25 лет назад (Рафаэль, 14 лет)
Таормина, Сицилия
— Опознано тело мужчины, выброшенное волнами недалеко от Палермо.
Я кладу остатки ужина в холодильник и заглядываю в гостиную. Мой брат сидит посередине дивана, не отрывая глаз от экрана телевизора и ведущего, передающего новости. — Выключи это, Гвидо.
— Они нашли мертвеца! — восклицает мой брат с широко раскрытыми глазами.
— Сейчас! — Я лаю. — Иди почисти зубы, а потом сразу в постель.
— Нет. Я хочу увидеть. Мама, пожалуйста.
Наша мать поднимает взгляд от посуды, которую мыла, и указывает намыленным пальцем на Гвидо. — Послушай своего брата. Вверх по лестнице. Быстро.–
Мой младший брат бормочет довольно неприятное ругательство и, бросив пульт на диван, бросается через комнату.
— Следите за своим ртом. — Я слегка шлепаю его по затылку, когда он проходит мимо меня. — В следующий раз я вымою тебе рот с мылом.
— Ты постоянно это говоришь! — он бросает через плечо и бежит по коридору в нашу спальню.
Наш дом становится слишком мал для нас троих. Мама очень хочет, чтобы у Гвидо было собственное пространство, нормальная кровать, а не кресло-кровать, которое он сейчас использует. Она также считает, что я заслуживаю уединения, и попыталась уступить мне свою комнату. Верно. Как будто я когда-либо позволял маме спать на диване в гостиной. Нам просто нужно продержаться еще немного, и тогда мы, возможно, сможем двигаться. Когда мне исполнится шестнадцать, я наконец смогу быть посвящен в Коза Ностру. На данный момент небольшая работа, которую они мне поручают время от времени, приносит немного денег, чтобы помочь оплатить наши счета, но когда я стану официальным членом, именно тогда начнут поступать серьезные деньги.
Я качаю головой и тянусь к пульту, когда позади меня раздается грохот. Повернувшись, мое внимание остановилось на матери. Она стоит совершенно застывшая посреди кухни, широко раскрыв глаза и взволнованно нахмурив брови. Пол у ее ног покрыт кусками разбитой тарелки.
— Мама?–
— Прибавь погромче, — выдавила мама, ее взгляд в панике устремлен на экран телевизора.
— Ты в порядке? Что-
Осколки фарфора разлетаются по краям, когда она бросается ко мне, подбрасывая ногами осколки тарелки, и выхватывает пульт из моей руки.
.. Детектив возглавлял оперативную группу, ответственную за успешную операцию, в ходе которой на прошлой неделе полицией в порту Катании было изъято полтонны кокаина. О его исчезновении стало известно два дня назад.
Ведущий новостей продолжает говорить, и с каждой секундой лицо моей матери бледнеет. Ее руки прижаты ко рту, и все ее тело начало трястись. Я не понимаю, почему смерть какого-то полицейского так ее расстроила. Это не такая уж редкость. Время от времени кто-то оказывается мертвым, особенно если они осмелились связываться с толпой.
— Мама? — Я хватаю ее за плечи. В последний раз я видел ее такой растерянной, когда пришли люди Манкузо и сообщили об убийстве моего отца. — В чем дело?–
Она так сильно хватает меня за руки, что ее ногти впиваются в мою кожу. От ее встревоженного взгляда меня чуть не пошатнуло. — Нам нужно бежать, Рафаэль. Прямо сейчас.–
— Бежать? Почему бы-
— Я знаю этого человека—, — заикается она. — Детектив, тело которого было найдено. Я. Я передал ему кое-какую информацию.
Ледяная дрожь пробегает по моей спине. — Что?–
— Он подошел ко мне некоторое время назад и предложил защиту, если я помогу ему уничтожить местную Коза Ностру.
— Защита? — Я реву. — Мы под защитой, мама! Та самая Коза Ностра, которую ты сдал, защищала нас! Меня должны принять в Семью чуть больше чем через год! О чем вы думали?!–
— Что! — Она вскрикивает и толкает меня в грудь руками. — Я не допущу, чтобы кого-то из моих сыновей опускали в землю в гробу. Калоджеро обещал мне, что не допустит вас и Гвидо.
— Дон никогда бы на это не согласился, мама. Мы все знаем, что ожидается, что я пополню их ряды вместо папы.
С ее губ срывается болезненный стон. — И я знаю, что Калоджеро уже поручил тебе выполнить несколько поручений Семьи, хотя он знал, что это не то, чего я хочу для твоего будущего. Он поклялся, что любит меня, и пообещал убедиться, что Манкузо согласится освободить тебя от ответственности. И я ему поверил. Я пытался спасти своих сыновей от участи их отца, слишком поздно осознав, что потратил годы, согревая ложе лежащей змеи.
Я в шоке смотрю на мать. — Я думал, ты любишь его.
