Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 9. Она знает?

— Выпей эти сранные таблетки, — низко и с угрозой рычит Богдан, и его зрачки расширяются, а на лбу проступает пульсирующая венка ярости. — Я тебя очень прошу…

— Это была ошибка, — мне бы заткнуться, но мерзкие жестокие слова сами лезут ‘из моей глотки,

— я ведь не хотела… Я боялась…

По щекам текут горькие слезы.

— Так ты решила устроить себе выкидыш на позднем сроке? — подается ко мне и щурится.

А после следует резкий и ловкий рывок, которым Богдан разворачивает меня к себе спиной, а после быстро запрокидывает мою голову за лоб.

Во вспышке испуга я приоткрываю рот, и Богдан закидывает в него таблетки. Крепко прижимает ладонь к моим губам и напряженно выдыхает через нос мне в шею, как разъяренный бык.

Таблетки проскальзывают к корню языка, и я их сглатываю, широко раскрыв глаза от шока, как кошка, которую “накормили” лекарством.

Я не дергаюсь и даже не мычу.

Богдан убирает руку с моего рта и бесшумно отступает к столу, а я в тихом ошеломлении медленно моргаю.

— Я понимаю, — Богдан выдавливает из блистера еще две таблетки себе на ладонь, — ты все это говоришь не всерьез.

Замирает на несколько секунд, упершись кулаками о столешницу, и смотрит перед собой:

— Ты просто перенервничала.

Затем он закидывает в себя таблетки и с тихим хрустом медленно пережевывает. В молчаливом страхе наблюдаю, как под кожей перекатываются его напряженные желваки.

`Лужа на полу растекается и доходит холодным краем до моих стоп.

Не хочу с Богданом никаких разговоров.

Хочу исчезнуть.

Спрятаться.

Сбежать.

Не хочу копаться в этом дерьме и выяснять, как так вышло, что любимый и любящий муж завел ребенка на стороне.

— Эти годы, Люб, были, — он четко выговаривает каждый слог, — хорошими, и ты не поспоришь с этим.

— Это все было ложью… — сиплым шепотом отвечаю я и пячусь к стене.

— В которой тебе было хорошо, — холодно отзывается Богдан. — Нашим детям было хорошо. У

них была полная семья. Мама и папа.

Замолкает и шумно выдыхает:

— Они росли счастливыми…

— Хватит, — едва слышно перебиваю я Богдана, который разворачивается ко мне,

— прекрати себя оправдывать. Это подло!

— Оправдываюсь? — скалит зубы в улыбке. — Нет. Я констатирую факт, — тычет в мою сторону указательным пальцем. Повышает голос. — Я решил сохранить нашу семью! — пауза и переходит на тон ниже. Получается это у него с трудом. — И что ‘бы ты сейчас ни говорила, Люб, это было правильным решением.

А какое сейчас правильное решение?

Прошлое, в котором я была слепой идиоткой, мне не изменить.

— У нас же свадьба у дочери… — говорю я вслух свои мысли.

И не просто свадьба.

Приглашены не только родственники и друзья, но и серьезные люди, с которыми сотрудничает

Богдан и знакомство, с которыми будет полезно для Аркадия.

Эта свадьба — укрепление и по сути слияние двух семей.

Эта свадьба — куча денег, нервов, беготни и договоренностей.

Я могу закатить скандал, и что дальше?

Какая может быть свадьба после правды, если я ее решу вскрыть перед всеми родственниками, друзьями, знакомыми и теми, для кого эта свадьба — часть бизнеса?

Может быть, лет в восемнадцать мне бы хватило наглости, смелости и возмущения взорваться и устроить армагеддон, но не сейчас.

Мне сорок. Я не девочка, и я должна осознавать все риски той ситуации, в которой я оказалась.

— Верно, Люба, у нашей дочери свадьба, — Богдан прищуривается, — и я думаю, что она ко всему прочему еще и в положении.

— Яне хочу и не буду с тобой после всего этого… — прикрываю ладонью глаза.

Кажется, опять давление скакнуло. Кровь пульсирует в висках:

— Господи, — тяну со стоном, — какое же ты чудовище… За что ты так со мной, с нами…

Мне не раз говорили, что мне очень повезло с мужем. Что Богдан из вымирающего вида мужчин: заботливый, внимательный, добрый, щедрьй. О таких в книгах пишут, ведь они будут покруче принцев на белых конях.

Так говорила и сестра Богдана Иришка.

Она даже как-то в шутку обмолвилась, что я бессовестно украла у нее старшего, брата и что она мне этого никогда не простит, пусть и понимает, что это глупо.

Я тогда посмеялась и в шутку попросила прощение, что я не виновата. Виновата любовь.

Любовь.

Правда ли виновата любовь?

Нам были такими зелеными. Только-только школу окончили. Конечно, сердце дико стучало от улыбок Богдана, от его прикосновений и шепота, который звал посидеть в его комнате летним вечером… Родителей нет дома, младшая сестренка в лагере.

Никто не помешает.

А лучше бы помешали.

Нет… нельзя такие мысли думать. Тогда бы у меня не было Светочки, а она у меня — солнышко любимое.

И по словам Иришки она больше на Богдана похожа, чем на меня. Как и Аркаша.

— Нашу породу сразу видно, — говорит она всегда, когда видит Светуську И Аркашу. — Наши…

Наши!

А что бы она сказала про Доминику, м? Наша? Или нет?

— Твоя сестра знает? — смотрю на осколки стекла в луже воды у стола. — Знает, что ее подружка родила от тебя?