Глубокой и темной ночью я сидела на полу в зале и смотрела в панорамное окно. За ним горели фонари, ездили редкие автомобили по дороге. А еще в нем тускло и блекло отражалась я. Маленькая сгорбившаяся фигурка на полу. Именно так я провела несколько часов.
Сидела. Думала.
Не плакала. Впервые за эти дни слез не было. И больно мне тоже не было. А вообще словно бы отделилась от своего исхудавшего от нервов тела и наблюдала со стороны. Наблюдала за собой не только сейчас, но и на протяжении минувших лет.
Говорят, у каждого случается переломный момент в жизни. Момент, когда все меняется. Открываются глаза, разбиваются розовые очки и что-то там еще происходит…
Думаю, что мои разбились именно этой ночью. Или, быть может, вечером, на встрече со Славой. Не знаю…
И вот, я словно бы со стороны видела себя. Красивую девушку, талантливую студентку, интерна, молодого специалиста. Любимую дочку своих родителей, сестру Вадима, подругу Али. Человека, который никому не делал ничего глобально плохого. Все это я. Все это про меня.
Я сама выстроила свою жизнь, добилась довольно таки многого. Где-то помогала семья, да. Но по большей части я всего добивалась сама.
Как вышло, что такая девушка могла не замечать очевидного? Стать слепой и глухой, придумать себе то, чего никогда не было. Слава никогда меня не любил. Он переспал со мной с горя. А после… После просто плыл по течению, использовал мою глупость, мою любовь к нему. Использовал ради мести этой Инессе, которую, похоже, так же глупо любил, как я его.
Забавно. Хоть в чем-то мы с ним похожи.
Вот только я бы никогда и ни с кем не поступила так, как он со мной. Тем более зная, каково это — пережить предательство.
Я была ему удобной. Влюбленная по уши идиотка, готова на все ради радости обладания им. Он использовал меня, зализывал раны, льстил самолюбию, жил в комфорте.
Не ценил того, что я ему давала. Денег на покупку квартиры, без которых ютиться нам в студии либо выплачивать кабальный кредит. Уюта в доме, вкусной еды, наглаженных рубашек, теплой постели, поддержки во всем и всегда. Принимал как должное. Позволял мне это делать. Для галочки время от времени отвечая крохами чего-то подобного, вроде цветов, подарков и бросаемых слов о том, что я — его спасение, лекарь, тихая гавань. Да, он не клялся в любви. Вообще ни разу не говорил ничего подобного. Зато говорил многое другое и делал тоже.
Замуж позвал. Дал свить семейное гнездышко. А потом дал два года делать ему в нем красиво. А как только ему перестало быть все это нужно, просто взял и выбросил меня, как использованную вещь.
Как тряпку.
А ведь мог бы поступить со мной, с женщиной, с которой два года делил дом и постель, от которой видел только хорошее, по-человечески. Сказать правду. Так мол и так, хочу сойтись с бывшей, прости что так вышло. Да, для меня это тоже было бы адски больно, но не так мерзко и унизительно, как все то, что Слава сделал сейчас. Изменял долгое время. Окончательно растоптал словами, оскорблениями.
Тогда все было бы иначе. Но не теперь.
Черта с два я тихонечко уберусь с его дороги! Черта с два снова сделаю так, как он сказал. Хочет раздел совместно нажитого? Точнее нет, не так. Хочет снова использовать меня, небрежно бросив жалкую подачку в виде оставшейся суммы долга?
Обломится.
Все будет происходить по закону.
Вот только в этих самых законах я ни черта не смыслю. И к папе с его связями не пойду. И нет, дело не в прикрепленном ко мне этой стервой статусе “папиной дочки, которая сама по себе никто и звать никак”. Вообще плевать, что слава и Инесса думают обо мне. Но в том, что разобраться со Славой я действительно хочу сама. На самом деле хочу.
Наказать его хочу.
А еще поставить жирную точку…
Взгляд упал на обручальные кольца на моем безымянном пальце. Я их так и не сняла… Как-то…
Стянув их с пальца, распахнула окно и замахнулась. Конечно же, не видела, как они летели, но это не изменило нереального облегчения от этого и от принятого решения, которое утопило с головой. А еще я почувствовала, что смертельно устала. Еле до кровати доползла и сразу, как легла, вырубилась мертвым сном, а утром чудом услышала включившийся будильник.
