Преследуя судьбу

Тринадцатая глава. Кейт

— Как ты мог не знать, что Джон Крайер снимался в «Милашка в розовом»?

Ной идет рядом со мной, рожок мороженого в руке, пожимает плечами. Я сомневаюсь в его выборе вкуса — мятный шоколад. С таким же успехом он мог бы есть зубную пасту.

— Парень из «Два с половиной человека»?

— Да, парень из «Два с половиной человека», — повторяю я, идя рядом с ним и потакая своему собственному вкусу мороженого с маслом пекан. Если американцы что-то и делают хорошо, так это свое мороженое, — Он играл Даки.

— Это типа какой-то романтический фильм?

Я останавливаюсь на пол пути, дергаю его назад к себе, отчего его мороженое чуть не опрокидывается. Раздраженный, он делает балансировку, прежде чем выразить раздраженный взгляд.

— Просто для ясности, — заявляю я, увлеченная темой, которую мы обсуждаем, — Ты хочешь сказать, что никогда не слышал о фильме «Милашка в розовом»?

Он снова пожимает плечами, не обращая внимания на серьезный характер нашего разговора. Наблюдая за ним, я просто поражаюсь. Наблюдать за тем, как он ведет себя подобным образом, не составляет никакого труда.

Конечно, он парень, но «Милашка в розовом» — это как обряд вступления во взрослую жизнь.

— В фильме есть слово «розовый», — жалуется он, нахмурив брови, — В «Крепком орешке» нет слова «розовый». Вот это отличный фильм.

— О, Ной, — вздыхаю, продолжая идти, покачивая головой, — Мне так многому нужно научить тебя, юный кузнечик.

Мы прогуливаемся по набережной, приветствуя морской бриз. Я был на пирсе Санта-Моники всего один раз, и мне очень понравилось. Он очень напоминает мне Брайтонский пирс, прибрежное место развлечений в Восточном Сассексе. Мои родители водили нас туда в детстве, и с этим связаны прекрасные воспоминания.

Пока мы прогуливаемся по пирсу, солнце начинает садиться, погружаясь в Тихий океан, который окружает нас. Вид потрясающий, он успокаивает и снимает напряжение, нарастающее во мне по мере того, как приближается время возвращения на Манхэттен.

Вдоль пирса расположены различные магазины, от закусочных до магазинов, торгующих безделушками и сувенирами. Мы уже побывали в старомодном магазине газировки, но, тем не менее, мне все равно нравится заглядывать в каждый магазин и смотреть, что они предлагают на продажу.

Несколько местных рыбаков крутятся у края, перебирая свои снасти в надежде поймать улов дня. Их не раздражает ни шум бегающих детей, ни крики, доносящиеся с окружающих нас аттракционов.

Мы направляемся к большому колесу обозрения под названием «Тихоокеанское колесо». Ной покупает нам два билета, и мы встаем в очередь за двумя другими посетителями. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз каталась на колесе обозрения, и новизна всего этого несколько забавляет меня.

— Тебе не терпится вернуться домой? — спрашивает Ной, прежде чем служитель открывает дверь вагона, чтобы пропустить нас вперед.

Мы сидим бок о бок, и я обхватываю его руку, чтобы защититься от морского бриза, бьющего по вагону. Прижиматься к нему удобно, и, в отличие от других мужчин, с которыми я была рядом, он никогда не заставляет меня чувствовать себя неловко, когда наши тела соприкасаются. Возможно, наши злоключения в ту первую ночь разрушили все напряжение между нами. Хотя, как это ни смешно, мы с Ноа никогда не чувствуем никакого напряжения — мы просто сливаемся.

Я поджала губы, глядя в океан и любуясь панорамными видами, когда мы начали подниматься: — Если это можно так назвать.

— Тебе не нравится Нью-Йорк?

