Роман
Когда тебе стреляют в грудь, это оказывается, просто капец как больно. Когда понимаешь, что не можешь дышать — капец как страшно. Но не страшнее, чем в момент, когда, заехав во двор Жениного дома, Роман увидел, как Полина наставляет на нее пистолет.
Если бы он задержался по работе еще больше и приехал на секунду позже…
Лежа на больничной койке с дурацкой трубкой в горле то в забытьи, то подыхая от боли, Яшин цеплялся за воспоминания. За воспоминания о Жене. Школьные — потускневшие и поблекшие, и новые. Как смотрит, как улыбается, какие ее губы на вкус… И, особенно, за последнее. Казавшееся бредом воспоминание прикосновений ее рук и голоса, шепчущего, что она его любит и будет рядом. Может глюки от наркоза? Если окажется, что да, то будет еще больнее. Разбивающиеся иллюзии — это капец как больно.
Вокруг него роем вились доктора и медсестры. Что-то проверяли, кололи, обрабатывали рану. Ворковали как над младенцем, убеждая, что он счастливчик, и что все будет хорошо. Если ему померещились слова Жени, то ничего хорошо не будет. И никакой он не счастливчик.
После того, как долбанную трубку сняли и он смог сначала сам дышать, а потом и говорить, первое, что спросил у седого врача — где Женя.
— То одну, то другую стенку в коридоре сутками подпирает твоя Женя, — улыбнулся в кустистые усы врач, — Пущу только завтра утром, извини. Во-он, сердечко твое как уже шалит. Увидишь ее, так вообще кондрашка хватит, не дай бог. А я тебя три с половиной часа латал, между прочим.
— Сколько я уже здесь?
— Три дня. На поправку идешь, парень, наберись терпения, окей? Все от тебя зависит.
Три дня. А она говорила, что улетает… Когда именно? Мутный мозг отказывался соображать. Ну и плевать. Сейчас она здесь. О, черт, а Полина? Нашли ее, нет? И мать явно в шоке.
Поискал глазами телефон. Того не видно. Супер. Просто супер…
Попытался приподняться. Только голову от подушки слегка оторвал и грудную клетку прострелило такой болью, что он ослеп на секунду и завизжали приборы.
— Роман Николаевич…, подскочила к нему медсестра. — Вам плохо?
А он и забыл, что постоянно под присмотром.
— Телефон… Дайте телефон, — прохрипел из последних сил под визг аппаратуры.
— Не положено. Не волнуйтесь, все хорошо, — тараторила девушка, набирая что-то в шприц и засовывая его в катетер на запястье.
— Пожалуйста…
— Вы со всеми поговорите позже. А сейчас вам надо отдыхать и набираться сил, — окончание фразу медсестры он уже слышал эхом, стремительно уплывая в забытье.
И снилась ему Женя. Ее лицо, голос, запах… Даже тепло рук и их прикосновения. Именно потому, когда он открыл глаза и увидел, что она сидит у его изголовья, то сначала подумал, что еще спит. И в первые секунды только боль в грудной клетке доказывала, что это не так.
— Привет, — теплые ладони легли на его скулы.
Яшин позабыл про боль. Позабыл про все не свете, кроме желания, чтоб этот момент длился вечно.
— Ром, как ты? — в ее голосе звучали слезы.
— В душ бы попасть, — прохрипел он, — Тогда вообще бы супер было. А так просто нормально.
Она засмеялась, заплакала. Парень хотел коснуться к ней, а еще лучше обнять, но едва смог на пару сантиметров оторвать здоровую руку от матраса.
— А ты?
— Я? Это не я словила пулю, — он вытерла слезы. — Я в порядке, Рома. Все хорошо.
Ага. О том, что все хорошо либо будет хорошо он слышал по сто раз на день. Достало. Больше этого достало только ощущение собственной беспомощности. Валяется тут как инвалид какой-то, двинуться не может.
Пискнул долбанный кардиомонитор.
— Евгения, Роману нужен отдых, — рядом материализовалась медсестра.
— Ладно, — бледные губы девушки дрогнули в слабом подобие улыбки.
Яшин понял, что в лепешку расшибется, но сделает так, чтоб он снова улыбалась искренне. Радостно. Чтоб в глазах ее, темных, как ночь, снова плясали огоньки.
А потом Женя склонилась и поцеловала его в висок. На краткий, до боли краткий миг он ощутил тепло ее губ на коже.