Проснулась зверски голодной. А в холодильнике мышь повесилась. А мне нужно на работу… Что ж, ладно. Поем в закусочной возле клиники. Быстренько приняв душ, стала краситься. У меня синяки под глазами и об скулы можно порезаться, потому без макияжа нельзя. Зато впервые за эти долгие, как вечность, дни, глаза эти больше не как у побитой собаки. Да, на их дне тьма грусти, но они снова горят.
Потому, что у меня теперь есть цель. И имя ей даже не месть и не наказание по факту. А просто справедливость.
Собравшись, я добралась до клиники. Поставила машину и бегом в закусочную. Она милосердно работает с семи утра. В ней готовят вкуснейший кофе и блинчики с различными начинками.
Я заказала себе латте и блинчик с шоколадом и бананом. Слишком много углеводов, ну и ладно. За фигуру, мягко говоря, переживать не приходится, а один резкий скачок инсулина мой организм переживет.
Впервые за эти недели у меня был аппетит. Сладость таяла на языке, мягкая горчинка кофе сплеталась с ней в такой восхитительный вкус, что я чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Не наевшись одним блином заказала еще.
М-м-м…. Нереально вкусно. Просто замечательно. И день сегодня тоже просто замечательный. По-летнему теплый, солнечный.
Рабочий день пролетел вихрем, а весь вечер я просматривала сайты адвокатских контор. Читала отзывы, сравнивала, выбирала. У Славы адвокат будет матерый. Мне тоже нужен такой. Да, денег у меня не столько, сколько у него, но кое-что имеется. Кроме того, в случае успеха у меня будет кругленькая сумма за половину квартиры. Там хватит и на новую поскромнее, и на долг родителям, и на адвоката.
В понедельник у меня было мало пациентов, а потому к обеду я уже освободилась. И сразу же поехала по адресу выбранной конторы.
Она находилась в новом бизнес-центре на одной из центральных улиц столицы. Офис был стильным и современным, что укрепляло уверенность в том, что здесь профи. Такие ремонты с гонораров за проигранные дела не отгрохать.
— Добрый день! Я к Виталию Александровичу, — сказала я, подойдя к секретарю на ресепшене.
— Добрый день! На который час вы записаны?
— Я не записывалась, — стушевалась я, — Не знала, что это нужно.
— К сожалению, без записи к нему не попасть, — сказала девушка.
Мысленно я обозвала себя дурой. Нет, ну надо а? Меня что заранее звонить не учили или я сама не знаю, какое это “счастье” — люди, думающие, что все прямо-таки сидят и ждут, чтоб их принять в любое время.
— А на какой день можно записаться?
— Сейчас посмотрю, — ответила девушка. — А по какому вы вопросу?
— Я развожусь с мужем, — сказать это вышло очень спокойным, будничным тоном. — Нужна юридическая помощь в разделе имущества.
— Дело в том, что Виталий Александрович не занимается…
— Женя? — мужской голос окликнул меня сбоку.
Повернув голову, я встретилась взглядом со светло-голубыми глазами высокого молодого мужчины в дорогом деловом костюме. Он стоял в двух шагах от меня и белозубо улыбался.
Открытое лицо с высокими скулами и веснушками на носу показалось мне смутно знакомым.
— Я Рома Яшин, — он продолжал улыбаться.
Рома. Яшин. Влюбленный в меня по уши одноклассник. Черт возьми, его не узнать. Вместо худого и долговязого парня теперь высокий мужчина с широченными плечами и бицепсами, рвущими рукава дорогого костюма. Нелепая удлиненная стрижка на темных волосах превратилась в короткую и стильную, которая, как и аккуратная густая щетина, подчеркивала высокие скулы и квадратный подбородок, о существовании которого я в школе и не догадывалась. Ни следа от прыщей, идеальная, благодаря брекетам, которые были в школе, белозубая улыбка. Стильный и дорогой костюм с иголочки…
Да и сама манера держаться, взгляд голубых глаз. Открытый, уверенный, твердый. Ни намека на застенчивость, которая была в школе.
Я была одной из первых красавиц в классе, а он — изгоем. Ботаном, с которого все смеялись. Влюбленным в меня по уши и готовым на все просто за то, чтоб посидеть за одной партой или проводить домой.
Теперь он взрослый и успешный мужчина, а я… Без пяти минут разведенка, на которой женились из мести другой женщине, которую использовали и которой изменяли… которую никогда не любили.
А еще он слышал, что я развожусь.