Прекрасное чудовище

Глава 19

На следующий день

Сицилия: +7 часов Чикаго

Частная собственность, в 20 милях от Палермо

За три часа до вылета рейса из Чикаго.

Кровь течет по моей сжатой руке, ручейки падают на землю и рассеиваются по уже размокшей земле под моими ботинками. Гортанное бульканье вырывается из горла охранника, когда я поворачиваю нож, который воткнул ему в шею по рукоять. Его тело несколько раз дергается, затем постепенно замирает. Я отпускаю мертвеца, позволяя его телу упасть к моим ногам, где оно приземляется с громким стуком. Поскольку последние несколько часов шел дождь, большинство охранников укрылись под деревьями или внутри караульного помещения, что сделало задачу их убийства менее сложной.

Держась в тени и под прикрытием листвы, я обхожу дом, который был основной резиденцией сицилийского дона Коза Ностры, пока не замечаю еще одного из его людей. Парень опирается на угол здания, спрятавшись под небольшим навесом, его винтовка небрежно перекинута за спину. Длинный белый шнур тянется от телефона в его руке к наушнику, вставленному в его правое ухо. Я качаю головой. Морон слушает музыку во время дежурства.

Мокрая трава заглушает мои шаги, когда я подхожу к нему сзади и дергаю за шнур. Он вздрагивает, оборачивается, но я уже обмотал провод наушников ему на шею. Когда он начинает трястись, руки тянутся, чтобы освободить горло, я прижимаю его лицо к стене и крепче хватаюсь за шнур. Ему удается несколько раз слабо всхлипнуть, прежде чем отправиться на встречу со своим создателем.

На территории нет датчиков движения и видеонаблюдения. Только рабочая сила и довольно простая сигнализация у входной двери. Как и все самовлюбленные, чрезмерно самоуверенные мужчины, пришедшие к власти без особых усилий, мой крестный считает себя неприкасаемым. Очень скоро он узнает, насколько ошибочно это убеждение.

Мне требуется чуть больше получаса, чтобы разобраться с оставшимися двенадцатью охранниками. После этого я спокойно прогуливаюсь по зданию, пока не нахожу незапертое окно, которое послужит мне точкой входа. Проникнуть в местоположение цели значительно проще, если вы сначала сможете устранить детали безопасности. Если не считать двойного прослушивания в Германии пару месяцев назад, последнее убийство, с которым я справился сам, произошло более десяти лет назад, и мне потребовалось почти четыре часа, чтобы проникнуть в охраняемый дом. Мне пришлось прокрасться мимо двадцати своих людей, чтобы достичь своей цели. Нелегкий подвиг, учитывая, что я изначально их всех тренировал. До сих пор Аллард время от времени вспоминает о своей работе в Бостоне, проклиная сукиного сына, которому удалось обойти его команду и насильно накормить цианидом парня, которого держат в подвале.

По сравнению с этим, пробраться в дом Калоджеро — это чертовски легкая прогулка. Я давно не был в этом доме, но планировку помню до сих пор. Я поднимаюсь по лестнице и направляюсь в главную спальню. Дойдя до предпоследней двери в левой части коридора, я отвинчиваю глушитель от пистолета и кладу его в карман. Нет смысла хранить что-либо в тайне, поскольку на территории не осталось никого в живых, кроме меня и моего кампари.

Дверь открывается беззвучно. Настенный телевизор в комнате показывает какой-то документальный фильм, его громкость приглушена, но экран проливает много света на кровать, где храпит мой крестный отец. Я опираюсь плечом на косяк и взвожу пистолет.

Глаза Калоджеро резко открываются.

— Буонасера, Кумпари.

Несколько вздохов он просто смотрит на меня, затем резко дергается вверх. Его рука тянется к тумбочке. Я целюсь в ящик и нажимаю на спусковой крючок. Кусочки дерева отлетают, хлипкая подставка опрокидывается и падает на пол, часть мусора оказывается в углу.

— Что ты хочешь? — Калоджеро хрипит, а на его волосах собираются капли пота. — Как ты сюда попал?

— Через окно кабинета. Тот, который вы всегда забываете запереть. А что касается того, чего я хочу. Я уверен, ты это уже знаешь.

