

— Papa, я тут один, — прошептал ошарашенный сын.

Граф отнял от лица руку, которой тер ушибленный лоб, и огляделся:

— Где Валентина? — спросил он с нескрываемым беспокойством в голосе.

— Ее нет, — печально ответствовал сын.

Граф глянул в окно — за окном царила кромешная тьма. Когда же он последний раз спал до полной темноты? Пару веков назад, когда был живым человеком и не встречал в тот день в порту Дубровника корабли с товарами. Впрочем, после бессонных пятнадцати суток немудрено спать, как только что убитый. Если, конечно, рядом никто не визжит.

— Ты чего орал? — спохватился граф.

— Тины нет, вот я и нервничаю…

— Мальчик мой, прошу тебя, нервничай потише. Женщинам свойственно опаздывать.

Александр Заполье вылез из гроба, поправил пояс халата и направился к выходу из склепа, но сын перехватил его за локоть и дрожащим голосом спросил:

— Papa, а вдруг она не приедет?

— Как это не приедет? — спросонья тяжело было понять ход сыновних мыслей.

— А что, если она вдруг поймет, что не настолько сильно любит меня, чтобы прожить вместе целую вечность? Ведь может такое быть, ведь может? Вы же куда лучше меня знаете женщин. Вы были женаты, а со мной это в первый раз. Вдруг она меня не любит?

— Конечно же, она приедет, мой мальчик, — сказал граф, пытаясь сдержать улыбку. Горькую. — Тебя невозможно не любить. Как и твои деньги. И если она иногда все же смотрится в зеркало, то должна понимать, что ей несказанно повезло…

"И мне тоже", — добавил Александр уже про себя, отвел в сторону руку сына и поставил ногу на лестницу, но Дору вновь уцепился за него, на сей раз схватившись за халат:

— Она будет держаться за тебя зубами, — процедил граф сквозь зубы, пытаясь освободиться.

— Papa… — тон обращения сразу не понравился графу, и он даже сощурился, будто вблизи не видел бледное вечно юное лицо старого уже сына. — Признайтесь, вы купили мою мать, как купили титул и замок ее предков, или она все же что-то к вам чувствовала?

Александр выпрямился. Рот его наполнился горькой слюной, напомнившей о нестерпимом вечернем голоде.

— Ты можешь только гадать, но никогда не можешь знать наверняка, что скрывается за улыбкой женщины, сколько бы искренней она тебе не казалась.

Повисла тишина. Неприятная. От нее веяло могильным холодом сильнее, чем от трех пустующих гробов.

— Я любил Брину, — отчеканил граф и отвернулся от сына, но Дору все не отпускал его.

— Papa, я люблю Тину, — голос тихий и серьезный, что для ветреного мальчишки нонсенс. — Это так, если вы еще не поняли…

Граф в задумчивости вышел на улицу, пытаясь понять, что могло произойти с Дору за два месяца отсутствия в замке. Оба сына уезжали злые, и Дору даже бросил на прощание, что зря граф не выдал им по луку со стрелой — так было бы легче отыскать царевну-лягушку. Но ведь нашел, нашел! И говорит о непонятной любви, будто его приворожили. А вдруг так оно и есть?

Александр сглотнул совсем уж горький ком. Иначе это "нечто" не могло влюбить в себя повесу, прожигателя и жизни, и смерти за… наверное, всего за месяц. Любовь с первого взгляда не для стариков. А Дору молод только внешне. Двадцать лет разницы сказались у отца с сыном лишь на лице. А сейчас Дору ведет себя уж слишком по-мальчишески. Александр сжал правую руку в кулак и разжал, имитируя удары сердца. И с каждым мысленным ударом пальцы его двигались все быстрее и быстрее. Вот что он чувствовал рядом с Бриной Нодь. Он не мог дышать… Он сложил к ее ногам все свои богатства, от которых, после уплаты долгов, мало чего осталось, а что получил взамен? Сына, которого мать не любила. Невозможно любить ребенка, рожденного от нелюбимого мужчины. Возможно, поэтому Дору и вырос в абсолютно бесчувственного монстра. И монстр не может вдруг ни с того, ни с сего полюбить. Что-то тут не так, что-то не так… Он обязан поговорить с Валентиной. И если нужно — сказать свое твердое родительское "нет".

