Прекрасное чудовище

Пролог

20 лет назад

(Рафаэль, 19 лет)

— Ясно, — говорю я в трубку.

Мгновение спустя мужчина, одетый как рабочий по техническому обслуживанию, выходит из эксклюзивного антикварного и ювелирного магазина на другом конце длинного коридора и спешит к двери с табличкой запасного выхода над головой. Даже низко натянув бейсболку, Джемин держит голову опущенной, а телефон прижатым к уху, пытаясь скрыть лицо от множества камер наблюдения. Чувак ведет себя осторожно, несмотря на то, что Эндри Душку, лидер албанской мафии, выложил немалую сумму парню из службы безопасности торгового центра, чтобы тот испортил видеопоток на десять минут.

В тот момент, когда Джемин исчезает из поля зрения, я вхожу на лестницу, предназначенную только для персонала. — Я спускаюсь.

— Нет—, — приказывает голос на другой стороне. — Эндри хочет видеозапись взрыва. Я установил таймер на пять минут, так что приготовьте камеру. Я буду ждать у выхода из гаража, когда ты закончишь.

Я закатываю рукав, чтобы взглянуть на свои наручные часы. Он старый, стеклянный циферблат поцарапан, кожаный ремешок изношен. Если не считать одежды на моей спине, это была единственная личная вещь, которая была у меня с собой, когда мы с братом бежали из Сицилии.

— Хорошо, — ворчу я в трубку и отключаю линию.

Меня бесконечно раздражает выполнение приказов такого претенциозного засранца, как Джемин, но сегодня это дерьмо закончится. Сделка, которую я заключил с главой албанской мафии, истекает сегодня вечером.

Вчера, к моему крайнему изумлению, Душку предложила мне постоянную роль в албанском клане, включающую все стандартные льготы. Мне хотелось согласиться. Это будет означать безопасность и отсутствие недостатка в деньгах. Но не уважение. Я останусь не более чем сицилийским отбросом, которого они приняли. Поэтому я со всем уважением отклонил это предложение.

В хаотичном и жестоком мире организованной преступности очень немногие ценности поддерживаются. Единственное исключение — сдержать слово. И Эндри Душку держит свои обещания. С сегодняшнего вечера я свободный человек. Благодаря опыту и подпольным связям, которые я приобрел, работая на албанцев, я могу легко зарабатывать на жизнь и достигать своих целей. Я обещал брату, что когда-нибудь мы вернемся домой. И я тоже держу свои обещания.

Мне просто нужно закончить эту работу.

Открыв дверь лестничной клетки, я слежу за секундной стрелкой, пока она движется вокруг моих наручных часов. Слабое тиканье — единственный звук, нарушающий тишину, отскакивающий от бетонных стен, словно проклятый шепот в часовне с высоким потолком. Торговый центр откроется только через пару часов, поэтому вокруг почти никого. Сотрудники большинства магазинов не прибудут в ближайшее время, а все остальные, как правило, собираются в более общественных местах, таких как фуд-корт. Этот конец комплекса пустын, идеальные условия для установки взрывчатки внутри магазина, наполненного старыми безделушками и блестящей деликатной ерундой, которая никому из рожденных в этом веке не интересна. Владелец магазина придерживается старой школы и должен был знать, что лучше не отказываться от — защиты— албанского клана. Если бы он не отказался платить, Душку не решилась бы проучить парня, начав эту неделю с треском. Бомба внутри магазина сровняет эту чертову штуку с землей и уничтожит предметы коллекционирования, спрятанные в миллионах стеклянных ящиков.

Я только настраиваю свой телефон на запись, когда в коридоре торгового центра раздается счастливый детский смех. Мое тело замирает. Здесь сейчас никого не должно быть. Меньше всего детей.

— Я не понимаю, почему вам пришлось утруждать бедную женщину, чтобы она помогла нам еще до того, как заведение открылось. Ко мне приближается женский голос. — Мы могли бы забрать платье позже.

