Прекрасное чудовище

Глава 16

Он был здесь вчера вечером. Я знаю это в тот момент, когда открываю глаза и оказываюсь в постели, а не на диване.

Я не могла заставить себя заснуть в той же постели, где он доставлял мне самое великолепное удовольствие, только чтобы потом раздавить меня своими угрозами. Другая сторона кровати пуста, но когда я переворачиваюсь и уткиваюсь носом в подушку, она пахнет повсюду. Порыв прижать эту подушку к груди сильный, но в то же время хочется разорвать эту чертову штуку на куски.

— Сегодня вечером я закрою дверь, — бормочу я с нежностью пера, затем вскакиваю с кровати и маниакально начинаю стягивать простыни и наволочки. Как только все, что несет его запах, удалено, я направляюсь в ванную, чтобы принять душ. В футе от порога я резко останавливаюсь. Аккуратно выстроенные продукты — шампунь, гель для душа, дезодорант — насмехаются надо мной с полки возле ванны. Все они его. Хочу я того или нет, но я буду окутан его запахом.

Ну, не происходит.

Я беру кусок мыла с тарелки рядом с раковиной на туалетном столике и залезаю в ванну. Это единственное очищающее средство, которое не придает мужественного аромата, поэтому в конечном итоге я мою им все тело, включая волосы.

Двадцать минут спустя, когда я выхожу из ванной комнаты, пахнущая детской присыпкой и с всклокоченными волосами (мыть их мылом для рук — не лучшая идея), я замечаю изысканно выглядящий золотой бумажный пакет, стоящий на журнальном столике. Медленными шагами я подхожу к дивану и сажусь, глядя на подношение и чувствуя себя побежденным. Он купил мне подарок. Снова.

Я подтягиваю сумку к себе и достаю две бархатные коробочки. На том, что побольше, находится теннисный браслет из белого золота, украшенный десятками бриллиантов настолько безупречной чистоты, что они отражают свет, как крошечные зеркала. Небольшая инкрустированная бриллиантами подвеска свисает с ослепительной чередующейся группы драгоценных камней на потрясающем ремешке. По форме напоминает ландыш. Я смотрю на свою грудь, где над декольте висит такой же кулон. Это единственный подарок от Рафаэля, который я сохранил и ношу.

Мои глаза щиплет. Я прижимаю пальцы к переносице и делаю глубокий вдох, прежде чем открыть вторую коробку. В комплект входит набор сережек в тон. Это не случайная покупка, а продуманный подарок, который мужчина подарил бы любимой женщине. Я изо всех сил пытаюсь проглотить комок, застрявший в горле. Как он мог? Вы не угрожаете убить семью того, кого любите. И вы не держите любимого человека в плену.

Осторожно складываю украшения обратно в сумку, вытираю слезы с глаз и направляюсь в гардеробную. Верхний свет включается, когда я отодвигаю дверь в сторону, освещая ряды пустых полок на левой стене, где лежала моя одежда. Я делаю три шестьдесят, растерянно оглядываясь по сторонам. Костюмы, рубашки и все остальное Рафаэля все еще здесь. Но кроме нижнего белья, носков и пушистого белого кардигана, всего остального у меня пропало!

— Этот придурок, — огрызаюсь я и тянусь к его рубашке. Но потом я передумал.

Он хочет играть грязно?

Игра началась.

— Какое чудесное утро—, — щебечу я, заходя на кухню и направляясь прямо к плите, где Ирма готовит яичницу. — Можно мне еще немного козьего сыра?–

— Да. конечно, — бормочет она, ее глаза широко раскрыты, как блюдца, когда она рассматривает мой наряд.

— Спасибо. — Я улыбаюсь и сажусь напротив Гвидо за стол для завтрака на высоте стойки. Его брови находятся на линии роста волос, а он смотрит на меня и великолепно имитирует рыбу, пытающуюся дышать.

— Мы здесь вводим новый дресс-код? — он спрашивает.

— Насколько я знаю, нет. Я беру кофейник и наливаю себе чашку. — Почему ты спрашиваешь?–

— Вчера я наткнулся на Рафаэля, проносившегося по дому в своем праздничном костюме. Он травмировал весь женский персонал. И сейчас. ты. — Он показывает чашкой в ​​мою сторону.