— Я буду рядом, Рома. Отдыхай и ни о чем не волнуйся, — сказала Женя и вышла за дверь.
Евгения
— Женечка, так нельзя. Ты совсем себя извела, дочка. Заболеешь и что тогда? Роме ты тогда уж точно ничем не поможешь.
— Мам, я… Ничего я себя не извела. Я ем, сплю. Все хорошо, честное слово, — рассеянно отозвалась я.
Застегнула босоножки, бросила взгляд в зеркало. Благодаря легкому светлому платью и румянам на скулах выглядела я свежо. Практически. Ведь почти бессонные ночи и непроходящую сводящую с ума тревогу макияжем и шмотками не спрятать. Ну и пусть. В принципе мне было бы все равно, как я выгляжу. Но Ромин врач сказал, что скорее всего его сегодня уже переведут в палату, причем, конечно же, в отдельную, а это значит никакого лимита на посещения. И выглядеть нужно не как тощий призрак с огромными перепуганными глазами.
Сев за руль, я покатила по дороге. Утро, пробки. Можно бы, конечно, выехать чуть позже и потратить меньше времени на дорогу, но я не могла сидеть и ждать. Хотелось поскорее оказаться как можно ближе к Роме. В какой-то момент я почувствовала, что машина словно бы начала хромать. Нет! Ну, нет, только не это. Я ведь из тех водителей, которые ездят в сервис чтоб наполнить бачок стеклоомывателя. Что уж говорить о замене колеса.
Свернув с трассы, я остановилась. Вышла из машины. Ну, да, колесо… И вот что теперь? Папа и Вадик на работе, а это в на другом конце города. Да и у них пациенты…
Зайдя в Интернет стала искать какие-то сервисы, которые могут экстренно приехать и заменить колесо. Уже стала набирать номер телефона, как увидела, что рядом тормозит тачка Славы. Выйдя из нее, он подошел ко мне.
— Привет. Что, поломалась?
— Колесо спустило.
— Запаска в багажнике? — с деловым видом, он двинулся к багажнику, — О, отлично.
А потом я стояла и смотрела, как мужчина легко, ловко и быстро меняет мне колесо.
— Вот и все, — сказал он, загружая пострадавшее в багажник.
— Спасибо большое, что помог.
— Да не за что…
— Ну, я поеду, — обойдя его, я села на водительское.
— Жень, ну подожди, — он взялся за пассажирскую дверь. — Мне Лора рассказала, что случилось. Ты в порядке?
— Как видишь, да, — ответила я.
— Хорошо…
— Ага. Ну, пока, Слава.
Я потянула дверь к себе и он не препятствовал. Выехала на дорогу, двинулась дальше. В боковое зеркало видела, что мужчина все еще стоит у своей машины и смотрит мне вслед.
Вот и больница. Привычно поднявшись на этаж реанимации, я почти сразу столкнулась с Павлом Сергеевичем.
— О, Евгения, добрый день! — бодро улыбнулся он в усы, — А вам уже не сюда, а на четвертый. Как я и предполагал состояние Романа позволило перевести его в палату.
— Спасибо, — не сдержавшись, я обняла его.
— Это моя работа, — сказал он, когда я неловко отстранилась. — Ну, идите. Десятая палата.
Пулей взлетев по ступенькам, я принялась искать нужную палату. Та обнаружилась в конце коридора, прямо в паре шагов от балкона. Удобно, недалеко выходить воздухом подышать.
Надавив на ручку двери, осторожно приоткрыла ее, чтоб не разбудить, если спит. Рома полу лежал на койке, а перед ним в кресле сидел Виктор.
— О, привет, Женя, — сказал он, широко улыбнувшись. — А мы как раз о тебе говорили.
— Привет, ребята. Надеюсь, только хорошее?
— А то, — отозвался Рома, усаживаясь в кровати.
Он побледнел, на скулах заиграли желваки, а у меня внутри все сжалось. Ну вот зачем он?
— Ладно, мы все обсудили, — сказал Рома Вите.
— Да, — тот поднялся. — Давай, дядь, выздоравливай.
Они обменялись рукопожатием и, улыбнувшись мне, парень вышел. Я села на край койки. Стало как-то неловко. Последний наш разговор закончился мягко говоря…
— Я скучал, — медленно подняв руку, Рома взялся за мою.
Глаза защипало.
— Я тоже…
И внезапно меня пробило. Из глаз потоком брызнули слезы, дыхание перехватило.
