Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 50. Как мужчина с мужчиной

— Да вашу ж… — рычит Богдан и накрывает лицо рукой, — Машу… — и затем тихо повторяет в попытке справиться с гневом, — вашу ж Машу… Да что ж такое…

— Я так понимаю, я не вовремя? — спрашивает Аркаша, но в коридор не поднимается. Голос напряжен и натянут, как струна, которая вот-вот лопнет криком.

Такое впечатление, что наши дети сами напрашиваются узнать правду.

— Вовремя у нас уже не будет, — заявляет Богдан и твердо и размашисто шагает к лестнице.

Останавливается перед ней и смотрит вниз:

— Так, мы будем сейчас истерить, как истерила Света?

— Света тоже…

— Тоже, — Богдан кивает. — Я тебе предлагаю тебе пройти в мой кабинет и переговорить.

Тишина в ответ, а я не могу отвести взгляда с Богдана.

Он согласен на развод, и между нами ничего не останется, кроме правды и честности, но… мы опять лжем.

Я лгу.

Правда не избавила меня от любви к Богдану.

Она наполнила меня обидой, гневом и страхом, но любовь не исчезла, и двадцать, два года нашего брака не отменить.

— Переговорить? — тихо переспрашивает Аркаша.

— Как мужчина с мужчиной.

— Чухня какая…

— Согласен, — Богдан прищуривается. — Я бы выразился грубее, но у нас строгое правило дома

— никаких матов.

— Да я помню, — шипит Богдан.

— Значит, держишь себя в руках и готов к непростому разговору.

Опять молчание и медленный громкий выдох.

Что я получу в результате развода?

Поглажу свою гордыню, что я сильная и смелая решила отменить двадцать два года брака с

Богданом, который вытащил из долгов мою семью и да, был хорошим мужем и отцом. Я с этим не могу поспорить.

Гордая и независимая я лишу нашего третьего ребенка полной семьи, а затем что?

Я вытравлю из себя обиду? Избавлюсь от гнева? Излечусь от любви?

— Ладно, — тихо соглашается Аркаша и поднимается к Богдану.

Бледный и настороженный. Глаза горят, зубы крепко стиснуты. Кидает на меня беглый взгляд.

Да, возможно, Богдан должен был заявить о своей измене еще шестнадцать лет назад, громко и глядя мне в открытые глаза, но этого не случилось.

Важно то, как он поступил позже.

Мои дети были счастливыми и любимыми. Они гордились своим отцом, хвастались им и никогда не знали его криков, агрессии или раздражения.

И вместе с ними жизнью наслаждалась и я. Да, именно наслаждалась. Я ловила кайф от материнства, в котором я не потеряла себя, как женщину. У нас были свидания со сладкой близостью, семейные вечера с играми и просмотрами фильмов, ужины, цветы, подарки и у меня была та мужская забота, о которой мечтают тысячи женщин.

И я всегда знала, что при любом аппокалипсисе, Богдан будет в состоянии вытащить семью, потому что в нем много трудолюбия и упорства.

И как бы я сейчас ни жалела Доминику и не возмущалась тому, что у нее не было нормального детства, но и с ней он поступил настолько достойно насколько это было возможно в его положении.

Да, не папа года для Доминики, но и не моральный урод. Вероятно, все эти годы его решение оставить внебрачную дочь в стороне все равно подтачивало его виной, раз он согласился со мной, что надо раскрыть правду.

— Идем, — Богдан разворачивает в сторону кабинета.

Я тоже делаю шаг, ведь я должна присутствовать при этом важном разговоре, как его жена и как мать.

— Нет, — заявляет Богдан и останавливается возле двери кабинета. Смотрит на меня тяжело и угрюмо. — Это мой разговор с сыном.

Я останавливаюсь.

Аркадий за спиной Богдана напряженно шмыгает.

— Потом вы с Аркадием отдельно поговорите.

Я хмурюсь.

Да, я сама громко заявила, что разговор о Доминике должен вести Богдан, но, кажется, я не готова взять и отступить.

Я же жена, или… уже нет?

В разговоре со Светой он позволил мне быть рядом. Мы стояли плечом к плечу, а ‘сейчас он отодвигает меня от себя?

В груди что-то вздрагивает и сжимается, пусть я и понимаю, что именно “мужской разговор” будет полезен для нашего сына.

— Потом и ты расскажешь ему свою правду, — Богдан распахивает дверь перед Аркадием, который вновь смотрит на меня.

— А разве у нас не должна быть одна правда?

— Похоже, что нет, — Богдан пожимает плечами, — у нас с тобой разная правда.

Аркаша заходит в кабинет.

Богдан на несколько секунд задерживает взгляд на моем лице, хмурится и исчезает за дверью.

У каждого своя правда?

Пинок, и я прикладываю руку к животу с шепотом:

— Тише.

Сыночек в ожидании затихает.

Мы действительно позволим случиться разводу после стольких лет жизни вместе?

Я больше не увижу сонного Богдана на кухне с чашкой кофе и не услышу его хриплое:

— Доброе утро. Я не помню, тебя сегодня надо на йогу подкинуть или в бассейн? Я что-то в днях потерялся.

И я не отвечу:

— Сегодня вторник, а значит у меня по графику бассейн.

— Русалочка ты моя.

Разведемся, и найдет он себе другую русалочку. Может, не сразу, но мужикам не позволяют быть долго свободными и бесхозными. Особенно таким, как Богдан.

Я этого хочу?

Точно?

Я буду счастлива? Или я хочу добить свой брак, потому что я гордая принцесса, которая умеет только казнить, но не миловать?

Новый пинок, который будто требует, чтобы мы с малышом подслушали разговор папы и старшего брата.

— Нет, — уверенно семеню мимо двери, — мы дождемся своей очереди.

Подслушивать нехорошо.