— Твой брат конфисковал мою одежду. Снова. — Я пожимаю плечами и делаю большой глоток. — Мне приходилось работать с тем, что у меня было в наличии. Я не голая.

— Позволю себе не согласиться. — Он качает головой. — Я скажу Ирме, чтобы она опустила жалюзи.

— Почему?–

— Потому что садовники глазеют на тебя и пускают слюни. В конечном итоге они могут отрезать себе пальцы вместо ветвей розового куста.

— Я предпочитаю естественный свет.

Гвидо ставит кофе на стол и встает. — Я выхожу. Не хочу быть рядом, когда Рафаэль увидит тебя и потеряет самообладание.

— И почему Рафаэль потерял свое дерьмо? — Откуда-то позади меня доносится глубокий голос.

— Черт, — бормочет Гвидо.

Я хватаю нож и начинаю намазывать маслом бублик, который взял с блюда на столе.

— Доброе утро, Рафаэль, — говорю я, как будто мне все равно, и медленно поворачиваюсь на стуле.

Он стоит в дверях кухни, совершенно неподвижный, в течение мучительно затяжного момента. Единственная его часть, которая не окаменела, — это его глаза. Они сканируют мое тело, останавливаясь на прозрачном кружевном бюстгальтере, который практически ничего не скрывает, а затем продолжают путь вниз по моему обнаженному животу к маленькому треугольнику соответствующих белых стрингов. Я надела свой пушистый кардиган, но решила оставить его полностью расстегнутым.

— Все. Уйди, — приглушенным голосом говорит Рафаэль, снова переводя взгляд на мою грудь. — ВЕРНО. ЧЕРТА. СЕЙЧАС! — ревет он со следующим вздохом.

— Но я еще не закончил завтрак. Я невинно моргаю.

На его лице отражается явная ярость, когда он пересекает расстояние и останавливается прямо передо мной.

— Гвидо, — рычит он сквозь зубы, но его яростный взгляд сосредоточен на мне. — Если в ближайшие десять секунд в этом доме останется хоть один мужчина, я выпотрошу его на месте. В том числе и вы. УБИРАЙТЕСЬ!–

Я откусываю кусок бублика и наблюдаю, как Ирма и Гвидо проносятся мимо Рафаэля. После выхода они торопливо закрывают кухонную дверь, но это не заглушает безумные крики и звуки суматохи в других частях дома.

Рафаэль наклоняется вперед и хватается за стол по обе стороны от меня, запирая меня своим массивным телом и руками. Он выглядит настолько разозленным, что я не удивлюсь, если в любую секунду увижу, как из его ноздрей вырывается огонь. — Что. Черт возьми. Ты делаешь?

— Это все, что осталось на моей стороне шкафа. И я больше не буду носить твою одежду.

— Вы будете. — Он попадает мне в лицо. — Даже если мне придется нести тебя наверх и насильно надеть на тебя одну из своих рубашек.

Я поднимаю руку и прижимаю кончик ножа к его подбородку. — Не стесняйтесь попробовать. И посмотрим, что произойдет.

Глубоко вдохнув и с очевидным усилием, Рафаэль прищуривается на меня, затем хватает меня за шею и прижимается губами к моим. У меня едва хватает времени уронить нож, и он с оглушительным звоном падает на паркетный пол.

— Я мог бы порезать тебя, идиот, — бормочу я ему в губы, отвечая на поцелуй с такой же энергией.

— Это будет не в первый раз.

Я обвиваю его руками за шею, притягивая его к себе сильнее, и закидываю ноги ему за спину. Его твердость вдавливается прямо в мое сердце, и влажность пропитывает мое тонкое нижнее белье. Боже мой, я так злюсь на этого человека, но я все еще страстно жажду его внутри себя. Возможно, он безжалостный придурок, но я от него без ума.

Я закусываю его нижнюю губу и прикусываю ее. Он кусает меня в ответ. Его правая рука сгибается на моей затылке, а левая скользит вверх по внутренней стороне моего бедра к кружеву, покрывающему мою киску.

— Ты чертовски мокрая, Василиса, — рычит Рафаэль, отодвигая шнурок в сторону и проводя пальцем по моим складкам.

Мое тело сотрясает дрожь от острой потребности, которую я слышу в его тоне.

