Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 11. Я тебя очень прошу, Люба

— Как ты ловко уходишь сейчас от разговора, — семеню за Богданом. — И что?

Едешь к дочурке и любимке на стороне?

Богдан разворачивается ко мне, и я пугаюсь его лица. Бледное, резкое, будто его голову грубо вытесали из мрамора, глаза горят, а на лбу венка пульсирует.

Отчитываюсь в страхе, что он может меня сейчас ударить, настолько от него на меня рвануло агрессией.

— У нас сейчас с тобой разговора не выйдет, — отрезает каждый слог, — ты это, что, не понимаешь? — повышает голос, — не видишь?

Вижу.

Вижу то, чего раньше не видела в Богдане. Злобный оскал белых ровных зубов, испарину на лбу.

— Я тебя очень прошу, Люба, сейчас пойти наверх, надеть какое-нибудь новое красивое платье, привести в порядок и поехать к нашей дочери, — выдыхает через нос, и его крылья носа с угрозой вздрагивают. Голос становится тише. — У тебя сейчас своя задача, а у меня своя.

Страх перед Богданом расползается в груди черной паутиной, будто я вижу перед собой не любимого мужа, а врага.

Мой нос, видимо, улавливает в воздухе не только терпкий дорогой парфюм, но и запах ярости, которую Богдан плохо контролирует сейчас.

Похожее состояние у меня было, когда я в деревне у бабушки столкнулась с соседским быком. Он сбежал из загона, а я на полянке недалеко от коровника плету венок из одуванчиков.

Когда взбешенный бык появился у коровника, я тоже вся оцепенела и почуяла, что ‘рогатый великан не расположен к дружбе и улыбкам. И что я сделала?

Я поняла, что бык не должен заметить меня, а иначе быть беде. Я медленно легла в высокую траву и замерла.

— Архипа оставлю, — Богдан разворачивается и шагает прочь размашисто и немного нервно, — и на твои вопросы он не будет отвечать, Люба.

— А ты? — шепотом спрашиваю я. — Ты-то сам ответишь?

Но Богдан то ли не слышит моего жалкого поскуливания, то ли игнориует его. Он выходит из дома, а затем за окнами я вижу его тень, что быстро исчезает из поля моего зрения.

Тут не надо быть семи пядей во лбу, что понять: он поехал к Кристине и дочурке, откровенность которой не входила в планы Богдана.

А уж про мои планы совсем нечего говорить.

Я очухиваюсь от резкого болезненного толчка в животе перед кроватью, на которую я кидаю платья в тихой, но не контролируемой истерики.

Смотрю на ворох одежды и отступаю от кровати.

Опять пинок от сыночка, который будто требует, чтобы мамка взяла себя в руки и не истерила.

— Тише, — прижимаю ладонь к животу.

Я лишена возможности собрать вещи и свалить в закат.

Богдан прав.

Надо трезво оценивать ситуацию, как бы ни было сейчас больно, обидно и противно.

Если бежать от быка, то он кинется за тобой.

Растопчет, поднимет на рога.

— Мам! — раздается голос Аркаши из коридора. — Ма!

Торопливо вытираю слезы с щек, придаю объем волосам пальцами и поправляю халат на груди.

Аркаша заглядывает в комнату без стука:

— Мам?

— А постучаться? — вкладываю в голос материнскую строгость и оглядываюсь. — Аркаш, ну сколько можно?

Цыкает, но исчезает. Стучит, выжидает несколько секунд и заходит:

— Зашел и не выгонишь теперь, — смеется, — и вообще, если надо, то можно запереться.

Переводит взгляд на мои вещи на кровати. Недоумение.

— Перебираю гардероб, — нахожу отмазку молниеносно, — часть на благотворительность отдам.

— О, блин, мне тоже надо от старого шмотья избавиться, — Аркаша садится на пуфик у косметического столика и протягивает ноги, глядя на меня, — а папа куда поехал? Он как шумахер выстрелил из ворот. Даже меня не заметил. В офис?

— Уп…

— Ясно, — разворачивается к зеркалу и тянется к моим баночкам, которые начинает переставлять и разглядывать.

— Аркаша? — обеспокоенно спрашиваю я. — Что-то случилось?

Проходит около минуты, прежде чем Архип тихо стучит в дверь:

— Любовь, вы готовы? Нам уже пора ехать, — переходит на почти шепот. — Богдан потребовал быть сегодня с вами.