Выпустив вздох, я задумалась над его вопросом. У Ноя есть странная манера читать мои мысли еще до того, как я произнесу хоть слово. В чем-то он очень похож на Чарли. Они оба очень интуитивны, или, возможно, мне просто слишком комфортно рядом с ними, и язык моего тела можно прочитать.

— Дом — это не Манхэттен…

— Тогда что? — спрашивает он, — Англия?

Я пожимаю плечами, пустота в моем ответе только порождает еще больше вопросов в моем бешено мчащемся сознании. Что плохого в том, чтобы быть кочевником? Возможно, мне не нужен дом. Моей целью в жизни может быть одинокое скитание по земле. Боже, могу ли я звучать еще более жалко и нездорово?

— Обязательно ли это должно быть место? — задаю я вопрос ему, — Что, если ты не знаешь, где находится дом, потому что это не физический пункт назначения?

Ной кивает с отстраненным взглядом. Как и меня, вид на океан притягивает к себе, как будто с каждым ударом волн о береговую линию смывается частичка нас самих.

— Итак, этот парень, Доминик, — Ной упоминает это имя с легкой неприязнью, — Если ты хочешь так его называть.

Я смеюсь, ударяя его по плечу, пытаясь разрядить свое настроение: — Ты думаешь, я выдумал имя? Это его настоящее имя.

— Ты влюблена в него.

— Я не… — заикаюсь, ненавидя слова «любовь» и «Доминик» в одном предложении, — Это не любовь, ясно? Да, я что-то чувствую, но я не «влюблена» в него, — использую воздушные кавычки, чтобы подчеркнуть это.

Вместо того чтобы говорить, Ной понимающе кивает головой — это его привычка, когда он либо пытается придумать что-то неуместное, либо ему вообще нечего сказать. Я смотрю на его профиль, любуясь острой линией челюсти. У него такое лицо, которое останавливает вас на месте — красивое и поразительное, как у легендарной кинозвезды.

— Итак, помоги мне. Соедини точки… ты не влюблена в него? — спрашивает Ной, приподнимая бровь, наблюдая за мной, — Но у тебя до сих пор нет ответа, и ты тоскуешь по нему?

— Тоскую по нему? — Я снова смеюсь, его выбор слова я мне забавным, — Кто ты? Даниэль Стил?

Его глаза сверкают, когда он тихонько хихикает, что делает его еще более красивым.

— Слушай, я провел эту неделю с кучей авторов романов, так что дай мне немного слабины. Я пытаюсь понять всю эту любовную историю.

Наш вагончик останавливается на вершине колеса обозрения. От открывающегося вида захватывает дух, побережье Калифорнии простирается на многие мили вдаль. Под нами луч яркого света освещает пирс, по которому прогуливаются толпы людей. Это совсем не похоже на Манхэттен. Открытое пространство позволяет мне на мгновение перевести дух, чтобы принять все это.

— Это прекрасно, — бормочу я, — Я чувствую себя такой…

— Удовлетворенной, — говорит Ной, а я крепче прижимаюсь к его боку, — Здесь, наверху, как будто совсем другой мир.

— Это действительно так, — шепчу я, вдыхая свежий воздух, — Итак, ты хочешь сказать, что Ной Мейсон никогда раньше не влюблялся?

Медленной и уверенной походкой, его обычная долгая пауза сопровождается тем, что он расслабляет плечи.

— Я не создан для того, чтобы влюбляться. Я просто хочу хорошо провести время.

Ной очень откровенен, и именно это делает нашу дружбу уникальной. В его присутствии я чувствую себя полноценной личностью без лжи, которую часто говорю, чтобы всем понравиться. Эрик замечательный, но его незрелость иногда становится для меня слишком большой проблемой. Мне нужен настоящий мужчина рядом со мной, а не обязательно тот, кого я должна трахнуть или за кого выйти замуж.