— Даже ты не можешь быть таким смелым. Что бы сказала твоя мать, если бы увидела тебя сейчас? Как ты можешь убить человека, который держал тебя у жертвенника перед Богом, чтобы тот крестил тебя? Кто помог вам вырастить того человека, которым вы являетесь сегодня?–

— Не смей говорить о ней! — рычу я.

— Она знала правила, Рафаэль. Нарушение кодекса молчания означает смерть! Я ничего не мог сделать. Она это поняла. И она простила меня. Я видел это в ее глазах.

Я принимаю его, этого человека, которого когда-то почитал, ожидая хоть малейшего сожаления о том, что собираюсь сделать. Оно никогда не материализуется. Мужчина, который водил меня и Гвидо на рыбалку, когда мы были детьми, который показал мне, как менять покрышки на велосипеде, дал мне советы насчет девочек. он уже мертв. Для меня он умер в тот момент, когда увидел, как Манкузо приставил пистолет к голове моей матери и нажал на курок, и ничего не сделал. Тот мужчина, который предпочел Коза Ностру женщине, которую он когда-то клялся в любви.

— Я уверен, что она это сделала. Я поднимаю пистолет. — Но я никогда этого не сделаю.

Выстрел звучит как пушечный выстрел в тишине комнаты. Голова Калоджеро откидывается назад. Он падает на кровать, его глаза широко раскрыты и остекленели, а из дырочки в середине его брови хлынула алая струя.

Чикаго

За час до вылета рейса по расписанию

Я паркую машину перед свежепокрашенным двухэтажным домом дяди Сергея и выхожу. Я потратил три часа, прячась в своей комнате, пока ждал, пока папа наконец увязнет в своем кабинете, давая мне возможность незаметно выбраться из дома. Если я хочу успеть на самолет Рафаэля — а я хочу — я не могу уделить этому визиту больше десяти минут.

Справа раздается рев, когда две огромные черные собаки выворачивают из-за угла и бегут ко мне. Я делаю глубокий вдох и готовлюсь к удару. Секунду спустя на меня нападают лапы и теплые влажные языки.

— Иисус. Я забыл, какие вы большие ребята, — стону я. — Дядя Сергей! Мне нужна помощь здесь.

— Так так так. Разве это не мой любимый суетливый маленький кузен? — говорит мужской голос с крыльца.

Я поднимаю глаза и вижу Сашу, сына дяди Сергея, прислонившегося к дверному косяку. На нем только серые спортивные штаны, его частично разрисованная обнаженная грудь видна как на ладони.

— Я на год старше тебя, чмо! — Я смеюсь, пытаясь удержать собак от того, чтобы меня перевернули. — Помоги пожалуйста?–

— Бэмби! Флора! — он кричит. — Вниз. Сейчас!–

Собаки тут же отступают и падают задницами на землю, не сводя глаз с Саши.

— Нужно запретить дяде Сергею давать имена вашим собакам. Я смеюсь и бегу вверх по ступенькам в его объятия. — Я скучал по твоей уродливой морде.

— Мы тоже скучали по тебе. Заходите. У нас осталось немного еды. Мама приготовила свою знаменитую курицу и мексиканский рис. Кроме того, если ты останешься здесь, мне понадобится дробовик, чтобы отразить орду слюнявых людей, которые скоро начнут собираться.

Я улыбаюсь. На мне кое-что из красивой одежды Юлии, которую она дала мне одолжить, а не мои обычные мешковатые джинсы и бесформенные рубашки. Не могу дождаться, чтобы увидеть выражение лица Рафаэля, когда он увидит, как я спускаюсь по лестнице с самолета. Он будет удивлен. Я не сказал ему, что возвращаюсь.

— Я не могу остаться, — говорю я. — Я думал, ты уехал.

— Я сделал. Но ты знаешь, как моя мама нервничает каждый раз, когда папа выходит в поле. Поэтому я пришел составить ей компанию.

— И получить бесплатную еду?

— Да, это тоже. Он подмигивает. — Папа вернется где-то завтра. Можешь зайти к тому времени.