Милого дитя нет уже целый час? Снегопад вполне мог задержать ее в дороге, так что волноваться рано. Как рано и радоваться тому, что она может не вернуться. Похожа ли она на влюбленную девушку? Да откуда ж ему знать, как они выглядят… А вот Дору выглядит таким, таким… Александр не смог подобрать подходящего слова, потому что шекспировский набор любовных эпитетов не совсем подходил к славянскому вампиру.

Граф чуть не оступился на крепостной стене, по которой прогуливался в задумчивости и полном одиночестве.

— Дору, ну хватит уже орать! — выкрикнул он с нескрываемым больше раздражением. — Ты ведешь себя, как умалишенный. Я свяжу тебя и брошу в гроб с кляпом, если не заткнешься!

— Я молчу, papá, — ответил выросший рядом с ним сын.

— Валентина?!

И граф, даже сам не поняв, что делает, растворился в ночной снежной завесе…

Александр поднял шаль к самому носу и чуть не прикусил нити клыками. И зачем только он полетел к ней, ведь она звала своего жениха! Дору хотя бы умеет водить машину. Но, но, но… Логика с самого вечера играла с графом злые шутки, что наводило на мысль, что в его возрасте вредно спать допоздна. Однако слух все же не подвел вампира, и тот успел, заслышав на лестнице девичьи шаги, скинуть шаль на колени и вальяжно развалиться в кресле.

Валентина как можно медленнее спускалась в гостиную и повторно пересчитала бы ступеньки, если б Дору не начинал щекотать ей ногтем спину, когда она задерживалась на ступеньке больше пяти секунд. Валентина знала, что до ее стула ровно двадцать один шаг, столько же, сколько ей стукнуло этой осенью лет. Она шла слишком медленно еще и потому что у шапки, которую нацепил на ее влажные волосы Дору, был слишком тяжелый хвост. Лисий! Мех почти не грел голову, скованную ледяным страхом после разговора с женишком.

— Поторопись, дитя, если хочешь застать свой чай хотя бы теплым. Хлеб и мясо, увы, давно холодные.

Валентина не смогла сдержать дрожь, которая расползлась по телу с первым же звуком бархатного голоса графа Заполье, и была благодарна ему за то, что тот не повернул в ее сторону головы и продолжил читать книгу. Он всегда читал в кресле. Он вообще всегда читал!

Она села на заботливо отодвинутый Дору стул и поблагодарила за шаль, которую тот набросил ей на плечи, прежде чем присел рядом и осторожно взял вилку, чтобы с трудом проткнуть ей мясо.

— Похоже, чтение поваренных книг не особо помогает нашему горбуну, — начал Дору громко. — Может, тебе самой показать нам шедевры поварского искусства, или ты боишься спалить замок?

Валентина смотрела в прищуренные глаза юного графа и не понимала, какой реакции ждет от нее Дору. Это что, его новый план — отправить ее на кухню, чтобы издеваться над обонянием несчастного графа? Но рот раскрылся сам собой и выдал просьбу:

— Сбегай, милый, в машину. Там у меня заварные булочки…

— Ты уже съела две!

Валентина вскинула глаза и чуть не вскрикнула, увидев через стол темные глаза графа. Как, как тот за какую-то долю секунды смог пересечь гостиную?! Она не выдержала огненного взгляда графа и уставилась на его бледную руку с двумя огромными, как и ее рубин, перстнями: длинные пальцы продолжали сжимать книгу.

— Papa, позвольте мне принести их, — начал тихо Дору. — А то ведь сливки могут испортиться.

— В нашем-то холоде?

Отец устремил на него испепеляющий взгляд.

— Но она хочет есть, а есть то, что готовит Серджиу, невозможно. Это же настоящая подошва!

Дору демонстративно попытался отпилить ножом кусочек мяса.

— Возьми нож поострее, — осадил его граф, не глядя больше на девушку, будто той и вовсе не было в столовой. — Никакого сладкого больше, ты меня понял?! Она в эти последние дни должна есть только нормальную еду, и чем та будет проще, тем лучше будет для всех нас. Есть разные способы утолять голод, Дору, и не мне тебе напоминать о них.

Повисло молчание, которое должно было разразиться бурей. Валентина пыталась удержать слова во рту, хотя и понимала, что сопротивляться желаниям Дору бесполезно. И вот ее неестественно тонкий голос пропищал:

— В следующий раз я съем все четыре за воротами замка.