Несмотря на наши более близкие отношения, Лекс всегда будет моим наставником. Я полагаюсь на него в том, что он меня обучит, научит, как добиться успеха. У нас не только профессиональные отношения, но и личная дружба, которая складывалась годами. Даже если бы Чарли не было в кадре, он не из тех, с кем я бы сидела на диване и смотрела фильмы с огромной порцией попкорна. Однако в зале заседаний нет никого другого, с кем бы я предпочла быть вместе.

Но между нами с нос есть ощущения завершенности. Как будто я знаю его всю жизнь, хотя на самом деле прошло всего две недели.

— Откуда ты знаешь, что не создан для того, чтобы влюбляться, если ты никогда не влюблялся?

— Наверное, ты права, — соглашается он, выражение его лица безразлично, — Я не могу сказать, что это то, о чем я думаю. Как я уже сказал, я просто живу на своих условиях.

Я киваю, соглашаясь со всем. До Доминика я жила на своих условиях, а теперь я здесь, в тупике сожалений.

— Итак, вопрос… — я встаю в позу, перекатившись на бок, так что оказываюсь лицом к нему, — Почему ты согласился на пари в котором должен остепениться?

Ной поднимает брови, самодовольное выражение лица излучает превосходство, пока он опирается рукой на спинку кареты.

— Я не люблю проигрывать.

Я закатываю глаза, слегка шлепаю его по груди, отчего он хмурится.

— Чарли такая решительная. Она как реинкарнированный купидон, — говорю я ему, надеясь, что он понимает страсть Чарли к распространению любви в этом мире, — Если она думает, что сможет заставить тебя остепениться, родить детей, чтобы у нее были племянники или племянницы, она этого добьется.

— Продолжаем разговор о детях, — простонал Ной, — Я буду продолжать шараду, чтобы она думала, что я серьезно. Но не смей говорить ей обратное. Ты вообще в чьей команде?

Я издал протяжный вздох: — Ты проповедуешь тому, кто считает, что любовь — это огромный надутый шар, а отношения…

— Ненужны?

— Проблемы.

Колесо обозрения снова начинает двигаться, пока, наконец, наш вагончик не оказывается на уровне земли, и нам пора спрыгивать.

Мы заходим в зал игровых автоматов, чтобы скоротать время за старыми любимыми играми, пока мы смеемся над нашими соревновательными тенденциями. Ной не относится ко мне по-другому, потому что я женщина, а его соревновательная жилка хочет, чтобы я хоть раз доказала, что он не прав. Мы спорили, заблудившись в мире Pac-Man, сражались друг с другом в пинбол, а потом я бросила ему вызов в танцевальной революции. Сначала он спорил и говорил, что у него нет ни единого шанса, но после того, как я назвала его неудачником, он сдался и выиграл это чертово соревнование. Этот парень умеет танцевать.

— Значит, ты можешь двигаться. Большое дело, — жалуюсь я.

— Ты такая больная неудачница, — злорадствует он, тыча пальцем в мои ребра, — Как раз когда я думал, что ты несокрушима, я тебя сломал.

Переведя дух, мы покидаем зал игровых автоматов и выходим на улицу. Я быстро проверяю свой телефон, отмечая время. Поскольку рейс рано утром, мне уже пора уходить, если я хочу хоть немного поспать.

— Я, наверное, пойду, — говорю я Ною.

— Вау, я знал, что ты конкурентоспособна, но теперь ты бросаешь меня, потому что проиграла?

С широкой ухмылкой, не в силах скрыть свои истинные чувства, я толкаю его к краю пирса, пытаясь напугать его.

— Не будь таким самоуверенным. Я вернусь, и твоя задница — моя цель.

— Ты думаешь, что ты такая модная со своими британскими разговорами о заднице, — насмехается он, делая акцент, чтобы подражать мне, — Я жду тебя здесь. Я брошу тебе вызов, но я уверен, что твои ноги за мной не поспеют.