— У меня не было настроения иметь дело с толпой—, — отвечает самец, пока топот маленьких ножек приближается. — Малыш! Вернуться сюда!–

— О, просто оставь ее в покое. Женщина снова. — Вы знаете, ей нравятся эти хрустальные розы в витрине антикварного магазина. Вокруг все равно никого нет, и ты все еще можешь видеть ее отсюда.

Моя рука так сильно сжимает край двери, что дерево трескается. Оглушительный удар раздается в моей голове — мое сердце бьется так чертовски громко, что оно могло бы соперничать с оглушительным громом, пока мой мозг обрабатывает ситуацию. Не хватает времени, чтобы позвонить Джемину и заставить его отключить таймер. Даже если я это сделаю, сомнительно, что он меня послушает. Его никогда не волновал сопутствующий ущерб.

В помещении раздается радостное хихиканье, когда маленькая девочка не старше трех лет мчится мимо лестницы прямо к освещенной витрине антикварного магазина. Магазин, который разнесется вдребезги, когда взорвется зажигательное устройство.

Я не думаю — я бегу.

Адреналин хлынул по моим венам, когда я бегу за ребенком, который в этот момент находится почти на полпути к магазину и визжит от восторга. Ее руки поднимаются перед собой и тянутся к сверкающим хрустальным цветам, выставленным под лампами витрины. Нас разделяют десять футов.

Где-то позади меня кричат ​​два голоса — родителей. Они, должно быть, сходят с ума из-за незнакомца, преследующего их дочь, но у них нет времени объяснять. Эта взрывчатка взорвется в любой момент.

— Останавливаться! — Я реву во все горло.

Девушка останавливается.

Пять футов.

Она оборачивается, ее глаза встречаются с моими. Слишком поздно. Я опоздаю, чтобы спасти ее от опасности.

Одна нога.

Я хватаю девочку на руки в тот момент, когда громкий взрыв разрывает воздух.

Боль обжигает мое лицо и руки, осколки стекла летят в мою плоть, ощущение настолько подавляющее, что я, кажется, не могу набрать воздух в легкие. Вокруг меня клубится столб дыма и пыли, как будто я попал в жестокий вихрь где-то в глубинах ада. Мои руки трясутся, но я держу девочку прижатой к груди, подвернув ее голову под подбородок, а конечности прикрываю ее спину.

Господи, пусть с ней все будет в порядке.

Все произошло так быстро, что у меня даже не было возможности обернуться, не говоря уже о том, чтобы доставить ее в безопасное место, но она такая крошечная, что мое тело почти полностью окутывает ее. Между звоном в голове и звуками пожарной и охранной сигнализации я не слышу ее — ни испуганных воплей, ни даже судорожного вздоха. Но я слышу топот бегущих ног и душераздирающие крики женщины.

По позвоночнику пробегает дрожь, правая нога подгибается, колено ударяется об пол. Боль настолько сильная, что с каждым вздохом мне становится все труднее втягивать достаточное количество воздуха в легкие. У меня не осталось сил, чтобы держаться прямо. Единственное, на чем я могу сосредоточиться, это прижимать девушку к своей груди. Я провожу руку к ее щеке и позволяю себе опрокинуться на пол. Тут же еще одна волна агонии жалит мое лицо, когда оно ударяется о покрытую стеклом поверхность. Зазубренные осколки пронзили тыльную сторону моей руки, которая все еще сжимала щеку девушки, удерживая ее от опасной плитки.

С момента взрыва прошло не более нескольких секунд, но кажется, что прошли часы. В глазах затуманивается, все вокруг растворяется в бесформенной дымке. Все, кроме пары больших темных глаз, сияющих, как полированный оникс, сквозь пряди чернильно-черных волос. Кровь и пятна испачкали щеки и лоб девушки, но она не плачет. Просто сжимаю рубашку и…. глядя на меня. Как будто она злится на меня за то, что я мешаю ей играть. Я бы посмеялся, но сил нет.

Ребенок невредим.

Я не стал детоубийцей.

Все равно просто убийца.

Все вокруг меня продолжает исчезать. Кто-то возится со светом? Единственное, что я вижу, это ониксовые глаза девушки.

Но потом они тоже ушли.