— Я собираюсь слизать каждую каплю твоего сладкого нектара. Он хватает меня под задницу и кладет на стол. — Прямо сейчас, черт возьми.

Меня трясет, когда я откидываюсь назад и лежу на прохладной поверхности, где все еще разбросаны тарелки и чашки. Я тянусь к краю, но рука за что-то цепляется, и незадачливый предмет разбивается об пол. Рафаэль поднимает мою правую ногу и прижимается губами к внутренней стороне моей лодыжки, а затем медленно осыпает поцелуями мою ногу. Когда его рот достигает моей киски, он прижимается к ней лицом и вдыхает.

— Чертов рай, — грохочет он, еще раз вдыхая мой запах.

Обхватив пальцами мою лодыжку, он ставит мою ногу себе на плечо, затем переключает внимание на другую ногу.

Лодыжка.

Внутренняя часть бедра.

Киска.

Он покрывает каждый дюйм моей кожи медленными и крепкими поцелуями, а затем кладет мою ногу себе на плечо. С тихим гортанным ворчанием он разрывает мои стринги пополам, и нежное кружево отпадает.

Я уже наполовину ушел, когда он зарывается лицом между моими ногами. Мои губы приоткрываются, я тянусь, чтобы вдохнуть побольше воздуха, дрожа от каждого прикосновения его языка.

Томный. Методично. Он намерен слизать все до последней капли. Мое сердце дрожит от потребности в большем. Я хватаю его за волосы, притягивая его голову к себе, поднимаясь на волне нарастающего удовольствия. Его губы смыкаются вокруг моего клитора, втягивая его в рот. Я кричу. Мое освобождение неизбежно, я это чувствую, но прикосновение Рафаэля внезапно пропало.

— Более! — Я мяукаю.

— Я дам тебе больше, Веспетта. Едва заметная ласка теплыми пальцами у входа в мое пульсирующее ядро. — Но только если ты пообещаешь потом надеть мою рубашку.

Я открываю глаза и вижу Рафаэля, стоящего между моими ногами и продолжающего дразнить мою киску, с самодовольной ухмылкой на лице.

— Нет, — задыхаюсь я.

— Ты уверен? — Он подносит руку ко рту и слизывает мои блестящие соки со своих пальцев, нагло глядя мне в глаза.

Мое тело сжимается от отчаянной боли за него, но я держу рот на замке.

— Я не думаю, что потребуется больше десяти секунд, чтобы заставить тебя кончить в этот момент. Словно чтобы закрепить это утверждение, он кладет большой палец на мой клитор, оказывая малейшее давление.

Я выгибаю спину и вздрагиваю в ответ.

— Видеть? — Он просовывает в меня только кончик пальца, заставляя меня хныкать.

Улыбка на его лице становится дьявольской. Нарочито медленными движениями он расстегивает молнию на штанах и выпускает свой огромный член.

— Иди сюда, — говорит он, просовывая руки мне под зад и притягивая к себе.

Я обнимаю его за шею и смотрю ему в глаза. Они прикованы к моей, как магниты, а он делает шаг влево и прислоняется моей спиной к холодильнику. Головка его члена касается моей плачущей киски, еще больше усиливая мое разочарование. Я теряю рассудок из-за этого человека.

Он вводит свой член в мой канал не дальше чем на дюйм и останавливается. — Итак, у нас есть сделка?

— Будь ты проклят, — стону я. — Да, я надену твою чертову рубашку.

Его член погружается в меня с такой силой, что я задыхаюсь и разваливаюсь на бесконечные крошечные кусочки.

Пар пропитывает воздух, поднимаясь из огромной ванны, затуманивая зеркало и окно в ванной. Я закрываю глаза и кладу подбородок на колени, пока Рафаэль гладит меня по спине, рисуя случайные узоры вдоль позвоночника.

— У тебя в волосах хлебные крошки.

— Хм, должно быть, потому, что ты решил положить меня на стол, как завтрак, и трахал мою киску своим ртом.

— Я не помню, чтобы ты тогда жаловался. Он берет одну из моих запутанных локонов между пальцами. — Почему твои волосы пахнут детской присыпкой?–

— Это мыло. Я не хотел пахнуть тобой.

Его руки обхватывают меня за талию, притягивая к своей груди. В следующий момент он откидывается назад, полностью погружая нас обоих в воду.