— Жень…
— Я так испугалась за тебя, Рома! — прорыдала я, а он обнял меня здоровой рукой, прижался лбом к изгибу шеи.
Боясь сделать больно, я едва касаясь обхватила его с правой стороны, забралась пальцами в волосы на затылке.
— Все нормально. Я жив, видишь? — прошептал он.
Я смогла лишь дернуть головой. Ощущение, что вот он, живой, обнимает меня, наполняло счастьем, огромным, как Вселенная. И оно не помещалось внутри, требовало выхода.
— Я люблю тебя.
— Что? — он слегка отстранился и заглянул мне в глаза, — Повтори…
— Я люблю тебя, — прошептала я, теряясь в бездонной глубине его синего взгляда. — Люблю. И мне не важно, подходящий сейчас момент чтоб сказать это или нет. Потому, что его вообще могло не настать. А я так поздно это поняла…
Рома оборвал мой сбивчивый поток поцелуем. Прижался к моим губам, раскрыл их языком и проник им в рот. Я почувствовала, что кружится голова. Не дышала. Точнее нет, не так. Я дышала им. Дышала ощущением, что вот он живой и целует меня.
— Чтоб это узнать стоило схватить пулю, — прошептал он.
— Какой же ты дурак.
Рома лег обратно и притянул меня к своему боку.
— А раньше считала, что слишком умный.
— Когда это было?
— Ну, в школе…
— Тысячу лет назад.
— Такое чувство, что да. Тысячу, — сказал он и снова поцеловал меня.
Какое это счастье. Просто быть рядом. Чувствовать тепло, слышать голос, смотреть как меняются эмоции на его лице…
Как-то так вышло, что мы оба уснули. Вот так, на койке в объятиях друг-друга. А открыла глаза я от ощущения, что на меня смотрят. Ромина мама с улыбкой стояла в изножье кровати. Увидев, что я не сплю, приглашающим жестом махнула рукой и вышла в коридор. Осторожно выбравшись из Роминых объятий, я последовала за ней.
— Здравствуйте…
— Привет! Как он?
— Лучше.
— Да, могла бы и не спрашивать, — лукаво улыбнулась женщина. — Я вам поесть принесла. Ромка пусть спит пока, а ты приступай. Отказов я не принимаю. Скоро ветром уносить начнет.
Вздохнув, я послушно принялась за куриный супчик с ароматной свежеиспеченной булочкой. Пожалуй, впервые за эти дни я почувствовала, что и правда не против поесть. Пришло сообщение от Ромы с вопросом где я и мы с Майей Сергеевной зашли в палату. Она принялась охать и хлопотать, как любая мама, а Рома — терпеливо сносить заботу. Понимал же, насколько сильно она испугалась за него. Оставив их наедине, я привычно отзвонилась Але и Вадику и рассказала, что все в порядке.
Остаток дня мы с Ромой провели вместе. Смотрели комедию на ноутбуке, болтали о глупостях… Целовались. Не хотелось от него уезжать, но правила есть правила.
Вернувшись домой, я вырубилась едва прикоснувшись головой к подушке и проспала целых десять часов.
А утром, прихватив приготовленную диетическую еду, помчалась в больницу. Когда зашла в палату к Роме, увидела, что он бледный как смерть подпирает стену у койки.
— Привет!
— Ну, Ром, ну кто так делает, а? Тебе же еще нельзя вставать. А тем более делать это в одиночестве. Голова закружится, сознание потеряешь… Пол кафельный! Хочешь добавить к дыре в груди разбитую голову?
— Все нормально, — сказал он.
— Ага, — отставив пакет на тумбочку, я осторожно обняла парня за здоровое плечо.
— Да нормально я на ногах держусь, Жень! Я не инвалид.
— Угу, ты идиот. Я пюре сварила со сливками. И куриными тефтелями. Вкусно, закачаешься. Давай завтракать?
Фыркнув, он позволил помочь себе добраться до койки. Я пододвинула столик, красиво выставила на него еду.
— Ну как? — спросила, когда он отправил первую вилку в рот.
— Это ты сама или твоя мама? — поддел он.
— Эй, я умею готовить.
— Ладно, поверю на слово, — прищурился он.
А я сидела, смотрела как он ест, и чувствовала как радость окутывает меня. Согревает словно мягкое пуховое одеяло.
— Что смотришь?
Я качнула головой.
— Я люблю тебя.
— А как я-то тебя. Всю жизнь, Женя.