— Эй, — кричу я, не обращая внимания на окружающих нас людей, — Должна заметить, что я достаточно много тренируюсь. Может быть, это твой большой рот отвлекает меня от занятий.

— О да, именно так, — Ной хмыкнул.

Я переплетаю свою руку с его, когда мы идем к концу пирса, чтобы в последний раз взглянуть на вид. Несмотря на то, что я не проводила много времени на пляжах, прожив на материке большую часть своего детства и юной «взрослой жизни», вид океана всегда вызывает в моей голове утешительные мысли. Он обновляет мою душу, мои ценности, и, стоя здесь с Ноем, это становится еще более очевидным.

Последние две недели были именно тем, что мне было нужно. Чарли права. Окружение семьи и друзей избавляет от одиночества, которое окружает меня на Манхэттене. Я постепенно обрела частичку себя, научилась не воспринимать все так серьезно, и каким-то образом пребывание с Ноем возвращает мне уверенность в себе.

Я уехала из Нью-Йорка с неуверенностью в том, кто я есть на самом деле, но будь я проклята, если вернусь той же женщиной.

Ной кладет руки мне на плечи, расслабляя меня с широкой ухмылкой на лице. Невероятно легко понять, как женщины падают к его ногам. Этот высокомерный ублюдок чертовски красив. Но в глубине души комфорт, который он мне дарит, — это больше, чем я могла бы попросить у человека, который, по идее, должен был просто подцепить.

— Почему ты так улыбаешься? — спрашиваю я, проводя языком по зубам, — У меня в зубах застряла еда? На меня нагадила птица? Я знала, что эти чертовы чайки меня достанут.

Он качает головой, поджав губы: — С тобой все будет в порядке.

— А?

— С тобой все будет хорошо, — повторяет он, не отрывая от меня взгляда, — Ты вернешься, станешь яростным боссом, которым ты была рождена быть. И тогда все будет хорошо. Он тебе не нужен, и у тебя все будет хорошо.

Я пристально смотрю ему в глаза, ища хоть какой-то довод в его словах: — Откуда ты знаешь?

— Потому что я знаю.

Ной придвигается ближе. Наклонившись, он целует меня в лоб, задерживаясь, пока реальность начинает проникать в меня. Этот простой жест, наполненный лишь чистой верой, дает мне уверенность, необходимую для того, чтобы снова привести в порядок голову и сердце. Есть все причины, почему я должна быть в порядке, и только одна причина, почему я не должна.

Хорошее перевешивает плохое.

Отстранившись, мои плечи наконец-то расслабляются, и волна спокойствия успокаивает мое встревоженное сердце. С невесомым взглядом я тянусь вверх, чтобы провести пальцем по его щеке в дружеском жесте.

— Я лучше пойду. Я напишу тебе завтра, чтобы пожаловаться на свой полет и напомнить, чтобы я спросила у тебя, как именно ты подцепил стюардессу.

Ной наклоняет голову, на лице его появляется улыбка, прежде чем его глаза снова встречаются с моими: — Джентльмен никогда не рассказывает свои тайны.

Я еще раз касаюсь его руки, прежде чем повернуться и направиться обратно к машине. Он упоминает, что вернется домой, и я смогу вернуть арендованную машину в аэропорт завтра утром.

Когда я начинаю удаляться от него, он еще раз зовет меня по имени. Я оборачиваюсь, и все еще там, где он стоит, прислонившись спиной к океану, он складывает руки со своей фирменной ухмылкой.

— Не надо в меня влюбляться. Помнишь кодекс брата? Мы не занимаемся любовью.

Я склоняю голову, не в силах скрыть улыбку, украшающую мое лицо: — Я вроде как новичок в этом братском кодексе, но я обещаю не влюбляться в парня с головой.

Ной покачал головой, издав смешок: — Пока, Кейт… ты сумасшедшая птица.

— Вот видишь, — киваю я, ухмыляясь в ответ, — Ты уже становишься британцем.