Я выплевываю воду изо рта после того, как он позволяет нам всплыть на поверхность, и бормочу: — Думаю, это означает, что ты не фанат моего нового аромата.

— Ты прав.

Позади я отчетливо слышу звук открываемой бутылки, а затем его руки скользят по моим волосам, массируя кожу головы, и меня окутывает аромат его шампуня.

— Это ничего не меняет между нами, Рафаэль, — шепчу я.

— Я знаю.–

Он включает душ и начинает ополаскивать мои волосы. Я наклоняю голову и закрываю глаза, в то время как он проводит пальцами по моим прядям, его действия невероятно нежны. Забота. Нежный. Боль в груди невыносима. Я не могу позволить этому человеку завладеть моим сердцем. Хоть я и хочу. Я чертовски сильно хочу. Но я боюсь, что он так сильно раздавит эту хрупкую мышцу, что в конце концов от нее ничего не останется.

— Ты выиграла, Веспетта.

— Выиграть что?–

Поцелуй касается моей лопатки. — Ты идешь домой.

Воздух застревает у меня в горле. Медленно я оборачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом. — Ты отвезешь меня в Чикаго?

— Да. — Он склоняет голову набок. — Я думал, ты будешь в восторге.

— Я. Это просто. Я смотрю на него в замешательстве. — Вчера вечером вы угрожали уничтожить мою семью. Это еще одна из твоих игр?–

— Нет. Вы будете дома через сорок восемь часов.

Я смеюсь и прыгаю на него, разбрызгивая воду по всей ванной.

— Нам нужно придумать какую-нибудь историю для моего отца, — говорю я ему в губы между поцелуями. — Я не думаю, что он был бы в восторге от того, что меня похитили.

— Я уверен, что его не будет.

— Мы что-нибудь придумаем. Не могу дождаться, когда ты познакомишься с моей сестрой. Юля — единственный нормальный человек в нашей семье. Я целую его подбородок. — Боже, я надеюсь, что Сергея не будет там, когда мы приедем. Я не хочу сразу вас шокировать.

— Мало что может меня шокировать, Василиса. И я уже встретил твоего дядю.

Я откидываюсь назад. — Что? Когда?–

— Мы работаем в одной сфере деятельности, поэтому наши пути пересекались не раз. Он действительно нечто другое.

— Он. — Я ухмыляюсь. — Большинство людей не понимают дядю Сергея, но правда в том, что он просто большой золотистый ретривер.

— Прошедший военную подготовку, готовый к стрельбе, серьезно невменяемый золотистый ретривер.

— Думаю, это довольно хорошо характеризует его. Я провожу ладонью по груди Рафаэля и обхватываю пальцами его член. Это невероятно тяжело. Я выгибаю бровь. — Снова? У нас только что был секс. Дважды.–

— Ты лежишь надо мной, голая. Что вы ожидаете? — Он берет меня за талию и опускает на свою твердую длину.

Нахождение в воде делает ощущение, как он скользит в меня, сюрреалистическим. Точно так же, как в первый раз, когда мы занимались любовью.

— Мне хотелось бы, чтобы у нас было время еще раз покататься на вашей лодке. К тому месту Кракена, — задыхаюсь я, оседлав его.

Уголки губ Рафаэля поднимаются вверх, но улыбка не достигает его глаз. Они кажутся. грустно почему-то. — Разве тебя все еще не беспокоят водные существа?–

Я обнимаю его за шею и прижимаюсь губами к его. — Ну, да. Но ты бы спас меня, не так ли?

— Всегда. От чего угодно, — хрипит Рафаэль, врезаясь в меня снизу. — Я включая себя.

У меня нет возможности спросить его, что он имеет в виду, потому что внезапно он врезается в меня, как будто что-то овладело им. Обычно его первые движения медленные и нежные, пока я не приспосабливаюсь к его размеру, но не сейчас. Мне это нравится.

С каждым толчком он погружается все глубже, полностью наполняя меня, заставляя задыхаться перед следующим вздохом. Его мышцы тверды под моими ладонями, напряжены от напряжения. Он настолько больше меня, что я чувствую себя защищенным, даже если поблизости нет какой-либо угрозы.

Хоть мне и не нужна его защита.