— Я. на самом деле сразу ухожу. Я еду в аэропорт. Я бросаю взгляд на часы. — У меня меньше часа, иначе самолет улетит без меня.

— Уход? Но ты только что вернулся. Куда собираешься?–

— Сицилия. — Я не могу сдержать усмешку.

— Ой. Какое совпадение. Папа сейчас там.

Я останавливаюсь как вкопанный. — Дядя Сергей на Сицилии?

— Ага. Роману нужно было, чтобы он оттрахал там какого-то придурка. Он улетел вчера.

Мои ноги почти подгибаются подо мной. Меня охватывает паника, и ужас окутывает меня с головы до ног. Я практически чувствую крепкое сжатие руки судьбы на своей шее. Сжимание. Сжимание. Я не могу дышать.

— Вася? Ты в порядке?–

Я разворачиваюсь и выбегаю из дома прямо к машине. Не обращая внимания на звонки Саши вслед за мной, я, запуская двигатель, хватаю телефон и набираю номер Рафаэля. Звонит. И кольца. Я пытаюсь еще дважды, но он не отвечает.

— Дерьмо! — Я выезжаю на дорогу, ведущую к шоссе, которое в конечном итоге приведет меня к частному аэродрому, и продолжаю звонить Рафаэлю. Нет ответа.

Затем я набираю номер папы. Вызов поступает непосредственно на голосовую почту.

— О Боже, — задыхаюсь я, затем набираю номер заново. Голосовая почта снова.

Мой взгляд метается между телефоном и дорогой передо мной. Я не смогу попасть на этот самолет, пока мне не удастся связаться с Рафаэлем и предупредить его. Или заставить моего отца отозвать дядю Сергея. Ебать. Ебать. Ебать! Я резко поворачиваю руль влево, разворачиваюсь, нажимаю на педаль газа и направляюсь к дому, а не к ожидающему самолету.

Проходят минуты. Пять. Десять. Полчаса. Я продолжаю набирать номер, переключаясь между номерами Рафаэля и папы. Нет ответа. Голосовая почта. Нет ответа. Голосовая почта. Я открываю список контактов и пролистываю его в поисках Гвидо, но не могу его найти!

— Ебать! — Я кричу и возобновляю поиск с начала списка. Когда я наконец нахожу его имя, я нажимаю — Набрать номер— и включаю громкую связь.

Пожалуйста. Пожалуйста, возьмите трубку!

— Василиса?

— Мой отец послал киллера за Рафаэлем! — Я плачу. — Ты должен его предупредить!

Тишина. Вторая секунда кажется целой жизнью. — Кого он послал?

— Мой дядя. Сергей Белов.

— Дерьмо, — шепчет Гвидо.

Линия отключается.

— Гвидо? Ебать. — Я снова звоню Рафаэлю. Ничего.

Следующим я набрал номер мамы. Она отвечает с первого звонка.

— Он послал дядю Сергея убить Рафаэля! — Я кричу в трубку.

— Что? ВОЗ?–

— Папа! Я звоню Рафаэлю, но не могу с ним связаться. А папина линия переходит прямо на голосовую почту.

— Он в своем офисе. Я направляюсь туда. Я слышу хлопок двери и торопливые шаги бегущих ног. — Ты должна была сказать Роману, Василиса. Если бы вы сказали ему правду, он бы никогда не послал Сергея. Твой отец считает, что мужчина держал тебя против твоей воли и причинил тебе боль. А поскольку ты не сообщил отцу никаких подробностей, он предположил самое худшее.

— Я не хотел ему говорить, потому что боялся, что он сделает именно это!–

— Позвони Сергею—, — говорит она сквозь частое и поверхностное дыхание. — Скажи ему, чтобы он оставался на месте.

— Ты знаешь, что он не будет, — хнычу я. Мой дядя принимает заказы только от пахана. Я мог плакать и умолять, а он все равно выполнял то, что ему приказали. Он не откажется, пока мой отец не отменит приказ. — Я в десяти минутах отсюда. Пожалуйста, мама! Убеди папу отозвать дядю Сергея!–

— Я сделаю это, детка. Не волнуйся.–

— Что значит, он отменил поставку? — рычу я в трубку.