— Я сделал! — шепчет она, а слезы текут по ее щекам. — Вплоть до того момента, как он сказал мне, что он ничего не может сделать, чтобы удержать тебя из когтей Манкузо. Поэтому я взял дело в свои руки. И я потерпел неудачу. Господи Боже, они нас всех убьют.
— Мама. — Я беру ее трясущиеся руки в свои. — Что ты сказал полиции?
— Все. Я рассказал им все, что знал. В том числе и по поводу той поставки наркотиков. Но полиция не должна была совершать обыски в порту. Мне сказали, что они продолжат слежку, поскольку у них пока недостаточно улик против самого Манкузо. Этот детектив заверил меня, что нас троих увезут прежде, чем произойдет что-нибудь, что могло бы выдать мою причастность. Он сказал, что ему необходимо обеспечить мою безопасность как потенциального ключевого свидетеля обвинения.
Мой желудок падает на пол, меня охватывает страх. В моей голове начинают реветь сигналы тревоги. Половина местной полиции получает зарплату от Коза Ностры. Один из прислужников Манкузо, должно быть, узнал, что детектив разговаривал с кем-то внутри, и его вывели. Сбрасывать трупы в море — стандартный прием Семьи.
— Мы это исправим, — хриплю я. — Они не знают, что это был ты. Мы будем-
Я замолчал, услышав звук подъезжающей к дому машины. Моя голова поворачивается к окну, выходящему во двор. Не одна, а две черные машины подъехали к нашему подъезду. Первый — обычный на вид седан, такой же, как тот, на котором ездит Калоджеро. Но вторая машина — элегантный лимузин с тонированными стеклами. Машина дона.
— Они знают. — Едва слышные слова слетают с маминых губ.
Отвернувшись от меня, она бросается к кухонному шкафу и в истерике начинает доставать из него чистящие средства.
— Иди за Гвидо—, — говорит она. — Можно вылезти из окна. Видит Бог, ты делал это достаточно раз.
Я хватаю пистолет, спрятанный на верхней полке среди баночек со специями. — Я никуда не поеду.–
Мама приближается ко мне, ее глаза полны непоколебимой решимости, и она сует мне в свободную руку полиэтиленовый пакет. — Деньги. Еще есть записка с контактным номером человека из Мессины, который организует вашу поездку в Америку.
Звук приближающихся ног. Несколько из них. Подходим к нашей входной двери.
— Мама. Слова застревают у меня в горле.
— Мои действия будут расценены как величайшее предательство, Рафаэль. Они не дадут мне жить. И они убьют тебя и Гвидо, если ты останешься здесь. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Она осторожно высвобождает мои пальцы из рукоятки пистолета, забирая оружие. — Если ты любишь меня, ты схватишь своего брата и убежишь.
Мой разум кружится, пытаясь найти выход. Нет никакого. Нарушение омерты означает смертный приговор для всей семьи. Детей, которые слишком малы и ничего не знают о делах Коза Ностры, можно пощадить. Но Манкузо не доброжелательный человек. Он захочет показать всем нам пример. Я уже мертв, это факт. Гвидо всего четыре года, но я не сомневаюсь, что дон решит убить и моего брата.
Я хватаю маму за руку. — Ты тоже придешь.
— Они придут за нами. Но если я. оставаться. этого может быть достаточно. А это может означать, что они не будут вас преследовать.
Нет! Как я могу бежать и просто бросить свою мать на смерть?
Пронзительный звонок дверного звонка разносится по всему дому, гремя внутри моего черепа, словно взорванный блок тротила. — Я не могу.
— Подумай о своем брате, Рафаэле. Мама наклоняет мое лицо вниз и целует меня в лоб. — Пожалуйста. Не разбивай сердце своей матери.
Я с трудом сглатываю. Горло почти не работает.
Обхватив пальцами полиэтиленовый пакет, я сжимаю его изо всех сил.
— Это мой мальчик. — Она кивает. — Идти. И никогда сюда не возвращайся.
Отчаяние сталкивается с яростью в моей груди, разрывая меня на части. Рука матери выпадает из моей. Я делаю шаг назад и бегу по коридору. Прежде чем броситься в спальню, я останавливаюсь на секунду, чтобы в последний раз взглянуть на маму. Она остановилась у входной двери, высоко подняв голову и потянувшись к ручке.
— Я возвращаюсь, — шепчу я, закрывая за собой дверь спальни. — Я вернусь и убью их всех.
Я повторяю это обещание снова и снова, прижимая к груди спящего брата. Он бормочет что-то о своих автомобильных игрушках, пока я открываю оконное стекло. С ним на руках я проскальзываю через щель и бегу к деревьям, обрамляющим территорию позади участка.
И я продолжаю повторять свое обещание, как мантру, стоя, спрятавшись за вечнозеленым кустарником, и мои глаза устремлены на окно нашей гостиной.
Наблюдаю, как дон сицилийской Коза Ностры прижимает ствол своего пистолета к голове моей матери, а затем нажимает на спусковой крючок.