Странно, что я никогда не чувствовал угрозы с его стороны. Даже не в начале.

Я цепляюсь за шею Рафаэля, когда он входит в меня, глядя в его знойные глаза.

— Сегодня на тебе не будет ничего, кроме моей рубашки—, — хрюкает он, продолжая безжалостно врезаться в меня, приближая меня к краю каждый раз, когда он попадает в мою точку G.

Несмотря на то, что ванна огромная, я не думаю, что она предназначалась для такого использования. Он раскачивается влево и вправо от нашего бешеного шага, вода переливается через край и заливает плитку.

— Ты понимаешь, Василиса?

— Да!–

Воздух вырывается из меня короткими, дрожащими вздохами, в то время как моя киска спазмируется вокруг его члена. Мой разум весь в каше. Ушел. Несуществующий. Еще один мощный удар, и я уничтожен. Запрокинув голову, я кричу от удовольствия, в тот момент, когда рев Рафаэля гремит по комнате, и мы оба впадаем в восторг.

— Серый или черный? — Я поднимаю перед собой две вешалки.

— Серый. — Рафаэль кивает на рубашку в моей левой руке. Это то, которое я носил, когда он повел меня за покупками в Альбини. Его любимое.

— Разрешено ли мне носить нижнее белье? Ты сказал только рубашку.

— Можно обойтись и без этого. Я изгнал всех мужчин за стены дома. Он открывает ящик тумбочки и начинает доставать бархатные шкатулки для драгоценностей. Через минуту он приближается, держа в руках ожерелье из серых бриллиантов и золота. — Ты наденешь это для меня сегодня?–

Я ухмыляюсь и поворачиваюсь к зеркалу.

Рафаэль подходит ко мне сзади и отбрасывает мои волосы. — Как ты это получил? — спрашивает он, надевая ожерелье мне на шею.

— Что?–

— Вот этот маленький шрам. Его палец касается кожи ниже моей лопатки.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять, о чем он говорит. — На самом деле я не помню. Я знаю только то, что сказала мне мама.

— Что случилось?–

— Я был в торговом центре с ней и папой. Мама собиралась купить платье для какого-то мероприятия. Видимо, я ускользнула от них и побежала в сторону ювелирного магазина, потому что мне нравилось смотреть на хрустальные розы и другие блестящие штучки на витрине.

Палец Рафаэля замер на моей спине.

— Произошёл какой-то взрыв. Внутри магазина, — продолжаю я. — Какой-то парень схватил меня прямо перед тем, как это произошло. Он спас мне жизнь.

— Сколько тебе было лет? — спрашивает Рафаэль, продолжая поглаживать мою кожу. Его голос звучит странно. Напряженно как-то.

— Мне было три. И мы так и не узнали, что случилось с человеком, который меня спас. Папа сказал, что пытался найти его, когда все уладилось, но безуспешно. Парня отвезли в другую больницу, а не в ту, где мы оказались, а после он просто исчез. Единственное, что папа знал об этом человеке, это то, что он албанец.

— Ой? — Рафаэль прижимает губы прямо к отметине, затем продолжает поглаживать мой шрам.

— Да, у него была албанская татуировка. Папа это понял. Я поворачиваюсь к нему лицом. Волосы Рафаэля мокрые, и некоторые его чернильно-темные пряди упали вперед. Я поднимаю руку, чтобы отвести их назад, но мои пальцы тянутся к его лицу, прослеживая жесткие контуры его черт. — Знаешь, мне бы хотелось знать, кто он такой, — говорю я шепотом.

Уголки глаз Рафаэля слегка сморщиваются. — Почему?–

— Я обязан ему жизнью. Там, откуда я родом, это самый большой долг. Я улыбаюсь. — Ты как никто другой должен понимать важность долгов, Рафаэль.

Он наклоняется и проводит костяшками пальцев по моему подбородку.

— Это был просто кисмет. Правильное время. Нужное место. Ваш албанский парень, наверное, давно об этом забыл. Вы ему не в долгу. Его пальцы схватили меня за подбородок, запрокидывая голову для поцелуя. — Ты еще где-нибудь пострадал?

— Неа. Только этот порез. Все говорили, что это чудо.