— Я говорю довольно ясно, не так ли? Николай отвечает.

Мне потребовались годы, чтобы найти кого-то, кто мог бы достойно заменить Антона на посту бригадира, курирующего ряды наших бойцов. Управление пехотой Братвы сродни управлению стадом маниакальных гиен. Они не будут выполнять приказы от кого попало. Но даже когда они это делают, многие часто чувствуют себя свободными по-своему интерпретировать, как следует выполнять приказы. Чтобы держать всех в узде и не сходить с ума при этом, ответственный человек должен либо обладать чрезвычайно спокойным поведением и методично применять свои полномочия, либо быть человеком, который сам по сути сумасшедший. Николай Левин принадлежит ко второму типу. Большую часть времени я не уверен, стоит ли мне продвигать неуважительного ублюдка или просто свернуть ему шею. Этот сумасшедший получил за меня пулю два года назад, так что, думаю, у меня есть к нему слабость.

— Следи за своим языком, — лаю я. — И объясни.

— Мы прибыли на границу, как и планировали, только для того, чтобы один из людей Рамиреса передал нам сообщение о том, что эта предательская сволочь нашла другого покупателя. Я пытался дозвониться до Белова, но он не отвечает на звонки.

— Мой брат сейчас занимается другим вопросом. У тебя еще есть парень Рамиреса?

— Да.–

— Сломай ему ноги, — выплевываю я. — Заставь его говорить. Я хочу знать, кому досталось то, что должно было принадлежать мне.

— Уже сделал. Это был Артем Волошин. Он предложил Рамиресу скидку в сорок процентов.

Чертовы украинцы. Я думал, что мне надоело иметь дело с этими придурками два десятилетия назад.

— Это еще не все—, — продолжает Николай. — Один из моих ребят поймал дилера Артема в Вест-Тауне на прошлой неделе.

— И ты говоришь мне это только сейчас?

Дверь моего кабинета внезапно распахивается, и внутрь врывается моя жена, покрасневшая и тяжело дышащая, как будто она бежала сюда с головокружительной скоростью.

— Что вы наделали? — задыхается она, ее глаза растеряны и горят.

— Я тебе перезвоню. — Я бросаю телефон на стол и поднимаю руки вверх, защищаясь. — Что бы это ни было, это был не я. Клянусь, малыш.

Я понятия не имею, что могло так ее расстроить, но я знаю, что это не может быть что-то, что я сделал. Я бы предпочел отрубить себе руки. И ноги. Перережь себе горло. Мне придется обдумать правильный порядок, но настроение останется прежним.

— Вы послали Сергея убить сицилианца Васи!–

Ой. Ну, думаю, это был я. — Этот придурок не ее. Де Санти — киллер, который похитил и держал нашу дочь в заложниках более двух месяцев. Ты на самом деле не ожидал, что я отпущу это?

Нина мчится через комнату. — Пожалуйста, Роман. Тебе нужно позвонить Сергею и сказать ему, чтобы он прервался.

— Точно нет.–

— Василиса в него влюблена, котик. Схватив мою рубашку в горсть, она практически тыкается носом в мой. — Вы отзываете Сергея. Сейчас!–

— Что? Нет, она не может в него влюбиться.

— Она планирует вернуться на Сицилию! — Нина кричит мне в лицо, тряся меня. — Я пытался убедить ее сказать тебе правду, но она боялась, что ты поступишь именно так!–

Я смотрю на жену, пока внутри меня бушует огненная буря. Моя малышка не может влюбиться в проклятого Де Санти, не так ли? Я уже организовал ужин, пригласил своего бухгалтера и сказал ему, чтобы он привел с собой сына. Мальчик работает в отделе делопроизводства дома престарелых. Хороший, надежный парень. Ровесник Василисы. Не гребаный наемный убийца, живущий на другом континенте.

— Нина, детка, она просто в замешательстве.

— Она ни черта не запуталась! Она любит его! — Моя милая маленькая женушка теперь ревет так громко, что я боюсь, что окна могут разбиться. — Вы не можете этого сделать! Ее отец не может убить человека, которого она любит! Это уничтожит ее, Роман! И это уничтожит тебя!–

— Вася заслуживает хорошего человека. Кто-то, кто будет охранять ее.

