— Мама и папа вчера вечером странные были, дед, — говорит Аркаша. — Да и сегодня не лучше.
Я должна уйти и не подслушивать.
Я вторгаюсь в личное пространство сына, который на веранде ведет тихий разговор с дедушкой по телефону.
У Аркаши с дедулей сложились хорошие доверительные отношения, пусть я все время боялась свекра и избегала его. Мои же дети совсем его не боятся.
Не боятся, не опасаются и часто бегут за разговорами и советами.
Надо отдать должное Алексею Романовичу: внуков он любил безоговорочно, пусть и не сюсюкался с ними. Нет, сюсюкался мой папа, а свекр в своей заботе был строг, честен и справедлив. И никогда не шел, например, на подкуп сладостями, чтобы его любили больше.
Так поступали мои родители, но в долгосрочной перспективе выиграл Алексей Романович. К нему у моих детей доверия больше.
И разве можно их за это винить?
Мои родители оказались гнидами.
— Знаю, дед, — недовольно фыркает Аркаша, но я в его голосе все равно слышу тревогу, —
слушай, можно я у вас с бабушкой перекантуюсь, пока тут все не уляжется…
Сердце падает куда-то в пятки.
Меня ведет в сторону. Я отставляю ногу, чтобы поймать равновесие, и затем следует пинок в область почек.
Я ойкаю. И прижимаю ладонь ко рту.
На веранде воцаряется тишина.
Я зря зашла в комнату к сыну.
Дверь была приоткрыта, и я хотела заглянуть к нему и разбудить, если спит, но услышала его голос, который шел с веранды.
Мое материнское любопытство задавило все разумные доводы, что я должна прикрыть дверь и пойти по своим делам.
Шаги.
— Все в порядке, дед, — говорит Аркаша, и отодвигает оконную панель. Одергивает тюль. — Нет, отвлекся.
Выходит ко мне. Между нами — пара шагов.
Чувствую себя глупо, но я вскидываю подбородок. Я — мать. И я — хозяйка в этом доме. Имею право подслушивать сыновьи разговоры, учитывая, сколько вокруг меня лжи.
— Да, я приеду, — говорит Аркаша в смартфон, тяжело вздыхая на меня. — Через час буду, —
мрачная пауза. — Да, я даже не против повозиться с тобой в твоем саду, дед. Ты меня не напугал.
Сбрасывает звонок.
Обалдеть, как он сейчас похож на своего отца. Вот прям его копия. Я будто смотрю на Богдана, когда ему было семнадцать лет.
Глотку схватывает спазм слез.
— Что, мам? — Аркаша прячет телефон в карман.
Я ждала возмущений, что я поступаю неправильно и некрасиво, но мой сын не торопится психовать на любопытную мать.
Только его глаза темнеют.
— Я думала, что ты спишь…
— Нет, не сплю.
Между нами натягивается напряженное молчание, которое я все же прерываю:
— Ты к дедушке?
— Ты же слышала. Да, — кивает. — К деду поеду.
И в манере речи прослеживается Богдан, который в неудобных ситуациях закрывается, агрессирует и ничего не поясняет.
— Зачем?
Аркаша опять вздыхает, прячет руки в карманах джинсов и перекатывает с пяток на носки, но так и не отвечает мне. Хмурится:
— Захотелось покопаться с дедом в земле.
Секундная оторопь, и я тихо, но строго заявляю:
— Не дерзи.
И сама удивляюсь своему тону.
В глазах Аркаши проскальзывает недоумение, а затем он тушуется под моим сердитым взглядом.
Могу, конечно, и с сыном быть мямлей и пузатой лохушкой, но что-то мне поднадоела эта роль.
— Оставлю вас с папой наедине, — Аркаша отходит к шкафу и прячет свою неловкость за размашистыми шагами. — Я вам мешаю. Вам надо посраться, а вы…
— косится на меня, — одна рыдает в библиотеке, а второй сидит в кабинете. Фигня какая-то. И
мне сейчас стремно. Вот.
— А у дедушки не будет стремно?
— Нет.
Недобро щурюсь. Есть два варианта. Расплакаться от несправедливости или принять то, что моему сыну сейчас действительно стремно.
— Я не знаю, что у вас происходит! — Аркаша внезапно повышает голос. — Но вам надо разобраться между собой! Ты и папа! Без меня и без Светы. Один на один!
Короче… — он выдыхает и приглаживает волосы, глядя на меня, — я в любом случае поеду к деду.
— Езжай, — пожимаю плечами. — Я же не могу тебя запереть в комнате.
— Вот именно, — неуверенно отвечает Аркаша.
Видимо, ждал от меня слез, но я их проглотила.
— Но я все равно скажу, что мне не по душе, что ты ябедничаешь на нас с папой дедушке, —
немного прищуриваюсь.
— Я не ябедничал! Я поделился беспокойством!
— И что тебе дедушка сказал? — вскидываю бровь.
— Так ты теперь хочешь, чтобы я наябедничал на деда? — Аркадий открывает шкаф и выглядывает из-за дверцы. — Сказал, что у родителей бывают ссоры и что иногда надо переждать.
— Вот как?
— Мам, реально, — Аркаша кидает на кровать пару толстовок и вновь смотрит на меня, — я уеду, и начинайте друг на друга орать. Никто вам не помешает. Надо еще Светку предупредить, чтобы не лезла.
Закрывает шкаф.
— Мам, мне надо переодеться.
Я должна его отпустить спокойно и без эгоистичной обиды, что он якобы меня бросает.
— И если вы решите разводиться, то давайте уже после свадьбы Светы, — его ноздри едва заметно вздрагивают.
Я молчу, стиснув в пальцах подол платья.
— Мам, а я ведь типа пошутил, — хмыкает. — Но, видимо, неудачно, да.
Вновь лезет в шкаф и зло кидает к толстовкам одну пару зеленых штанов.
— Ты прав, тебе лучше сейчас побыть у дедушки, — семеню к двери. — Да, мы должны остаться с папой один на один.