Она зажмурилась, словно от вспышки молнии, а когда открыла глаза, то стул, на котором еще секунду назад восседал граф, был пуст. Дору же довольный откинулся на спинку своего стула и принялся стучать по столу столовыми приборами, словно барабанными палочками. Тогда Валентина с тяжелым вздохом положила на хлеб кусок мяса прямо так, целиком, и откусила чуть ли не половину бутерброда за раз. Дору улыбался, глядя на то, как ее зубы мужественно ведут сражение с приготовленной горбуном едой. После победного вздоха Валентина сказала:

— За эти две недели я умяла годовую норму сладкого и наконец-то поняла, как вкусны хлеб и вода. Может, пункт сладкого мы вычеркнем из сценария? Я действительно больше не в состоянии его есть.

— Да ты что! — Дору аккуратно сложил нож и вилку на салфетку треугольником, вместо креста. — Пока в списке раздражителей папочки десерты занимают первое место. Конечно, если ты все же решила…

— Нет! — завизжала Валентина и тут же прикрыла ладонью рот, чтобы уже прошептать: — У меня останавливается сердце, когда он вот так кидается ко мне.

— Да не кидается он, а просто подходит. Ну пойми, что нам необходимо контролировать себя, чтобы двигаться медленно, как живые люди. Ну, а ты, ты же делаешь все, чтобы отец перестал себя контролировать… Ведь в этом суть нашего спектакля. Пойми же, аскетизм — это его главная шиза, которой он всех решил заразить — даже его закадычный дружок Мойзес Буэно сбежал из замка в бессрочное кругосветное путешествие. А он самый жуткий скряга, которого когда- либо носила земля. Так вот, если отец поймет, что тебя будет невозможно посадить на нашу диету, то он запретит мне жениться. И Эмилю тоже. Я, кстати, намекнул ему, что выбрал смертную, потому что ни одна вампирша не пожелает отказаться от живой человеческой крови. Ну и смертная, выходит, тоже… — хохотнул Дору. — А когда к шоколаду мы приплюсуем твои джинсы…

— Я привезла платья, они в машине, — осторожно перебила его Валентина. — Я уже сказала про них графу.

— Зачем?! — Дору зло сжал губы и дернул за салфетку так сильно, что нож с вилкой перекатились через стол и со звоном ударились о деревянные половицы. — Как ты посмела своевольничать?

Он видел, как от его слов задрожали плечи девушки, и понимал, что она не отодвинула свой стул от стола только из страха усилить его гнев. Напускной. Но она-то об этом не знала…

— Я его боюсь, — тихо сказала Валентина то, что он знал и без всяких ее признаний. — Позволь хоть немного его задобрить…

— Ты что, забыла зачем ты здесь? — Дору прошелся по горячей щеке острым ноготком. — Александр желает, чтобы все его слушались, и он не допустит, чтобы в замке был кто-то, кто перечит ему. Особенно, если этот кто-то — женщина. Пойми же, он должен понять, что его стереотипы о женщинах устарели, и что для его же спокойствия лучше, если рядом с нами не будет жен. Какими еще словами я должен тебе это объяснять? А теперь выпивай-ка свой чай и пойдем танцевать рок- н-ролл до самого утра, или пока лестница не рухнет, или папочка нас с нее не спустит.

Валентина молча допила чай и с обреченным видом поскакала за женихом.

А в предрассветный час выдохшийся нетопырь влетел в склеп и рухнул на крышку гроба, из которого послышалось недовольное мычание разбуженного Дору. Граф Заполье с облегчением вздохнул: впереди его ждало несколько часов тишины. Никогда ночи не казались ему такими длинными, как в последние две недели, а ночные прогулки на безопасном отдалении от замка, чтобы не мешать влюбленной парочке веселиться, никогда так не выматывали. Интересно, к этому тоже привыкают… будущие свекры? Остается надеяться, что у Эмиля все же хватит ума найти себе достойную пару. Не зря же он в конце концов в качестве приемного сына выбирал взрослого серьезного юношу. Жаль, конечно, что тот, вместо того, чтобы урезонить Дору, сам в какой-то мере попал под дурное влияние вечного юнца.