— Разве ты не понимаешь? Она не хочет хорошего. Она хочет его. И он все это время защищал ее. Даже когда ты не мог.

Я хмурю брови. — О чем ты говоришь?–

— Торговый центр. Взрыв двадцать лет назад. Рафаэль Де Санти — человек, который спас жизнь нашей дочери!–

Это. это невозможно. Но. Ох блин. Как бы мне ни хотелось опровергнуть слова Нины, я каким-то образом знаю, что это правда. С того момента, как я встретил Де Санти более десяти лет назад, я всегда задавался вопросом, что с ним случилось. Я так и не установил связи.

Вася.

Я вскакиваю со стула и хватаю телефон.

Стрелка спидометра зависла над отметкой в ​​сто миль в час. Я сильнее нажимаю на педаль газа, лавируя между другими машинами на дороге. Сейчас пять минут седьмого. Самолет Рафаэля только что взлетел. Без меня. Не имеет значения, я полечу первым коммерческим рейсом, на который смогу попасть, как только узнаю, что человек, которого я люблю, в безопасности. Еще есть время. Мой дядя предпочитает работать по ночам. Я делаю успокаивающий вдох, но воздух внезапно попадает в мои легкие, и я почти врезаюсь в идущую впереди машину.

Разница во времени. Я забыл про чертову разницу во времени! Сицилия опережает Чикаго на семь часов. Там сейчас два часа ночи. Нет нет нет!

Уличный фонарь передо мной становится красным. Я сильнее нажал на газ. С боковой дороги приближается пикап, и я едва его не замечаю, пролетая через перекресток. Наш район находится всего в миле отсюда. Я снова звоню Рафаэлю. И опять.

Нет ответа.

Нажимая на тормоза на подъездной дороге, меня так трясет, что я едва могу открыть дверь машины. Я не закрываю ее, просто бегу, поднимаясь по каменным ступеням к входной двери по две за раз.

Дверь папиного кабинета приоткрыта. Я захожу внутрь и смотрю на отца. Слова застряли в моем сдавленном горле. Папа стоит рядом со своим столом, прижав телефон к уху. Мама стоит перед ним, сжимая его рубашку.

— Сергей. Глубокий голос моего отца нарушает тишину. — Прервать.

С моих губ срывается сдавленный звук облегчения. Я откидываюсь спиной к стене, потому что мои ноги готовы подкоситься. Мои глаза пристально смотрят в глаза отца. Он все еще держит телефон у уха. Мышцы его челюсти напряжены, а брови нахмурены.

— Мне он нужен, Сергей. Понимаешь? он лает и опускает трубку.

Я даже не дышу, ожидая, что великий Роман Петров скажет что-нибудь.

— Папа? — Я хнычу.

Мой отец глубоко вздыхает, опустив глаза. Избегая смотреть на меня.

на 15 минут раньше

Мой телефон звонит, как только я снова включаю его и как раз в тот момент, когда я тянусь к входной двери. Имя пилота загорается на экране. Я смотрю на свои наручные часы. Пять минут второго.

— Мы готовы к взлету, босс.

— Хорошо. — Я киваю, хотя он меня не видит, затем жду. Я не могу заставить себя попросить подтверждения того, что я уже знаю.

— Она не пришла. Мне очень жаль, босс.

Засунув телефон обратно в штаны, я направляюсь на кухню. Мои шаги звучат глухо в огромном пространстве, отражаясь эхом от стен, этот звук жуткий в темноте дома. Я не зажигаю лампы, пересекая комнату. Лунный свет освещает мне путь к холодильнику.

Некоторые говорят, что пить красное вино холодным, а не комнатной температуры — кощунство. Мне всегда казалось, что такой вкус довольно пресный. Взяв из холодильника стакан на ножке, а затем бутылку, я прохожу через гостиную и останавливаюсь на пороге террасы. Сколько раз я заставлял этих рабочих красить эти французские двери? Четыре? Пять? Ребята, конечно, наделали при этом много шума. Как я им приказал. Все для того, чтобы моя веспетта могла чувствовать себя как дома.