— Хороший. — Он кивает и притягивает меня ближе. — Как насчет того, чтобы я сейчас поработал над тем, чтобы вызвать у тебя еще одну — нормальную физическую реакцию—?–

— Уже два часа ночи, черт возьми, — ворчит Гвидо, садясь в шезлонг рядом с моим. — Я думал, ты наверху.

— Не могу заснуть. Мои глаза устремлены на темный горизонт, пока я делаю глоток вина.

— Ну, тебе стоит попробовать, потому что в ближайшие дни у нас может не получиться такой возможности. Мне сообщили, что Калоджеро тайно мобилизует своих людей. Наклонившись вперед, он упирается локтями в колени и тяжело вздыхает. — Я надеялся, что до этого не дойдет.

— Мы знали, что Калоджеро примет ответные меры после того, как мы уничтожим его инвестиции. Он попытается ударить нас так, чтобы остальные члены Семьи об этом не узнали. Десять мужчин, пятнадцать максимум, которые будут держать язык за зубами.

— Ты собираешься его убить?

— Да.–

— Другие члены Коза Ностры казнят тебя, Рафаэль. Ты не можешь убить чертового дона и уйти от наказания!–

— Я почти уверен, что уже сделал это.

— Это было другое! Никто, кроме Калоджеро, не знал, что это вы казнили Манкузо.

— Лояльность и уважение являются ключевыми столпами кредо Коза Ностры, Гвидо. Если участник идет против своего слова, он теряет лицо, а вместе с ним и уважение, которое он имеет. Но если дон нарушит свое слово, это повлияет на всю семью. Ущерб их репутации абсолютен. Ранее я связался со стариком Бьяджи и выразил глубокую обеспокоенность тем, как Семья может относиться к своему лидеру после того, как узнала, что он нарушил данное мне слово. Мы пришли к выводу, что всем — мне и сицилийской Коза Ностре — будет полезно не допустить, чтобы этот позор вышел на свет божий.

— Что это значит?–

— Это значит, что если я решу облегчить их дону существование, Семья отвернется. Так что, согласитесь, любую проблему можно решить, если знать, на какие кнопки нажимать.

— Он наш крестный отец, Рафаэль.

— И это единственная причина, по которой я позволяю ему жить так долго, — огрызаюсь я и допиваю остатки вина. — Но он израсходовал весь свой кредит.

— Рафаэль…–

— Я звонил ему. Примерно через месяц после того, как мы приехали в Штаты. Я позвонил нашему дорогому Кумпари и попросил его взять тебя под свою защиту. Я встречаюсь с потрясенным взглядом Гвидо. — Он отказался.–

— Зачем ты это сделал?–

— Потому что я боялся, что ты умрешь с голоду, если останешься со мной.

— Я не знал, что это так плохо.

— Это было. Но мне удалось найти способ вытащить нас из этого.

— Присягнув на верность албанскому клану. Ты сделал это из-за меня.

Я ставлю стакан на стол и смотрю на пару скрещенных кинжалов со змеей, обвивающей лезвия, нанесенной чернилами на внутренней стороне моего левого предплечья. Тату окружает больше изображений, поэтому она не так заметна, как раньше. Тем не менее, тот, кто шел темными путями жизни, поймет, что это такое.

— Почему ты его не удалил? — спрашивает Гвидо, глядя на знак албанской банды на моей руке.

— Теперь это в прошлом—, — говорю я, внимательно изучая нарисованный рисунок. Я могла бы это скрыть, но мне не стыдно ни за что, что я сделала, чтобы накормить брата.

Я откидываюсь на спинку стула и устремляю взгляд на далекие рыбацкие лодки, разбросанные по морю. — Я позвоню Роману Петрову и скажу, что со мной его дочь.

— Что?! — Гвидо вскакивает со стула. — Ты с ума сошел?

— Неа. Я отправляю Василису обратно в Штаты.

— Почему? Не поймите меня неправильно, я с самого начала был против этой вашей безумной идеи, но…

— Я влюблен в нее, Гвидо.

Он смотрит на меня. — И ты отпускаешь ее? Это бессмысленно.–

— Ты знаешь. когда я был ребенком, я любил играть за маминым домом и ловить бабочек. Вокруг роз всегда порхал белый южный адмирал. Я пытался запечатлеть его несколько дней, абсолютно зациклившись на этой бедняжке, потому что хотел заполучить ее себе. Я часами проводил рядом с колючим цветочным кустом, делая все возможное, чтобы поймать существо, но оно всегда ускользало. Пока однажды я наконец не поймал это. Я положила его в банку с мармеладом и поставила у себя в комнате, возле кровати.