Забавно, как я провел более двадцати лет, зарабатывая кучу денег, строя свою империю. Все время я был убежден, что это принесет мне счастье. Слишком поздно я понял, что все это было не чем иным, как пылью на ветру. Все мое богатство не могло помочь мне достичь того, чего я хочу больше всего. Любовь Василисы. Точно так же, как ни одно из дорогих украшений, которые я ей подарил, никогда не вызывало улыбки на ее лице, в отличие от глупых рисунков, которые я для нее нарисовал. И вот я на вершине своего успеха, владею очень многими вещами. Но не обладая ничем ценным.

Теплый ветер дует мне в лицо, когда я выхожу на террасу и сажусь на шезлонг в дальнем конце. Крошечные огни далеких рыбацких лодок разбросаны по темной глади моря, мерцая на волнах. Я наливаю себе бокал вина и наблюдаю за ними.

— Становишься безрассудным в старости, Де Санти? — говорит мужской голос из тени слева от меня.

— Похоже на то. Я откидываюсь назад и делаю глоток вина. — Был долгое время. Как жизнь, Белов?

— На самом деле все было вполне нормально. Пока какой-то ублюдок не решил похитить мою племянницу. Он выходит из темноты и опирается спиной на перила, скрещивая руки на груди. Сияние луны отражается от пистолета, который он держит.

— Итак, пахан приказал тебе решить за него эту проблему, не так ли?

— Я бы сделал это, даже если бы он этого не сделал—, — огрызается он. — Какого черта, Рафаэль? Мы сотрудничаем уже много лет. Это была своего рода расплата? И если да, то для чего?–

— Это не так.

— И что? Вас кто-то нанял для этого? По какой цене? Дерьмо. Если бы ты позвонил Роману, когда получил контракт, он бы заплатил тебе двойную цену только за то, чтобы ты немедленно отправил ее обратно.

— Мне сказали, что не все вещи имеют цену. Теперь я убежден, что это правда. Я киваю в сторону пистолета в его руке. — Не стесняйтесь делать то, ради чего вы пришли сюда.

— Что, ты будешь просто сидеть и позволять мне убить тебя?

— Таков план.

— Почему?–

— Потому что альтернативный исход этой встречи — я убью тебя, Белов. И, к сожалению, я не могу этого сделать.

Мой взгляд скользит по маршруту, который мы с Василисой прошли, когда провели день на моей яхте, все время чувствуя на себе взгляд русского. Он, наверное, думает, что я блефую, и ожидает, что я в любую секунду вытащу оружие. Если бы на его месте был кто-нибудь другой, мститель Петрова был бы уже мертв. Но Василиса обожает своего дядю. И я никогда не смогу убить того, кого она любит.

— Ты собираешься провести всю ночь, просто глядя на меня? Я спрашиваю.

Белов смеется. — Знаешь, я мог бы поклясться, что ты один из здравомыслящих.

— Боюсь, приобретенное безумие — один из худших видов. Если вы его подхватите, лечения уже не будет. Я встречаюсь с ним взглядом и выплескиваю остатки вина. — Позаботьтесь о ней.

Он поднимает пистолет, целясь мне в грудь. — Я буду.–

В ночи раздается выстрел.

Пуля пронзает мою плоть; ударные волны расходятся по всему моему телу. Боль разрывает мои внутренности, поджигая каждое нервное окончание. Если бы кто-то воткнул мне в грудину перегретый стержень, скручивая его при этом, я думаю, это было бы именно так.

Где-то рядом вдруг звучат ноты знакомой песни. Я почти смеюсь, когда узнаю — Гангстерский рай. Музыка становится громче, когда Белов лезет в карман и достает телефон, прижимая его к уху. Не обращая внимания на то, что его прервали, он поднимает пистолет и целится мне в голову.

Я вижу, как шевелятся губы Белова, когда он разговаривает с тем, кто его зовет, но теперь все звуки приглушаются, остается только тихое бормотание. Становится все труднее дышать. Свет лодок намного более размыт. Я закрываю глаза и позволяю тьме забрать меня. Но на пороге мимолетная мысль вторгается в мой разум.

Мне следовало засунуть одну из своих рубашек ей в рюкзак.