— Даже тогда решительный сукин сын. Гвидо фыркает.

— Он умер на следующий день. Может быть, я слишком сильно сжал его, когда поймал, или он просто не смог жить в чертовой банке. Когда я пошел за дом искать еще одного, его не было. Больше я никогда не видел там другого адмирала. Я наклоняю голову к небу и закрываю глаза. — Василиса напоминает мне ту бабочку. Я не могу заставить ее остаться со мной. Я думал, что смогу, но это было бы неправильно. Завтра вечером она возвращается в Чикаго.

— Завтра?–

— Пока Калоджеро планирует возмездие, я не могу рисковать подвергать ее жизнь опасности. Однажды я чуть не убил ее. Второго раза не будет.

— Какого черта ты несешь?–

— Ты веришь в судьбу, Гвидо?

— Судьба? Типа дерьма, которое должно было случиться? Он поднимает бровь. — Конечно, нет. Это просто чепуха для суеверных идиотов.

— Может быть. Возможно, нет. Помните мою последнюю работу у албанцев?–

— Как будто я когда-нибудь смогу забыть. Мне сказали, что ты, вероятно, не выживешь. Тот мясник, к которому тебя отвезли, едва сумел тебя сшить. Я надеюсь, что этот ребенок выжил, потому что ты чуть не погиб, играя героя.

— Она выжила. Я киваю. — Сейчас она спит наверху, в моей кровати.

Лицо моего брата бледнеет. Он падает на шезлонг и в шоке смотрит на меня. — Это. невозможно.–

— Ага. У судьбы странное чувство юмора.

— Василиса знает?

— Нет.–

— Ты должен сказать ей. Вы спасли ей жизнь. Чуть не умер из-за нее. Используйте любые средства, которые есть в вашем распоряжении, чтобы удержать ее. Даже Петров не стал бы возражать против ваших отношений. Вы знаете, как серьезно россияне относятся к долгу жизни.

— И она была привязана ко мне из-за какого-то чувства долга?–

— Почему это имеет значение? Вы ее любите. И ты хочешь, чтобы она была с тобой.

— Я думал, тебе не понравился мой маленький хакер.

Гвидо отводит взгляд. — То, как ты вел себя с тех пор, как она приехала сюда. Заставлять ее носить твою одежду, набирать посох, оставлять ей чертовы любовные записки по всему дому…

— Рисунки—, — отмечаю я. — Не любовные записки.

— Пожалуйста. Я не припомню, чтобы за последнее десятилетие видел тебя с чертовой ручкой. А ваш помощник назначал — свидания— для ваших встреч и дольше.

Я улыбаюсь. — Может быть, это все-таки любовные записки.

— И это! — Он показывает на меня пальцем. — Эта дурацкая ухмылка. Вы носили его уже несколько недель. Наши люди перепугались до чертиков и думают бог знает что.

— Почему?–

— Потому что у тебя ровно два выражения лица, Рафаэль — взволнованное и разъяренное. Ты никогда не улыбаешься.

— Люди меняются.–

— Да. — Он вздыхает и смотрит в сторону горизонта. — Против всего мира всегда были только ты и я. Я злился на нее, потому что боялся, что она тебя убьет. Я все еще есть. Петров взорвется, если вы скажете ему, что держите его дочь в заложниках.

— Вероятно. Я уверен, что он пошлет кого-нибудь пустить мне пулю между глаз, как только узнает. Я просто надеюсь, что это не Белов.

— Ага. Василиса никогда не простит тебе убийства ее драгоценного сумасшедшего дяди.

— Я знаю.–

— Не отпускай ее, Рафаэль. Заставь ее остаться. Предложите ей что-нибудь взамен.

— К сожалению, некоторые вещи можно получить только бесплатно. Я встаю и смотрю на брата. — Я отпускаю ее, потому что ей нужно сделать свой собственный выбор. Может быть, она решит вернуться ко мне. Возможно, нет. Но даже если она не вернется, она всегда будет моей и ничьей больше. Я позабочусь об этом.